Парус цвета восходящего солнца
В дни, когда каждый выпускник школы мечтает умчаться в будущее на алых парусах, вспомним Александра Грина, писателя, создавшего одно из самых романтических произведений в мировой литературе
Белоснежные, голубые, зелёные, полосатые паруса были спущены. Яхты после стремительной гонки отдыхали, покачиваясь у причала…
Наяву или только мне показалось, но на Красной пристани около задремавших яхт сидела… Ассоль! Видел точно и даже сделал фото: Ассоль про себя светло улыбалась, потом улыбнулась солнечным бликам на бескрайней глади Двины. Где же любимый капитан Грэй?! Где его шхуна с алыми парусами? Да, это непременно героиня Александра Грина из романтической повести «Алые паруса». Хотя век нынче не тот и жизнь совершенно другая, а девичий образ — из далёкого прошлого! Я увидел чудо: это была Ассоль!
«Генерал маяков и лоций»
В нашей школе, некогда Мариинской гимназии, был «Гриновский кружок». Сами издавали литературную газету, писали репортажи о школьных событиях, снимали лирические фотоэтюды, даже издавали альманах «Алые паруса». Вот с той самой поры в каждом парусе над Двиной, в каждом порыве ветра и плеске речной воды читаю поэтические строки. Всю жизнь — «Алые паруса»!
А когда не хватало классного часа по литературе, наш добрый учитель приглашал класс домой для продолжения урока во внеклассной обстановке. Деревянный дом Олега Степановича Головкова был на Павлиновке между Шубина и Вологодской. Давным-давно там, на Троицком, этот дом построил генерал-майор навигационной службы Н. Ф. Лемяков, начальник всех маяков Белого и Баренцева морей. Здесь чудеса начинались от самой печи…
В каждой комнате старинного дома «генерала маяков и лоций», в углах всех комнат были голландские печи с удивительными изразцами: с краёв — синий волнистый орнамент, а в центре несущаяся бригантина с алыми парусами. Эти цветные изразцы чередовались с ещё более редкой картинкой — маяком на скале и красным лучом, бьющим сквозь шторм.
На внеклассных уроках был порядок такой: сначала «чаёвничали» — распивали чаи с малиной и мятой, размачивая в них огромные сушки. Потом звучали стихи Есенина, Рубцова, Фокиной, рассказы Паустовского, Лескова, читали по ролям Александра Грина. Потом слушали свои неумелые сочинения и обсуждали, что из школьного творчества достойно альманаха «Алые паруса». Раскатывали из комнаты в комнату на пять-семь метров через порог склеенные ватманы, рисовали заставку газеты в виде надутых ветрами алых парусов, наклеивали ученические рассказы, стихи и фото.
«Необычайно высокий Александр Грин»
Учитель Олег Степанович разнообразил свои внеклассные уроки. Однажды пригласил легендарную Ксению Гемп, которая начала о природе Белого моря, о легендарном Георгии Седове, потом вспоминала Александра Грина. Жила она на улице Соборной и порой целыми днями пропадала на берегу Двины. Видела, как из «макарки» — парового судёнышка, связывающего Архангельск с многочисленными островами, — выходил необычайно высокий писатель Александр Грин. Он был всегда в галстуке набекрень и в широкополой шляпе, как Максим Горький на солнечном Капри, и этим сразу выделялся из серой толпы. Помнила его длинный тонкий, будто грубо выстроганный нос, подбородок с ямочкой, чуть подкрученные вверх кончики длинных усов и сжатые губы упрямого и очень целеустремлённого человека.
Гимназистка Ксения не раз была рядом в знаменитой беседке на китайский манер возле церкви Михаила Архангела. Грин сидел нога на ногу, обхватив колено костяшками сцепленных пальцев, и долго-долго очень печально смотрел на Двину. Тут, к слову, уместно вспомнить живописную фразу Бориса Шергина: «У города столько кораблей, что воды не видно!» Значит, было здесь чему подивиться Александру Грину, выходцу из скучного для него города Вятки. Ксения Петровна уверяла, что Грин всей душой полюбил Архангельск: «Период северной ссылки был интереснейшим событием в его жизни и творчестве». И ещё она сделала важное для нас открытие, что идея «Алых парусов» зародилась в Архангельске, именно в этой китайской беседке на самом берегу Двины!
