Возмужавшие в Архангельске
И вот вам пример. Только я готовил очерк о воине-освободителе Европы, русском солдате, исакогорском пареньке, архангельском «воробье» Юре Морозове, как рядом с ним открылась удивительная история целой семьи, вернее, нескольких семей, которых судьба соединила прочными родственными связями. И открылась героическая картина, история архангельских семей Некучаевых, Прилуцких, Морозовых, Таротиных, которые были объединены одним хорошим и значимым словом «родня».
«Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой…» Эта строчка из пронзительной песни отражает священную суть народной исторической памяти. А когда мы начинаем вспоминать всех героев, которые были и остаются нашей роднёй, то перед нами предстаёт картина трагедии и великого народного подвига.
Невозможно не вспоминать «архангельского воробья», юного Юру Морозова, павшего в далёкой Югославии, и его родного дядю Георгия Морозова, или Жоржика, как называла его вся родня за его неуёмную страсть «пижонски» одеваться и обедать непременно на белой скатерти. Жоржик ушёл добровольцем на фронт в июле 1941 года и пал на «Невском пятачке» в 1942 году, став героическим примером для Юры Морозова, для которого «долгие вёрсты войны» будут ещё впереди.
И никто не забудет двух неразлучных друзей, ровесников и ближней родни –Николая Прилуцкого и Александра Некучаева. Навсегда в памяти останется их радостное настроение, когда в один день осенью 1940 года друзья-родственники получили повестки в Красную армию и очень рассчитывали служить вместе. Но военные дороги развели их.
Николай Прилуцкий стал пограничником и служил под Брестом. Он встретил войну ранним утром 22 июня 1941 года. Прошёл невероятные, тяжелейшие пути воина Красной армии. Пережил плен, дважды бежал. Выжил. Был освобождён уже наступающей Советской армией, снова ушёл на фронт и закончил войну под Веной. Он прожил долгую жизнь. И ушёл уже в новом, XXI веке. Но никогда не рассказывал о том, что ему пришлось пережить на войне. Просто не мог.
А его друг Александр Некучаев стал военным шофёром. Много и подробно писал о своей службе и войне, как её видел из «своего окопа», вернее, автомобиля. Он погиб на Дороге жизни зимой 1943 года. Вражеский снаряд или бомба накрыла его автомобиль, гружённый продовольствием во время рейса в блокадный Ленинград, его «полуторка» и он сам остались на дне Ладожского озера.
Все они, оставшиеся на дорогах войны или прошедшие эти дороги с первого до последнего дня, были роднёй. Близкой и дальней. И все они росли и мужали в нашем Архангельске, хорошо, по‑родственному, знали друг друга. Все они стали героями прошедшей Великой войны. И большой частью нашей памяти.
Руки мастера, известные во всём городе
Нельзя не вспомнить такую легендарную личность, как Павел Алексеевич Таротин, который, возможно, и был тем самым «началом», от кого и ведёт отсчёт родня, впоследствии ставшая такой многочисленной.
Вы не знаете Павла Таротина? Лучшего мастерового Архангельска. Жаль…Когда‑то его имя, особенно в начале прошлого века, гремело на весь промышленный Архангельск, несмотря на то что это был чистейшей воды пролетарий, «рабочая косточка». Казалось, в искусстве механики он не знал секретов. Руки его были даже не золотые, а… платиновые! Не было механизма на заводах, пароходах или автомобилях города, к которым не приложились его руки.
Он умел восстановить любой, самый миниатюрный часовой механизм или огромную заводскую машину. Он любил возиться с колёсными пароходами. Душа его радовалась, когда его приглашали починить сложную колёсную механику. Знаменитый сегодня «прадедушка» пассажирских перевозок на Северной Двине, колёсный пароход «Н. В. Гоголь», его самые старые части, были хорошо знакомы с руками Павла Алексеевича Таротина.
Ну и многочисленные лесозаводы Архангельска спешили заключить договоры на обслуживание собственной механики с Павлом Алексеевичем. Жил народный умелец на широкую ногу. В хорошем доме на Псковском проспекте, не зная лишений. Наёмных подмастерий не держал. А всё своё мастерство старался передать старшим сыновьям Анатолию и Александру. И семья его была большой. Сыновья и дочери, которые и стали чуть позднее большими семьями Таротиных, Морозовых, Некучаевых, Прилуцких…
Как водится, налаженный быт и благосостояние семьи изменили русские революции и особенно интервенция. Сам Павел Таротин в политику, большую и малую, не вмешивался. К революциям и лозунгам относился настороженно. Но время было такое, что если ты не вмешиваешься в политику, она обязательно вмешается в жизнь твоей семьи.
Всё изменил злополучный август 1919 года. Бравые морские пехотинцы из британских сил поддержки Северной России несли в Архангельске «бремя белого человека» и чувствовали привычную для колонизаторов абсолютную вседозволенность. Так и случилась беда, которая перевернула и быт, и взгляды на жизнь большой семьи Таротиных.
