Архангельск. Повседневность 1930–1940‑х
Народные судьи и их заместители
Наркомат юстиции в 1930‑х направлял в регионы сотни циркуляров и предписаний, стремясь побудить суды к единой карательной политике. А на участках народных судей фиксировалась жесточайшая нехватка кадров. Её призван был решить новый институт — соцсовместителей народных судей. Опытные, обладающие авторитетом сотрудники предприятий и учреждений замещали судей на время отпуска, болезни, обучения — служители Фемиды нередко имели минимальное образование, приступив к работе, учились на юридических курсах, в правовой школе. Заместители народных судей в отдалённых районах области работали до конца 1980‑х, в послевоенные десятилетия ими становились фронтовики, труженики тыла, отмеченные наградами.
Трудовая дисциплина и уголовная ответственность
В предвоенные годы в регионе возводились крупные промышленные объекты, предусмотренные планами индустриализации. Строились они благодаря труду заключённых десятков лагерей, открытых в области. Появление новых жителей области, как завербованных на стройки, так и вчерашних, подчас беглых заключённых, сказывалось на ситуации с преступностью.
При этом труд регламентировался всё более сурово. Достаточно привести один из нормативных документов с выразительным наименованием — «Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года «О переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и учреждений».
В годы войны усилилась уголовная ответственность за нарушение трудовой дисциплины, была введена уголовная ответственность за самовольный уход с работы, прогулы или опоздания на работу на 21 минуту. Суд приговаривал «указников» к исправительно-трудовым работам по месту основной работы с удержанием средств из заработной платы.
Закон предусматривал суровое наказание даже для юных нарушителей дисциплины и порядка. Так, в сентябре 1944 года был приговорён к году лишения свободы за систематические нарушения дисциплины в учебном заведении 15‑летний Виктор Королёв, который в ноябре 1943 года был мобилизован, направлен в ремесленное училище № 6 Маймаксы. С момента поступления «систематически нарушал трудовую дисциплину, не уважал преподавательского состава, обозвал мастера нецензурными словами, коменданта назвал «шваброй», во время урока выходил из класса без разрешения преподавателя, курил в классе, бросался на товарищей и преподавателей с кулаками, на занятия и на работу опаздывал или уходил, несколько часов прозанимавшись, прогуливал, устраивал драки в столовой».
Назначая наказание, суд констатировал, что выговоры, предупреждения и беседы с матерью результата не дали. Вину Королёв признал.
Приговоры 1930–1940‑х годов наглядно демонстрируют практику ужесточения уголовного законодательства. Так, народный суд Соломбальского района огласил приговор в отношении Осипа Зыкова 1897 года рождения: «грамотный, беспартийный, судился за хулиганство и воровство, наказание не отбывал, скрывался, продолжал заниматься кражами и пьянством, что сам обвиняемый не отрицает. На основании постановления ЦИК Совета народных комиссаров от 22 августа, охраняя общественную собственность, на каковой Зыков проживал, как вор-рецидивист, скрываясь и подтверждая, что он не хочет работать и является врагом народа», суд приговорил Зыкова к десяти годам лишения свободы.
К аналогичному наказанию с конфискацией имущества народный суд Соломбальского района приговорил 21‑летнюю комсомолку Галину Макарвину, контролёра сберкассы при судоремонтном заводе, осуждённую накануне войны за присвоение и растрату 4295 рублей. Девушка уверяла, что запуталась при оформлении документов. Проверяя её версию, суд опросил свидетелей, показавших, что предлагали помощь, но Макарвина «уверила, что с работой знакома», «ни к кому за советом не обращалась». «На судебном следствии держала себя вызывающе, на вопросы отвечала неискренне, порой ответов совсем не хотела давать, все факты говорят, что работу Макарвина знала, но работала только для своих интересов, приходила на службу в 10 и 11 часов, а то и к вечеру, когда обойдёт магазины и купит себе какую‑либо обновку. С рабочими общалась очень грубо».
Суд в обязательном порядке занимался профилактической и воспитательной работой.
Так, незадолго до начала войны народный суд Маймаксанского района провёл выездное заседание в клубе лесозавода № 24. На скамье подсудимых — 13 рабочих двух предприятий, привлекавшихся к ответственности за участие в массовых драках «являвшихся прямым отголоском старого пьяного хулиганства, совершенно чуждого и не применимого к системе Советского государства». Суд детально описал «общую картину безобразий», сопровождаемую «массовым распитием вина», походами в женское общежитие «под гармонь с нецензурными песнями». Суд предварил резолютивную часть приговора вынесением «Дополнительного решения»: «Принимая во внимание, что в судебном следствии выяснилось, что между рабочими экспортлеса и рейдовой конторы происходит непрерывная вражда, причины которой не удалось установить, отмечая чрезвычайно слабое руководство профорганизаций в отношении культурно-массовой работы среди рабочих, суд считает необходимым созвать общее собрание рабочих рейдовой конторы и экспортлеса с постановкой вопроса о нездоровых отношениях между рабочими и проработкой дела о массовых хулиганствах, указанное собрание надлежит провести не позднее 15 октября, о результатах доложить народному суду. Отделению ведомственной милиции проработать на своём собрании поступок милиционера Вилькова о грубом обращении с рабочими в отделении милиции, о результатах доложить суду в указанный срок». Активные участники и зачинщики драк были осуждены к четырём годам лишения свободы. Двух хулиганов суд освободил, посчитав «отбытый срок предварительного заключения достаточным для исправления».
