2022 год — Год культурного наследия народов России. Мы решили посмотреть, кто и как помогает сохранить экспонаты из коллекций музеев и музейных фондов Архангельска и Архангельской области.
Архангельский
филиал Всероссийского художественного
научно-реставрационного центра имени
академика И. Э. Грабаря расположен в
самом центре города — в Банковском
переулке. Нам удалось заглянуть почти
в каждую мастерскую и увидеть, как
работают художники-реставраторы разных
направлений: тканей, графики, книг,
керамики, деревянной скульптуры, мебели.
Опыт, знания, мастерство специалистов
филиала точно так же бесценны, как те
уникальные предметы из фондов музеев,
с которыми они работают. Каждый из этих
людей достоин отдельного рассказа.
Все герои
разные, но многих объединяет любопытный
факт: по их словам, в профессию они пришли
случайно. Вот только случайных людей в
реставрационном деле не бывает.
Татьяна
Сидорова, прежде чем стать
художником-реставратором, получила
специальность «Живопись и резьба по
дереву», в юности работала на фабрике
деревянной игрушки, была помощником
художника Архангельского театра кукол,
затем окончила истфак и преподавала в
школе историю. Но при этом все время
чувствовала, что должна работать руками.
В филиал
Грабаря она пришла наудачу. В этот момент
оказалось, что центр испытывает острую
потребность в реставраторе керамики.
Ей дали шанс. Пока она училась у своего
научного руководителя в Москве, у нее
всё время возникало ощущение, что «руки
вспоминают то, что уже знали». Весь ее
предыдущий накопленный опыт стал
подготовкой к главному делу жизни. «Я
как будто нашла свое место и успокоилась»,
— говорит она. С той поры прошло почти
14 лет.
Отправляемся
в ее мастерскую. Здесь на столах в работе
стоят сразу несколько предметов. У
каждого из них своя история бытования.
Корчага «в пеленках»
Работая с пузатой корчагой из Вельского музея, Татьяна чувствует в руках тепло, будто та хранит в себе воспоминания о жаре деревенской печи и прикосновении других женских рук, которые замешивали в ней тесто и квашню. Коричневые бока горшка потемнели от сажи, жира и времени. Глиняный сосуд треснул, и рачительные хозяева заботливо «спеленали» его в бересту. «Горшки „в пеленках“ — характерный предмет для Вологодской области и Вельска», — отмечает реставратор. Горшок оборачивали горячей распаренной берестой. Высохнув, она стягивала глиняные стенки сосуда. После этого в него опять можно было наливать жидкие продукты, но чаще всего в отремонтированной посуде хранили муку, соль или сухофрукты.
По словам
реставратора, горшок хорошо пожил: даже
после ремонта им продолжали активно
пользоваться. Она показывает, как бортик
корчаги откололся уже с берестой. На
другом столе лежат почищенные от
органической грязи полоски бересты. По
следам, оставшимся на боках сосуда,
Татьяна аккуратно вернет их на место.
– Анализируя
характер повреждений — трещины, сколы
и утраты, — мы выяснили, что корчага
пострадала как снаружи, так и изнутри,
— отмечает она. Процедура удаления
загрязнений и укрепления займет не
менее двух месяцев. — Я не имею права
придавать предмету первоначальный вид.
Мы должны сохранить следы бытования,
чтобы научные сотрудники музеев смогли
поработать с этим предметом.
Словно в
благодарность о заботе, горшок преподнес
реставратору сюрприз. Очистив стенки
сосуда от грязи, она обнаружила клеймо
мастера. Корчага оказалась авторской!
Татьяна
рассказывает, что клеймо сделано чеканами
— деревянными штампами. У каждого
гончара — собственные чеканы со своим
узором, по ним можно определить имя
мастера.
– Сегодня
утром я связалась с музеем: «Вы знали,
что горшок авторский?» Сотрудники музея
очень обрадовались, они будут искать
автора по клейму, — в голосе Татьяны
восторг первооткрывателя. На мгновение
неодушевленный предмет «оживает». Перед
глазами возникает образ большой шумной
семьи, собравшейся за общим столом,
слышится потрескивание дров в печи, да
как ребятня дружно «работает» ложками.
По телу холодной волной пробегают
мурашки, возвращая меня в настоящее.
В соавторстве с Борисовым
Татьяна
достает из шкафа отреставрированный
бюст Пушкина работы художника Александра
Борисова. Необычно то, что бюст сделан
из цельного куска глины. «Работа
авторская, выполнена кустарным образом»,
— говорит реставратор. Более того,
художник не стал его обжигать. Может
быть, у Борисова не было возможности
или так было задумано… О причинах
решения нам остается только догадываться.
Глина без обжига при любом контакте с
водой или влажным воздухом набирает
влагу. Татьяна показывает, что основание
до укрепления «подтекало» и на руках
оставались глиняные следы. В сухом
состоянии предмет стабилен, но его нужно
правильно хранить.
Пушкин
Борисова смотрит на нас чуть строго.
Нет той мягкой полуулыбки в уголках губ
и глазах поэта, которую мы привыкли
видеть на его портрете, изображённом в
учебниках по литературе. Но таким его
видел художник: в этом ценность предмета.
Реставратор
отмечает, что лицо Пушкина было серым
от грязи. Бюст бережно почистили, все
авторские краски и мазки сохранили.
Отколотый воротничок рубашки специалист
смогла восстановить по аналогу. Но вот
что делать с отсутствующим кончиком
носа? В реставрационном деле есть
правило: художник-реставратор не имеет
права улучшать предмет или вступать в
соавторство с мастером, создавшим его.