Старший Анатолий, как и любой мальчишка, был чрезвычайно любознателен. Вместе с другими ребятишками он с забора взирал на проходящих мимо английских солдат, когда кто‑то из них выстрелил. Просто так. Совсем без повода. Потому что можно было. И случилось страшное. Роковой выстрел английского интервента наповал сразил Толю Таротина.
Эта неожиданная, нелепая смерть первенца и стала той «красной линией», которая навсегда определила сознание всей семьи Таротиных. Отныне успешный механик Павел Алексеевич полностью отдал всё своё мастерство и умение советской власти и молодому Советскому государству. Иного пути он уже и не мыслил.
И механик, и романтик
После гибели Анатолия старшим сыном в семье Таротиных стал Александр. Причём даже не по возрасту. Казалось, Павел Алексеевич ухитрился передать Саше и свой характер, и талант механика. Александр жадно впитывал тайны мастерства от отца, легко разбирался в любой технике, помогал отцу, который с изумлением наблюдал, как легко и быстро постигает тайны мастерства механика его Сашка. Вскоре повзрослевшего Александра охотно брали в полярные рейсы архангельские капитаны, наслышанные об искусном судовом механике.
Технические познания Александра Таротина очень пригодились, когда он стал работать в гидрографической службе. Талант механика соединился с его романтической тягой к морю. Александр Павлович обеспечивал бесперебойную работу полярников, готовил технику для зимовщиков, метеорологов, полярных строителей. По несколько раз за навигацию посещал самые отдалённые полярные станции.
Старший сын Александра Таротина и внук легендарного архангельского механика, Борис, сызмальства воспитывался под опекой деда, который обучал его маленьким премудростям механики. Отец был в постоянных разъездах, и Борис Таротин с огромным интересом, под бдительным присмотром деда, строил лодочки и деревянные модели кораблей, бумажных змеев. Чуть подрос и увлёкся радиоделом, когда помогал монтировать техникам в своём доме на проспекте Павлина Виноградова, 14 первые радиоточки. Пытливый и жизнерадостный паренёк активно помогал монтажникам, легко усвоил премудрости радио, и все многочисленные жильцы этого дома знали к кому обратиться, если вдруг начинала барахлить их «чёрная тарелка» радио.
В «доме на Павлиновке»
Борис Таротин был самым старшим в компании ребятишек, обитавших в «доме на Павлиновке», который сохранился до наших дней. Его все слушались, и он был заводилой в этой компании. Семьи Таротиных и Морозовых были близкой роднёй, и Борис взял на себя обязанность приглядывать за самыми младшими: десятилетней Риммой и её младшим братом – трёхлетним тёзкой Борей. Всегда вступался за них, защищал от шалостей сверстников.
Особенно крепко сдружился с Юрой Морозовым, который, несмотря на то что был на три года старше Бори Таротина, уступал ему в росте. Парни организовывали всю местную детвору на субботники, культпоходы в кино, ходили на рыбалку. Борис обучал дворовую детвору, как строить кораблики и запускать воздушных змеев. Учился Борис охотно и поэтому хорошо. Его отец уже видел в своём сыне будущего инженера. Уж больно здорово разбирался Боря в чертежах и схемах. Суть любого механизма в чертежах схватывал на лету.
А тут война… Борис учился и работал на газогенераторном заводе, куда его, мальчишку, приняли безоговорочно, настолько он хорошо помогал заводскому инженеру чинить технику. И отчаянно завидовал своему приятелю Юре Морозову, который ушёл на фронт «бить фашистов» в самый разгар Сталинградской битвы. Сам он несколько раз пытался разжалобить военкома, ссылаясь на то, что «вон Юрка Морозов ростом ниже меня, а на фронт взяли!» – но военком был неумолим. Борис ходил в море вместе с другими пацанами на полярные острова собирать яйца на птичьих базарах, дежурил на крышах архангельских деревяшек, чтобы вовремя погасить немецкие зажигалки, которыми гитлеровцы безуспешно пытались сжечь Архангельск. Жил Борис самой обычной жизнью архангельского мальчишки, взросление которого пришлось на суровые военные годы.
На «Марине Расковой»…
Летом 1944 года в очередной боевой поход в Белое, Баренцево и Карское моря по постам и метеостанциям Александр Павлович Таротин решил захватить своего старшего сына Бориса, который мог быть прекрасным помощником, временно устроив его разнорабочим в очередную экспедицию. Казалось, отец всё рассчитал. Боря получает такую необходимую и желанную практику, увидит море, Арктику, условия, в которых живут легендарные зимовщики, поможет с ремонтом, узнает саму жизнь. А к 1 сентября успеет вернуться в Архангельск.
Так вместе они и ушли в начале августа 1944 года в полярное море на судне «Марина Раскова», которое выполняло рейсы по снабжению полярных станций и посёлков Карского моря и моря Лаптевых.