А однажды был внеклассный урок на природе. Наш «Гриновский кружок» в полном составе выехал с ночёвкой на Кегостров, с которым связан конец его ссылки на Русский Север. Конечно, никаких следов писателя-романтика мы не нашли, но поездка удалась на славу. На песчаном берегу Кегострова, прямо напротив Архангельска, развели костёр, разгоняли комаров, пекли в углях картошку и слушали долгий рассказ учителя о той самой ссылке Грина в Архангельскую губернию, причём основанный на копиях старинных документов… из царской полиции.
Под чужим паспортом
Пытался запомнить тот самый незабываемый в жизни урок, а через годы поднял дело Александра Степановича Гриневского (Грина) в Архангельском областном архиве*: «Потомственный дворянин, литератор, революционер. Вёл буйную революционную деятельность в южных губерниях Российской империи. В 1902, 1904 годах привлекался к суду за революционную пропаганду среди низших чинов Севастопольской крепости и был приговорён к ссылке-поселению, но в силу Высочайшего указа 21 октября 1905 года освобождён от наказания. И такое везение с ним было не раз…
В 1906 году Грин был вновь арестован с поддельными документами на имя мещанина Николая Мальцева. Осужден на четыре года и выслан под гласный надзор в Тобольскую губернию. Прибыл по этапу в городок Туринск 1 июня 1906 года, откуда успешно бежал 12 октября 1906 года, скрываясь четыре года. Вновь был арестован 27 июня 1910 года, и опять под чужим паспортом, выданным на имя почётного гражданина Алексея Малыгина».
…Белая ночь, плеск волны, костёр у реки. Вот и картошка в углях испеклась, и школьники с треском ломали обуглившуюся кожуру, круто посыпая солью и луком. Теперь точно мы знаем: не было ничего вкуснее «гриновской картошки»!
А школьный учитель продолжал рассказ-быль: «10 сентября 1910 года заведено новое дело за № 77 787 на Александра Степановича Гриневского (Грина) за принадлежность к народно-революционной партии». А вот тут начались новые чудеса: «23 сентября 1910 года министр внутренних дел постановил: заменить ссылку в Тобольскую губернию «выдворением» под гласный надзор полиции в Архангельскую губернию на два года без зачёта времени пребывания в бегах с 11 июня 1906 по 27 июня 1910 года, ввиду чего начало нового срока 30 сентября 1910 года и окончание 15 мая 1912 года».
По этому удивительному решению министра внутренних дел, вероятно, пожалевшего потомственного дворянина, живущего «литературным заработком», высылка на Север полагалась ему с невиданным послаблением — с вычетом времени пребывания в бегах! Высочайше была рекомендована тюремному казначейству выдача средств А. С. Гриневскому на содержание и наём квартиры в установленном законом размере. Мало того, на обратной стороне письменного приговора было рукописное ходатайство министра: «При хорошем поведении Гриневского в местах выдворения, войти в обсуждение вопроса о дальнейшем облегчении участи названного лица».
А вот что следует из «секретного» рапорта губернатору Архангельской губернии от 31 октября 1910 года: «Поднадзорный Гриневский этапом из Вологды прибыл в Архангельск 7 ноября 1910 года и был помещён в пересыльную тюрьму, а далее направлен в город Пинега Мезенского уезда, куда прибыл 10 ноября 1910 года».
