Оговорюсь сразу — фраза, вынесенная в основной заголовок, — это цитата из спектакля «Городская легенда», который поставлен специально к юбилею театра и шёл три дня — 31 октября, 1 и 2 ноября. Поставил его Филипп Шкаев, молодой режиссёр, который рос и воспитывался не только в театральной среде, но и в театральной семье. В данном случае это обстоятельство важное. Его дед — сам Виктор Петрович Панов, — родители — актёры Молодёжного театра Яна Панова и Евгений Шкаев. И, конечно, это не могло не сказаться на постановке спектакля, который во многом отражает жизнь его деда и его семьи, в том числе театральной, в которую входят те, кто работает в этом театре. Всех их называют просто — «пановцы».
Но есть актёры-«пановцы», а есть зрители-«пановцы». Лет сорок назад я к ним относилась. Тогда этот театр — глоток свежего воздуха и какое‑то счастье. Как же мы любили его! «Со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость».
В аннотации к спектаклю «Городская легенда» говорится: «Как хитро устроена память! Каждый помнит всё по‑разному. Некоторая правда похожа на байку, а некоторые байки звучат как чистая правда». Это да. Как известно, память подводит. Не обманывают только чувства. И память о счастье тех дней останется навсегда. И для меня этим театр сделал уже достаточно.
А пятидесятилетие театра — это событие в том числе историческое — пусть речь идёт о ближней истории. Да и общественное — на жизнь города и области театр, конечно же, влиял и влияет. И юбилей — повод увидеть, как это происходило на протяжении полувека. А история этого времени удивительно подвижна: менялось всё — общественный строй, приоритеты, устои, взгляды. Что‑то рушилось, что‑то строилось, иногда это происходило одновременно.
Ожидалось, что спектакль будет о театре на фоне этого времени. Но надо запомнить железное правило: идёшь в театр — забудь об ожиданиях! Это уже другая территория, там действуют другие законы и правила. Не хочешь — не принимай, тогда встал и ушёл. А остался, значит, ты уже часть того, что происходит на сцене и в зале тоже. (Можешь потом поворчать, конечно.)
Так о чём же спектакль? Если вернуться к аннотации, то в ней сказано: «В этом спектакле-мистификации мы поднимаем на свет самые фантастические байки и конспирологические теории, раскрываем тайны, расследуем преступления и отправляемся на поиски сокровища — Зерна».
Байки так байки. Тем более известно, что байка — ложь, да в ней намёк… Намёк на что?
Главный герой всего действия, то есть всей этой мистификации, как определили авторы спектакля его жанр, — Витя (Вячеслав Кривоногов). Перед глазами зрителей проходит весь его жизненный путь — увольнение из Архангельского театра драмы, работа в Доме культуры «Красная Кузница», создание молодёжной театральной студии и так далее — до наших дней.
О том, как менялось время, можно было понять по цвету пиджаков Вити — например, если малиновый, значит, девяностые. На Вите, независимо от времени, виснут экзальтированные девушки, на столе непременно бутылка водки, из которой они же и наливают Вите, а ещё он почему‑то танцует танго с молодым человеком своеобразной внешности. И тоже вне времени постоянно звучит ненормативная лексика. Правда жизни? Откровенность и эпатаж? Ладно, имеют право, как говорится, они так видят.
Только что мне делать со своей памятью и со своими чувствами? Впрочем, это тоже моя проблема — можно выйти, сесть на скамейку у театра, а лучше у здания бывшего Дома просвещения, где театр обрёл свои крылья, и вспоминать, вспоминать… Даже всплакнуть. Но, кто знает, возможно, это тоже будет мистификация…
И всё же могу задавать вопросы хотя бы сама себе, глядя на то, что происходит на сцене. Главный из них — как этот Витя, будто бы специально безликий, смог создать такую махину, как Молодёжный театр, ставший профессиональным и любимым уже не одним поколением зрителей?
Так что же хотел сказать режиссёр, давая роль Вити актёру, возможно, талантливому, но с полным отсутствием харизмы? Или же он специально играл её отсутствие? Но у настоящего Виктора Петровича её видно за версту. Он способен очаровать кого угодно, даже чиновники при виде этого «нимба» плачут как дети. Во все времена.
Маленький пример, который прозвучал в спектакле: актёры старшего поколения вспоминают, что они в Париж и из Парижа летали на специальном самолёте. Заметим, что это были тяжёлые перестроечные годы. А все эти перелёты оплатил областной бюджет. Как бы смог убедить в этом чиновников от культуры Витя со всеми своими разноцветными пиджаками? Да никак! А Виктор Петрович смог. Впрочем, как и многое другое. И это правда жизни, без баек.
Могу предположить, что под юбилей нам решили показать слабости Вити. Даже не так. Слабого Витю! Может, это форма покаяния, тем более что в какой‑то момент он становится перед залом на колени? Но и это вряд ли. Да и зачем? Сам Виктор Петрович не единожды рассказывал о своей жизни. Помню его интервью по этому поводу — красивые истории, в том числе любовные, — хоть спектакль ставь. Вот и поставили…
Сказать бы ещё про роли актёров, а речь идёт исключительно о моём зрительском восприятии. Возможно, так было задумано, но все роли, которые играет молодая часть труппы, как бы это сказать? В ансамбле! То есть все одинаково громкие, шумные — вроде того — праздник и мистификация же! Время от времени они стреляют, и всё пространство, в том числе зал, окутывает дым. Есть такое выражение «туман войны». Это, наверное, был он. Видимо, боролось очень плохое с плохим и очень хорошее с хорошим.