«Марина Раскова» была судном не каким‑то там случайным, а много раз «битым», неоднократно бороздившим моря и океаны Северной Атлантики и Ледовитого океана. И слыло очень удачливым. Летом 1942 года это судно ещё под американским флагом было одним из немногих из печально известного конвоя PQ-17, которое сумело прорваться в Мурманск с «лендлизовскими» грузами.
Теперь оно стало советским. 8 августа 1944 года пароход вышел в море с грузами для полярных станций и большим количеством пассажиров очередной смены на станции. Пассажирами были 116 военнослужащих и 238 человек вольнонаёмного состава Главного управления Северного морского пути. В числе гражданских были 124 женщины и 16 детей из семей зимовщиков и военнослужащих.
Провожать Борю в первое полярное плавание вышел весь дом. И его мама с младшей сестрой, и подопечная родня – Римма и Боря Морозовы, – и соседи. Проводили до трамвайной остановки на улице Серафимовича и долго махали вслед счастливо улыбающемуся Борису, уезжавшему в настоящую полярную экспедицию. Заходящее за Северной Двиной солнце осветило фигуру Бориса в трамвайном вагоне, и он весь в ярком солнечном свете сиял, прощаясь с родным домом.
Помощь Бориса пришлась очень кстати его отцу. Борис помогал стармеху судна, жадно впитывал поучения бывалых полярников, строителей «зимовок». Изучал военное дело. И всё ему нравилось. И все ему были рады. Потому что не просто гость, пассажир-зевака, а настоящий помощник.
Неравный бой: первый и последний…
На одном из островов в Карском море, недалеко от Новой Земли, отец пересадил Бориса на попутное гидрографическое судно «Норд», которое возвращалось в Архангельск. Путешествие заканчивалось. Борис, полный впечатлений и полученного опыта, перешёл на маленькое деревянное судно не просто пассажиром. Он был принят в дружную команду бывалого арктического труженика как палубный ученик и даже включён в боевое расписание корабля. Его задачей в боевых условиях было подносить снаряды к пушке «сорокопятке», которой было вооружено это полярное судно, что и делало его настоящим боевым кораблём. Никто и предположить не мог, что через несколько дней этот «боевой корабль» примет свой первый бой.
12 августа 1944 года немецкая субмарина U-365 под командованием капитан-лейтенанта Ведемейра, из немецкой группы подводных лодок «Грайф», используя новейшие самонаводящиеся акустические торпеды Т-5, атаковала транспортное судно «Марина Раскова» вместе с тремя кораблями сопровождения. Торпедный залп гитлеровцы осуществили с большого расстояния. Новые торпеды не оставляли следа и были бесшумны. Расстреляв «Марину Раскову», нацисты хладнокровно дождались, пока тральщики сопровождения проведут спасательные работы, а их палубы заполнятся кричащими от ужаса женщинами и детьми. А потом повторили залп. Советский конвой БД-5 был уничтожен. Лишь одному тральщику удалось спасти несколько десятков тонущих в ледяной воде людей. Александра Павловича Таротина среди спасённых не было.
Через несколько дней, 26 августа, субмарина нацистов спряталась за мысом одного из полярных островов Каминского, заряжая аккумуляторные батареи. Погода стояла отличная, когда прямо на неё из‑за мыса выскочило «допотопное» русское деревянное судно «Норд», шедшее под парусом.
Такой удачи гитлеровцы не ожидали. Менять курс русскому кораблю было поздно. Его капитан приказал изготовиться к бою. Командир И. Д. Таханов, матрос А. В. Кузнецов и палубный ученик Б. А. Таротин развернули единственную на судне пушку «сорокопятку» и приняли бой с матёрыми нацистскими «подводниками». Радист Леонид Попов до последнего мгновения передавал в эфир, что судно обстреляно подводной лодкой. Начальник полярной станции мыса Стерлигова сообщил на Диксон, что в 5 часов 15 минут открытым текстом в течение семи минут передавалась радиограмма: «Всем, всем! Я – «Норд»! Обстрелян подводной лодкой». Это была последняя радиограмма с «Норда». Координаты передать уже не успели.
Борис Таротин, пятнадцатилетний архангельский мальчишка, так отчаянно завидовавший своему другу Юрке Морозову, который в 16 лет сумел добиться отправки на фронт и бил фашистов в Сталинграде, на Курской дуге, на Днепре, погиб на полтора месяца раньше Юры на боевом посту, сражаясь с врагом в холодных арктических водах. Погиб в своём первом и последнем неравном бою.
Погибших в ледяных волнах арктических морей по морской традиции поминают корабли, которые проходят через места гибели судов и их экипажей. Они подают длинный протяжный гудок. И в этом гудке – память об отце и сыне Таротиных. Александре Павловиче и Борисе.
Подопечные Бориса, дети войны Римма и её брат, всегда вспоминали своих погибших в ледяных водах Арктики родственников… Непременно 9 мая приносили букетик гвоздик к Вечному огню на площади Мира и возлагали к подножью скульптуры моряка. Вечная им память!