«Образ жизни — скромный»
События в этой давней истории надвигались нешуточные, и школьники из «Гриновского кружка» попросили у Олега Степановича свою законную перемену на берегу Двины, как на школьном уроке. Кругом всё было интересно и ново: алый небосвод, кричащие чайки и чуть слышимые голоса рыбаков в резиновых комбинезонах, которые, стоя по пояс в двинской воде, перегружали пойманную сёмгу в свои огромные просмолённые лодки. А на горизонте, на другом берегу Двины, виднелась панорама Архангельска — города, оставившего свой след в судьбе писателя Александра Грина.
По прибытию в Пинегу Грин был вынужден заняться жизненно важным литературным трудом… Уже 27 ноября 1910 года он пишет первое прошение «оставить его для отбытия надзора в Архангельске ввиду слабого здоровья». Потом уточняет диагноз, просит перевезти в Архангельск из‑за «порока сердца, причиняющего тяжёлые страдания, и требует постоянного квалифицированного наблюдения врача и быстрой медицинской помощи», уточнял, что «нужен специалист, которого нет в Пинеге». Или вот, 22 января 1911 года, ввиду зубной боли «просит на три дня разрешить отпуск под полицейский надзор в Архангельск».
А в рапортах пинежского исправника неизменно писалось о примерном поведении литератора Гриневского-Грина: «Ведёт себя хорошо, одобрительно», «поведения хорошего, образ жизни скромный».
А наш учитель всё продолжал цитировать ценнейшие выписки из уголовного дела: «4 марта 1911 года писатель подал прошение о пребывании на один месяц в Архангельске ввиду «плохого здоровья добровольно пребывающей супруги Веры Павловны Гриневской (Абрамовой), которую надо отвезти для основательного лечения». А 10 марта 1911 года в рапорте МВД на имя архангельского губернатора имеется запись: «Доношу, что над временно проживающим на Псковском проспекте № 89 Гриневским учреждён гласный надзор». Это и был переломный момент в архангельской ссылке Александра Грина. Вера Павловна написала на имя вице-губернатора письмо-прошение на отбывание окончания срока в Архангельске, на что был получен положительный ответ. А. С. Гриневский-Грин прибыл в село Кегостров Архангельского уезда 15 августа 1911 года».
Был и секретный рапорт уездного исправника от 19 декабря 1911 года, что «состоящий под надзором в селе Кегостров административно-ссыльный А. С. Гриневский — «поведения хорошего, ни в чём предосудительном не отмечен».
Тут наш учитель Олег Головков, проводя в белую ночь столь необычный урок, чуть отвлёкся и задал вопрос знатокам, как в TV-программе «Что? Где? Когда?»: «А какие произведения Грина связаны с архангельской ссылкой?» Среди нас были светлые головы, и пара человек потянула вверх руки: «Автобиографическая повесть», а в рассказе «Ксения Курпанова» угадывается Кегостров, а в «Зимней сказке» — Пинега.
Потом оказалось, что была и оформленная на бумаге 13 марта 1912 года так называемая «словесная просьба» дворянина А. С. Гриневского к архангельскому губернатору, что «оставшиеся два месяца и в силу моей болезненности и болезненности моей жены назначить место выдворения город Архангельск». Вот тут‑то и «сработало» ходатайство министра, написанное от руки на обратной стороне приговора, что «при хорошем поведении Гриневского в местах выдворения войти в обсуждение вопроса о дальнейшем облегчении участи названного лица». Почти моментально, 15 марта, А. С. Гриневский был переведён в Архангельск и проживал под учреждённым гласным надзором в гостинице «Троицкая», а 18 мая, спустя три дня после окончания приговора (назначенного на 15 мая 1912 г.), покинул Архангельск…
Все мы, школьники «Гриновского кружка», сидели грустные и тихие около догорающего костра. Переживали ту давнюю историю, случившуюся на Пинеге и на этих двинских берегах. Будто в эту белую ночь пред нами пролетела жизнь писателя-романтика Александра Грина. Вдруг кто‑то из наших крикнул: «Алый парус! Алый парус!» И мы все вскочили и увидели напротив Архангельска на середине Двины одинокий парусник с парусами алого цвета. Это был цвет восходящего над городом солнца! А на восходе все паруса алые!
