28 ноября — 110 лет со дня рождения Константина Симонова (1915 — 1979)

Сталин был ещё жив…

О Константине Михайловиче написано много. Есть книга «Константин Симонов в воспоминаниях современников», изданная 41 год назад. Впору бы вторую книгу сделать — столько есть материалов… Мне особенно по душе высказывание классика современной литературы Виктора Петровича Астафьева, опубликованное в его работе «Зрячий посох», которая вышла в свет в 2014 году. Фронтовик-окопник Астафьев к Симонову был «всю жизнь привязан как читатель, уважал его как гражданина, воина и труженика, такого, каких, к сожалению, ныне очень мало в нашей литературе, вялой от лености и самодовольства».

Как воин (притом что Симонов не раз подчёркивал: профессия журналиста на войне — не самая опасная) он много раз рисковал жизнью — например, в разведке в Заполярье. Или: чтобы написать стихотворение «Атака», надо хотя бы быть рядом с пехотинцами, «всем телом вжимаясь в тот же самый клочок земли», как написал Алексей Симонов, сын, и привёл строчки этого произведения:

Пусть снег метёт, пусть ветер гонит,

Пускай лежать здесь много дней.

Земля. На ней никто не тронет.

Лишь крепче прижимайся к ней.

Редактор «Красной звезды» Давид Ортенберг сказал, что Симонов «никогда не писал того, что не соответст­вовало виденному им собственными глазами».

Как гражданин Симонов говорил то, что могло не понравиться Сталину, а было это, как известно, чревато…

Повестка заседания Секретариата Центрального комитета компартии в январе 1953 года была такой: «О трагическом состоянии советского кино». О плохом положении кинематографа вели речь все участники заседания, зная, что это мнение Генерального секретаря ЦК. Больше всех старался министр кинематографии Иван Большаков. Доставалось Союзу писателей СССР: дескать, не поставляет хороших сценариев. Заместитель генсека Союза писателей и главный редактор «Литературной газеты» Симонов не промолчал: дело не в нерадивости писателей; надо убедить Иосифа Виссарионовича, что предложенный им план развития кино неправильный: надо выпускать не пять-шесть хороших фильмов в год, а 150; и пусть 50 из них будут плохие, однако100 — хорошие. «И потом, продолжал Симонов, почему мы здесь, сидящие в ЦК партии, должны считать себя высшими судьями в области киноискусства? Высшую оценку даст время и народ», — эти слова поразили Петра Николаева, главного редактора сценарной студии министерства кинематографии.

Однако он был не только поражён, но и воодушевлён и под влиянием Симонова предложил ликвидировать министерство и создать Союз кинематографистов по типу Союза писателей.

Неприятностей, которым не удивились бы участники высокого заседания, не было ни у Симонова, ни у Николаева. Более того, Николаеву даже предложили более высокую должность.

Что касается Симонова-труженика, то достаточно назвать его честную трилогию о войне «Живые и мёртвые» с идеей единства тех и других защитников Отечества (за этот труд писатель удостоен главной премии советского времени — Ленинской), книгу «Глазами человека моего поколения», дневники «Разные дни войны», документальные фильмы о войне.

А сколько людей было благодарно ему за публикацию в 1966 году в журнале «Москва» романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» с его великолепным предисловием! Сколько он помогал Театру на Таганке и его руководителю Юрию Любимову, которого доставали чиновники от культуры! Это только самое известное.

На незабываемом «Спартаке»

Летом 1941 года Государственный комитет обороны дал задание руководству Архангельской области мобилизовать на фортификационные работы в Заполярье 30 тысяч человек непризывных возрастов. Это задание было перевыполнено. Понадобилось много пароходов, чтобы отправить 30354 человека строить доты, дзоты, блиндажи, наблюдательные пункты, рыть окопы, траншеи, ходы сообщений.

В Архангельске от Красной пристани с 28 августа пошли «Родина», «Карелия». «Комсомолец», «Вишера», «Будённый», «Леонид Красин» и другие суда. Людям говорили, что они отправляются на две-три недели, поэтому многие были в лёгкой одежде. А работать приш­лось вплоть до зимы. Не только в холоде, но и в голоде. Под обстрелами и бомбёжкой. Но пять линий обороны были построены. Мурманск, который противник не сумел захватить, стал городом-героем с помощью жителей Архангельской области, в основном юношей и девушек.

Константин Симонов о подвиге северян знал. Больше двух тысяч из них возвращалось из Кандалакши на каботажном пароходе «Спартак», на котором пассажиром был и военкор «Красной звезды» Симонов, командировка которого в Заполярье закончилась. Рейс продолжался почти десять дней вместо запланированных суток-двух, завершился только в самом конце ноября: ударили морозы, почти как крещенские; мешал лёд в Двинском заливе, а к застрявшему во льду лесовозу порт долго не мог прислать линейный ледокол.

Капитана «Спартака», который говорил, что может взять на борт только полторы тысячи человек, не послушали. Поэтому участники оборонных работ снова холодали: не всем нашлось место в трюме, поэтому многим пришлось дневать и ночевать на голой железной палубе, да и в трюме то же железо.

Все, кто находился на «Спартаке», хватили голода. Участники оборонных работ очень скоро извели свой скудный трёхдневный паёк: так как посадка продолжалась два дня, хлеб, сахар, чай и две селёдки за это время почти закончились у многих. Не жировали и другие пассажиры и команда.

Симонов чувствовал себя в высшей степени отвратительно: «человеком, который сидит в этой кают-компании, как в стеклянной банке, из которой всё видно, но помочь ничем нельзя».