Тогда из музея прислали официальный
документ, разрешающий «восполнить
утраченный фрагмент бюста — кончик
носа». Так Татьяна Сидорова стала
соавтором художника Борисова.
– Существует
несколько способов восстановления
утраченных фрагментов, — рассказывает
Татьяна. — В данной ситуации пришлось
вручную моделировать новый фрагмент.
Мастер не
стала опираться на посмертную пушкинскую
маску. За основу предпочла взять портрет
поэта, который его современники считали
наиболее достоверным.
– Мало того
что всё это неточно, так еще неизвестно,
как Борисов слепил нос Пушкина, —
объясняет сложность задачи реставратор.
Художник долго советовалась с коллегами,
работая над разными вариантами слепков.
В итоге у бюста Пушкина появился новый
нос. Татьяна уверяет, что любая
реставрационная работа обратима. Если
возникнет необходимость, то она сможет
без ущерба для предмета убрать этот
кончик носа или переделать его снова.
В конце года экспонат отправится домой
— в Красноборский музей.
У каждого предмета своя энергетика
Прежде чем
достать следующий предмет, реставратор
надевает тонкие хлопковые перчатки.
Горшок XII века, найденный во время
археологических раскопок в одном из
могильников в Шенкурском районе, Татьяна
называет «чудесным». Провожая усопшего,
люди складывали в могилу вещи, которые,
по их представлению, могли бы пригодиться
ему в жизни после смерти. В подобных
горшках археологи порой обнаруживали
бусины и наконечники стрел.
– Горшок
столько пробыл в почве, что глина сама
стала почти как почва, — отмечает
реставратор. — Он был легче раз в пять,
чем сейчас. Обезвоженная глина стала
пористой и начала осыпаться.
Татьяна
рассказала, как поместила древний
предмет в емкость с клеевым раствором.
Горшок, словно человек, «выпил» всё, что
ему предложили. Утолив жажду, он сразу
стал тяжелее. После укрепления сквозных
трещин он стал прочным, стабильным и
больше не осыпается.
– Что вы
чувствуете, когда держите в руках горшок
XII века?
– Это сложно,
— задумалась художник-реставратор. —
Я порой пытаюсь представить те времена.
Знаете, эти предметы не отпускают: я про
них продолжаю думать и после работы,
дома. Иногда даже может что‑то
присниться. Порой не знаешь, как снять
сложный слепок, чтобы создать утраченную
деталь. Понимаешь, что обычный способ
не подходит. Вдруг снится сон, после
которого я встаю и зарисовываю, как это
сделать. Это редко бывает — с особо
сложными и интересными предметами. К
каждому из них нужно найти свой подход.
Экспонаты
уходят, но многие запоминаются, так как
у каждого есть своя энергетика. Этот
горшок непростой, так как он из могильника.
Но он очень благодарный, с ним хорошо
работать.
Главные инструменты — руки и глаза
На столе у Татьяны Сидоровой кисти разных размеров. Желтые лучи лампы освещают симпатичную кружку конца XIX — начала XX века, изготовленную на знаменитой фабрике Кузнецовых. Этот бренд стал ярким примером дореволюционного масс-маркета: люди среднего достатка могли позволить себе недорогой, но качественный и красивый фарфор.
На кружке
изображены две девушки в нежных платьях.
Ручка в форме веточки хоть и отломлена,
но хорошо сохранилась. По ней реставратор
«по инерции» воссоздаст такую же ручку
для крышечки. Предмет будет выглядеть
целостно и экспозиционно.
– Какие
моменты в работе хочется пройти побыстрее?
– Работу с
химией, — не раздумывая отвечает
реставратор, — когда приходит очень
грязная керамика. Например, вот как эта
фаянсовая масленка в форме рыбы. Она
тоже производства фабрики Кузнецова.
Ей примерно 130 лет. Крышка была разбита
на двенадцать фрагментов. От времени и
частого использования внутренняя часть
посуды из белой стала коричневой.
– Фаянс
светлый — на нем все видно, — поясняет
Татьяна. — Нужно вытащить грязь,
накопившуюся за 100–200 лет, которая
находится внутри черепка. Так просто
это не отмыть, помогут только химические
процессы. Надеваешь несколько пар
перчаток, а они расползаются, страдает
кожа. Конечно, мы используем специальные
маски, очки, работает вытяжка. Но не
всегда даже средства защиты помогают.
Хочется через этот процесс перешагнуть
быстрее: слезятся глаза, щиплет в носу.
Минут 30 работаешь, отдыхаешь, промываешь
глаза, снова за работу… Не всегда до
конца удается вытащить грязь.
Останавливаемся, если это может навредить
предмету и привести к разрушению черепка.
По сравнению с тем, что было, масленка
теперь беленькая.
– Все эти
вещи — культурное наследие прошлых
поколений. Как вы думаете, будет ли
реставраторам через 100–200 лет интересно
работать с предметами, которые окружают
нас сейчас?
– Я думаю,
будет, — отвечает Татьяна Сидорова. —
У нас много художников и талантливых
мастеров, которые занимаются рукоделием.
Точно так же нужно будет реставрировать
картины, авторскую коллекционную одежду.
Реставраторов всегда меньше, чем
предметов, и им будет чем заняться. Даже
нерукотворные вещи все равно потребуют
реставрации, чтобы отразить эпоху, в
которой мы живем. Наша профессия будет
востребована: что бы ни говорили про
технологии, главные инструменты
художника-реставратора — руки и глаза.