Архангельские реставраторы спасли ещё один экспонат ушедшей эпохи

В прошлый раз мы заглянули в мастерскую художника-реставратора керамики Татьяны Сидоровой. Сегодня нам удалось увидеть процесс реставрации карандашного рисунка 1945 года.

Остались в сервере памяти

По второму этажу филиала разносится шум — это художник-реставратор графики Екатерина Михайлова готовит бумажную смесь в блендере. Добавляя немного серого, затем чуть‑чуть жёлтого цвета в ёмкость, она подбирает нужный оттенок бумаги для восполнения утраченных фрагментов старинных документов. Потрёпанные жизнью, разорванные на части, с ветхими краями, они лежат на столах в ожидании, когда их «подлечат»: очистят от пыли и грязи, промоют и укрепят.

Казалось бы, бумажный век короткий, и у таких предметов меньше шансов сохраниться, чем, скажем, у глиняной посуды или деревянной скульптуры и мебели. Но оказывается, старинная тряпичная бумага, сделанная вручную, поддаётся реставрации гораздо лучше, чем бумага из древесной массы, произведённая в 30–40 годы ХХ века. Помимо того что она гораздо крепче, к ней ещё и приятно прикасаться.

Екатерина показывает ещё один рисунок — старинный план постройки каменной церкви, разорванный на четыре части, и карандашный рисунок Алексея Яковлевича Румянцева 1938 года. Она отмечает, что каждый из этих предметов требует индивидуального подхода и по‑своему отзовётся на реставрационные процессы.

Внимание привлекает старинное свидетельство 1877 года, подписанное министром внутренних дел. Фамилию высокого чиновника уже не разобрать, но зато можно прочитать то, что он написал крупным размашистым почерком: «На основании Высочайшего Повеления 30 января 1897 года выдано сие свидетельство дворянину Петру Сергеевичу Шепелеву в том, что ему пожалована Высочайше учреждённая за труды по первой всеобщей переписи населения 1897 года тёмнобронзовая медаль, для ношения на груди, на ленте из государственных цветов. Апреля 23‑го дня 1897 года».

Другое свидетельство 1916 года гласит: «Каргопольское Уездное Отделение Олонецкого Епархиального Училищного Совета сим удостоверяет, что Монастырских Иван Семёнов, сын крестьянина Усачёвской волости Устьволгского общества деревни Ерзауловской, родившийся сентября 20 дня 1902 г., вероисповедания Православного, успешно окончил четырёхгодичный курс учения в Устьволгской одноклассной церковно-приходской школе. Г. Каргополь. 1916 г. Июня 30 дня». Перед нами два документа, благодаря которым мы можем представить маленькие, но значимые эпизоды из жизни двух разных людей. Смахнув вековую пыль, реставратор запишет информацию о них на сервер памяти человечества.

На рисунке горит АЛТИ

В руках Екатерины — еще один карандашный рисунок Алексея Яковлевича Румянцева, 1945 года. На потемневшей от времени бумаге изображён пожар АЛТИ. На фоне полуразрушенного горящего главного корпуса возвышается памятник М. В. Ломоносову.

Несколько жирных пятен внизу листа смогли устоять даже против химии. Верхний левый край рисунка оторван: его судьба неизвестна. Задача художника-реставратора — восполнить утраченный фрагмент. После механической и химической очистки Екатерина опускает рисунок в ванночку с дистиллированной водой. Это необходимо, чтобы промыть «предмет» от реагентов и выровнять уровень рН бумаги. Становится страшно, что от воздействия воды бумага начнёт расползаться, а «картинка» исчезнет. Но реставратор меня успокаивает: карандашный рисунок — устойчивый. Вот если бы пришлось работать с чернилами или акварелью, тогда их нужно было бы предварительно закрепить.

После водной процедуры относим рисунок на световой стол. Это маленькая «операционная» художников-реставраторов. Лист бумаги сразу становится прозрачным: взгляду открываются самые маленькие точечные утраты. Перед подклейкой Екатерина осторожно «затачивает» скальпелем края бумаги, чтобы волокна лучше спрессовались с бумажной массой. Затем аккуратно проходится костяной лопаткой по местам сгибов.

Наступает ответственный момент «доливки» утраченного фрагмента. Для этого рисунок размещают на вакуумном столе. При включении он начинает работать, как будто в розетку включили сразу несколько мощных пылесосов. Екатерина потихоньку, по ложечке, доливает бумажную массу, похожую на клейкую кашицу. Процесс работы медленный: здесь торопиться нельзя. Время — важный союзник реставраторов. Они, как никто другой, умеют ждать и обладают королевским терпением: ведь предмет порой должен сохнуть несколько недель.

Вакуумный стол вытягивает из бумаги влагу, постепенно новая бумажная масса застывает. Екатерина проверяет, чтобы новый фрагмент не отличался по толщине от оригинального. При этом она продолжает опрыскивать лист из пульверизатора дистиллированной водой, чтобы он оставался чуть‑чуть влажным.

Снова перекладываем «пациента» на световой стол. Пора заняться подклейкой.

– Клей делаем из муки, — рассказывает Екатерина, — он не нанесёт вреда экспонату. Сгибы и разрывы проклеиваем специальной реставрационной «японской» бумагой, утрату дополнительно укрепляем тонкой, как сеточка, чарой. Дублировочный лист накладываем на рисунок, чтобы его укрепить.

Затем реставратор бережно укладывает карандашный рисунок на сукно и сверху укрывает его ещё одним таким же «одеялом». Теперь он отправляется под пресс. Завтра Екатерина поменяет влажное сукно на сухое. Рисунок будет сохнуть в течение четырёх недель. После этого реставратор аккуратно обрежет новый фрагмент бумаги и займётся любимым этапом работы — тонировкой.

– Екатерина, у нас у всех есть профессиональная деформация. Например, журналисты пристают к людям с вопросами, а вы замечаете, как профессия отразилась на вашей личности?

– Мне важен внешний вид книг, — признаётся художник-реставратор. — Когда я вижу, что сыну-школьнику достались учебники, подклеенные скотчем или синей изолентой, — для меня это нож в сердце. Если я взяла книги в библиотеке, то перед прочтением я их обязательно немного почищу и обеспылю. Это уже потребность и профессиональная привычка.

 Фото автора