Чтобы меньше думать о происходившем рядом с ним, Симонов уходил из заполненной кают-компании и уединялся в каюте третьего помощника капитана, чтобы писать стихи, когда тот стоял на вахте. Написал несколько, в том числе очень горькое стихотворение «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…» (оно посвящено поэту Алексею Суркову, автору слов песни «Землянка») и «Словно смотришь в бинокль перевёрнутый…».

«На душе было скверно, а в животе пусто. И всё это вместе делало меня злым и работящим», — скажет Константин Симонов.

Когда наконец пароход остановился у архангельского причала, многих пассажиров, обессилевших от голода, выносили на носилках. Выносили и мёртвых. Об этом рейсе первым написал, насколько я знаю, Константин Симонов — в журнале «Юность».

В Архангельске Симонов встретится с журналистами «Правды Севера» и по просьбе ответственного секретаря газеты Бориса Пономарёва даст редакции, которая нуждалась в материалах с фронта, несколько корреспонденций.

У нас Константин Михайлович напишет ставшую широко известной поэму «Сын артиллериста». Первым исполнителем её станет актёр Сергей Плотников, будущий народный артист СССР. Он вспоминал, что потрясал аудитории симоновским произведением.

В 1975 году Герой Социалистического Труда Константин Симонов снова приедет в Архангельск. На этот раз — чтобы, в частности, поработать в Государственном архиве Архангельской области для уточнения некоторых обстоятельств и деталей того тяжелейшего рейса «Спартака». По заказу писателя были сделаны фотокопии необходимых ему архивных дел. Он узнаёт, что участников оборонных работ было на лесовозе 2330.

Все северяне-участники, отстоявшие Мурманск, достойны памятника. Симонов был бы с этим мнением согласен.

Нашим архивистам Симонов запомнился красивым, обаятельным, доступным человеком. Константин Михайлович всегда тщательнейшим образом проверял нужные ему сведения, о чём написали авторы книги «Константин Симонов в воспоминаниях современников». А ещё в этой книге есть особенно интересные для северян пассажи… Симонов подарил французскому поэту Жану Марсенаку щепную птицу. «Мне нравится, что эта птица всегда как бы в полёте, — сказал Марсенак. — Эта птица напоминает мне самого Симонова. Как он умел прислушиваться к ветрам нашего времени. И постоянно напоминал нам, сколь важно при этом не сбиться с курса. Найти свою Полярную звезду. Симонов многим помог и ещё очень многим поможет отыскать свою единственную звезду…»

Птица счастья — не из Архангельска ли?..

Жан Марсенак перевёл на французский стихотворение друга «Жди меня», которое ответило мыслям миллионов советских солдат. И французам было близко.

Письмо из Архангельска

В 1951 году главный редактор «Литературной газеты» Симонов опубликовал в «Литературке» — с убедительными примерами — заметки под названием «О доброжелательстве»: о тоне литературно-критических выступлений, о том, что и самую строгую критику недостатков надо сочетать с уважительным отношением к авторам, которые постарались написать небезынтересные книги. В Архангельске эту статью прочитали…

На писательском собрании в конце 1952 года начинающий архангельский критик, а впоследствии профессор Литературного института Александр Михайлов сделал доклад «ХIХ съезд партии и вопросы литературы». Подчеркнул, что критике надо быть не только строгой, принципиальной, но и доброжелательной. Это не понравилось секретарю обкома комсомола по пропаганде Серапиону Бобрецову. Он в прениях настаивал на том, что слово «доброжелательство» вообще не должно применяться в критике.

После собрания руководитель писательской организации Евгений Коковин решил, что надо обратиться к заместителю генерального секретаря правления Союза писателей СССР и главному редактору «Литературной газеты» Константину Симонову с просьбой разъяснить, какая у партии линия относительно критики. Обратился.

Отрывок из письма Е. С. Коковина: «Другие выступавшие на собрании, возражая Бобрецову, указали на многие примеры из нашей печати, где говорилось, что критика, кроме всего прочего, должна быть доброжелательной. В частности, упоминалась Ваша статья „О доброжелательстве“… Однако т. Бобрецов продолжал настаивать на своём, заявив, что статья Симонова устарела. Нам казалось бесспорным, что партийная критика в литературе включает доброжелательство. Очень просим Вас хотя бы вкратце разъяснить, кто из нас всё‑таки прав. Может быть, сейчас в самом деле доброжелательство, как термин, исключается из партийной литературной критики? Ждём Вашего ответа по адресу: Архангельск, ул. Вятская, 24». (Ныне улица Федота Шубина.)

По этому адресу жила семья Коковина. Её квартира в коммуналке то и дело превращалась в помещение отделения Союза писателей — своего «места» у архангельских писателей пока ещё не было. По этому же адресу почтальон постоянно приносил полную сумку газет и журналов, которые выписывала писательская организация, и рукописей людей, желавших стать писателями, а также благодарных писем от юных читателей. Служебное помещение выделили писателям только в конце 1953 года.

Константин Симонов архангельское письмо без внимания не оставил, о споре на собрании не забыл. По воспоминаниям А. А. Михайлова, он однажды, живя уже в Москве, заговорил с Константином Михайловичем об обращении к нему из Архангельска. «Ну и как, руководит ваш комсомольский секретарь?» — спросил Симонов. — «Другим делом занимается», — «Вот и отлично».

Серапион Дмитриевич Бобрецов — решительный воин, награждённый боевыми орденами и солдатской медалью «За отвагу». На Великой Отечест­венной он привык отличать: свой — чужой. Так же действовал и в мирной жизни. После обкома ВЛКСМ продолжал вести руководящую работу в Северном хоре и в облкниготорге. Стихотворение «Жди меня» он тоже знал.