Наказание не дававшим «спокою»
Примечательно, что суд строго подходил к вопросу назначения наказания не только для хулиганов, воров и спекулянтов, но и для тех, кто делал жизнь окружающих невыносимой.
Так, «подвергнут мере социалистической законности — ссылке на пять лет в отдалённую местность Северного края с содержанием на каспериод в Архдомзаке» Роман Макаров «33 лет, беспартийный, безработный, не судился». Суд установил, что «обвиняемый нарушает в доме порядок и тишину, пьяный угрожает поджогом, избивает жену и детей. На судебном следствии виновным себя не признал, не помнит ничего, был очень пьян. Но из материалов дела и показаний свидетелей усматривается, что подушку уже поджигал, т. е. угрозы приводил в действие, четыре года на иждивении жены, каковая торгует на базаре пирожками и ещё имеет на иждивении троих детей от семи до двух лет, которых обвиняемый часто выгоняет на улицу».
Характерно, что среди черновиков, служивших для написания судебных документов в военные годы, мы находим ещё одно подтверждение того, что закон жёстко пресекал зарвавшихся «домоправителей». Согласно «Постановлению об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения» «под стражу при Архтюрьме по второй категории» отправлен участковым инспектором 4‑го отдела Архангельской городской милиции Хасан Вяльшин 1899 года рождения, «малограмотный, судимый, рабочий», который «достаточно изобличается в том, что, имея жену и пять детей малолетних, избивает жену и детей, пропивал последние вещи, детей отправлял собирать куски на рабочие общежития, на лесозаводы, всячески издевался над женой и детьми, кроме этого хулиганскими действиями систематически пьяный не давал жильцам дома спокою».
Привлекались к ответственности спекулянты — любые попытки торговли законом трактовались как спекуляция, особенно если речь шла о торговле продуктами питания — например, мясом из личного подсобного хозяйства и любыми остродефицитными товарами.
Так, Екатерина Еремеева за продажу по спекулятивной цене мяса выращенных ею поросят, «скупку и перепродажу жилых домов в период с 1932 по 1940 год», приговорена к шести годам лишения свободы с поражением избирательных прав на три года и конфискацией имущества в доход государства.
В большинстве уголовных дел военных лет наказание назначалось за прогулы, кражи (в первую очередь похищали продуктовые карточки), драки, грабежи и убийства, халатность на производстве.
Нередко перед судом представали группы расхитителей народной собственности, компании и семейные «кланы» грабителей и воров.
Так, в декабре 1943 года перед судом предстали пять подростков 15–17 лет. Суд установил: «Проживая в Маймаксанском районе, обвиняемые собрали группу несовершеннолетних из 30 человек, занимались ограблением иностранцев-моряков на территории порта Экономия». Суд отмечал, что после одного из нападений «Тепляков купил для своей группы 20 билетов входа в кино лично на свои деньги, так как являлся руководителем грабительской группы». Подсудимые осуждены к различным срокам наказания от полутора до пяти лет лишения свободы в исправительно-трудовых колониях для несовершеннолетних.
Привлекались к ответственности и нерадивые педагоги. Так, в 1945 году осуждена 22‑летняя Зинаида Мысова, учитель школы № 68 на 25 лесозаводе.
Суд установил, что 21 декабря 1944 года она «на третьем уроке ударила рукой по голове ученицу первого класса Черемисину Зину за неправильное письмо не в строчку, от удара на голове получилась ссадина, на что имеется в деле справка райбольницы. В сентябре 1944 года из стола учительской совершила кражу шести ложек столовых, принадлежащих школе, кроме этого получила в 1944–1945 годах 100 штук тетрадей для учащихся и присвоила их, променяла на 20 литров масла, занималась кражей от детей путём отрезания тонких слоёв хлеба от 50 граммов булки, выдаваемых на учащегося, в сентябре же из стола учительской, из ридикюля совершила кражу хлебной карточки с нормой 500 грамм на третью декаду, принадлежавшей гражданке Братушевой, использовала её два дня, после чего в краже уличена, хлебная карточка изъята и возвращена потерпевшей. 1 января 1945 года Мысова, находясь в квартире учительницы Чекрышовой, совершила кражу хлебной карточки, изобличена, карточка возвращена». Суд приговорил «педагога» к пяти годам лишения свободы.
Решения народных судей Соломбальского и Маймаксанского районов, отразивших историю повседневности 1930–1940‑х, сохранились благодаря ветеранам Соломбальского районного суда города Архангельска. Теперь они — ценнейшие исторические документы.