Передышка наступала, когда на сцене появлялся Евгений Шкаев. Ему даже ничего говорить не надо было. Хотя он и говорил тихо, спокойно, но все слышали и слушали. И вокруг него сразу образовывалось вот то самое волшебное театральное пространство, которое волнует и притягивает. Хотелось сказать: «Евгений, побудьте, пожалуйста, ещё немного с нами! А то они сейчас прибегут, будут стрелять, кричать, ругаться, пускать дым — этого мы и в новостях насмотримся. А вот поговорить… О чём? Да хоть о чём‑нибудь. Пожалуй, сейчас пострелять или посмотреть, как это делают другие, у нас возможностей больше, чем поговорить…»
И ещё приглянулись две роли — просто очаровательных ветеранов театральной сцены. Эти роли сыграли заслуженные артистки России Яна Панова и Наталья Малевинская. Роли сделаны деликатно, с самоиронией, юмором — и всё же это драматические роли. Эти ветераны театральных подмостков в строгих костюмах и в блузках с жабо как бы застряли во времени и не заметили, что Молодёжный театр перерос их. Там другая жизнь, другое настроение. Стреляют… И эта щемящая нотка дорогого стоит. Но, разумеется, речь идёт о ролях, которые исполнили эти две замечательные актрисы, а не о них самих.
Теперь стоит сказать о Зерне. В самой первой сцене спектакля некие грабители в чулках на лицах и с пистолетами выпытывают у актёров о том, где находится Зерно. При этом они стреляют и сквернословят. Как мне кажется, закономерный вопрос — зачем оно им сдалось? Что они с ним будут делать? Или они рассчитывают, что с помощью него, то есть всесильного театрального искусства, станут лучше, бросят оружие, снимут чулки с лиц, перестанут ругаться?
Потом следователь устроил допрос нашим уже знакомым интеллигентным театральным старушкам. Он приехал распутывать преступление и искать преступников, но тоже стал выпытывать, где же находится это Зерно. Ну просто какое‑то кольцо власти!
В спектакле есть такой эпизод. Актёры сидят на сцене и рассказывают о том, чем им дорог Молодёжный театр в целом и Виктор Петрович Панов в частности. Один из актёров рассказал о таком эпизоде из жизни театра. Речь идёт об истории двадцатипятилетней давности. Тогда у театра не было своего здания, они выступали на различных площадках города. По его словам, приехали в Затон. В местном Доме культуры собралась публика, как её охарактеризовал рассказчик, своеобразная. Пановцы привезли спектакль «Завтра была война». И, как рассказал актёр, участвовавший в этом спектакле, публика вела себя недостойно, а во время сцены первого поцелуя главных героев слышались разные реплики и в актёров летели комки бумаги.
– Эту роль играл мой друг, — продолжает он, — ему было тяжело, но он старался. В какой‑то момент он сказал: «Всё, больше не могу!» И тут на сцену вышел Виктор Петрович и сказал, обратившись к залу: «Вы идиоты, зачатые в пьяном угаре. У вас никогда ничего не будет хорошего. И пошли вы все… Больше мы к вам не приедем!»
Актёр сказал, куда зрителей затонского ДК послал руководитель Молодёжного театра…
Честно говоря, я ожидала другой развязки. Что режиссёр скажет: наша театральная сверхзадача — «сделать» этих затонских! Чтобы те, кто кидал клочки бумаги в первом акте, плакали в последнем! Сейчас мы им покажем наше театральное Зерно!
Но это я таким образом «подредактировала» эту историю. А правда жизни иная. Актёр сделал паузу, а потом так победоносно: «Прошло 25 лет. Больше в Затон мы не приезжали!»
Он говорил это как ребёнок с полным восхищением поступком своего отца, который защитил своих актёров, а они ему как дети! И подумала: так вот оно, Зерно этого театра, который чувствует себя семьёй! Не позволяет никому посягать на его доброе имя, никому и ничего не прощает. Все обиды записаны и запечатлены без срока давности. Кстати, все фразы, прозвучавшие на протяжении полувека, которые в театре посчитали несправедливыми и обидными, тоже были озвучены во время спектакля. (В одной из них, признаться, я узнала цитату из своей публикации, и сразу захотелось принести извинения, памятуя судьбу Затона, лишённого навсегда возможности видеть спектакли Молодёжного театра, а значит, изменить свою жизнь к лучшему.)
Честно говоря, я упустила момент обретения подлинного Зерна в этой театральной постановке. Потом были цитаты Мераба Мамардашвили, современного философа, которые, видимо, характеризуют жизненные воззрения уже не Вити, а Виктора Петровича Панова. И прозвучала эта фраза: «Пора Вите перестать быть Витей». Впрочем, полностью с ней согласна.
А потом случилось всеобщее ликование, когда настоящий Виктор Петрович Панов поднялся на сцену. Городская легенда!
И всё же создатели спектакля оставили в нём место для многоточия — в виде памятника, накрытого красной накидкой, который стоял на сцене. Рядом — красная же ленточка. Которую ещё предстоит перерезать…