«Сестра Соловецкого монастыря монахиня Надежда»

— Вся земля была полита кровью из‑за этих жертв, — сказал Михаил Ситников, иерей, благочинный Юго-Восточного благочиннического округа Архангельска. — Мы не должны это забывать. Потому что если мы забудем, то история имеет свойство повторяться.

«По человеческому закону»

Среди тысяч погибших в этих местах были мать почётного гражданина Архангельска Ксении Петровны Гемп — Надежда Михайловна Минейко — и её брат Владимир Петрович Минейко.

Надежда Михайловна Минейко, в девичестве Двойникова, родилась в Архангельске 8 марта (20) 1871 года в семье потомственного дворянина, коллежского регистратора Михаила Павловича Двойникова и Екатерины Ильиничны Двойниковой, дочери директора народных училищ Архангельской губернии Ильи Алексеевича Никольского. Она окончила Мариинскую женскую гимназию и музыкальную школу.

5 июля 1892 года Надежда Михайловна вышла замуж за Петра Герардовича Минейко, только что окончившего Петербургский Императорский университет. Молодые уехали в Санкт-Петербург, где Пётр Герардович продолжил учёбу в практическом технологическом институте, а Надежда Михайловна поступила в консерваторию по классу фортепиано, была ученицей Римского-Корсакова. В семье появилось пятеро детей: сын Володя, Ксения, Вера, Екатерина и Александра. С 1903 года семья окончательно обосновалась в Архангельске. Сначала жили на Троицком, в доме, принадлежащем семье Минейко, затем в доме на углу Псковского проспекта (Чумбарова-Лучинского) и Соборной улицы (Карла Либкнехта).

Пётр Герардович был ценным специалистом-портостроителем, очень многое сделавшим для города и порта. Надежда Михайловна занималась воспитанием детей. Кроме своих пятерых детей в семье были воспитанники.

Дом семьи Минейко стал своеобразным культурным центром Архангельска. Надежда Михайловна была душой семьи. Детей воспитывали в лучших дворянских традициях, неразрывно связанных с христианскими и поморскими. Ксения Петровна говорила: «Нас воспитывали по человеческому закону».

Судьбы всех детей семьи Минейко оказались непростыми, и навыки, полученные в родительском доме, очень помогли им в жизни.

Ксения Петровна избегала упоминать о матери, но она незримо присутствовала в её воспоминаниях о семейных традициях, в рассказах о паломничестве на Соловки, о том, как ходили с дарами в скиты, как на Рождество и Пасху готовили угощения сами или заказывали в кондитерской Недошивина и носили их в тюремный замок. Надежда Михайловна активно участвовала в общественной жизни города, содейст­вовала организации благотворительных акций, участвовала в мероприятиях, проводимых в гимназиях, была руководителем Пушкинского кружка, помогала организации чайной-читальни.

Желание помогать фронту — естественное

В годы Первой мировой войны Надежда Михайловна окончила курсы сестёр милосердия, чтобы ухаживать за ранеными. О трудностях фронтовиков она знала не понаслышке. Сын Владимир с начала войны оставил Санкт-Петербургский Императорский университет, где он учился, и ушёл добровольцем на фронт защищать Родину.

Последний раз Владимир приезжал в начале 1918 года на свадьбу Ксении и Алексея. Александра вспоминала, что «приехал вшивый, его заели вши». Ему постоянно посылали из дома на фронт посылки и книги, он читал их простым солдатам. Особенное предпочтение имели произведения Гоголя.

Желание помогать фронтовикам было естественным для многих женщин Архангельска. Они объединились в кружок, затем в Архангельске образовался Женский патриотический союз, его устав утверждён 7 марта 1919 года. Надежду Михайловну избрали в состав правления союза.

Женщины оказывали помощь больным и раненым солдатам, посылали на фронт посылки для поддержки воинов, открывали перевязочно-питательные пункты, им удалось найти помещение и устроить госпиталь.

Для сбора денег участницы союза проводили благотворительные спектакли и лотереи-аллегри, при содействии священнослужителей организовывали сбор пожертвований в архангельских храмах, агитировали жителей города жертвовать для фронта. Женский патриотический союз действовал в согласии с Союзом духовенства и мирян. Но в уставе союза, разработанном председателем Архангельского окружного суда С. Н. Городецким, содержались пункты, которые можно отнести к политическим. Большинство женщин подписали устав, даже не читая.

«Устала думать — как вы?»

Утром 19 февраля 1920 года город покинули «белые». Семья Минейко вполне могла эмигрировать. Но они остались, уверенные в том, что ничего плохого не сделали.

В ночь с 19 на 20 февраля 1920 года был убит Пётр Герардович Минейко.

Сразу после вступления в Архангельск Красной армии в дом, где жила семья Минейко, пришли, как выразилась Ксения Петровна, «люди с мандатами и приказали освободить дом в 24 часа»!

Они поселились в двух маленьких комнатках в доме на углу Троицкого проспекта и Пинежской (Серафимовича) улицы, который перешёл в распоряжение угрозыска. Пришлось взять с собой и няню, ей тоже некуда было деваться. Собственный дом Двойниковых — Минейко национализировали, там разместилась ЧК.

Вскоре начали преследовать участниц Женского патриотического союза. По делу привлекались шестнадцать женщин. Они объясняли следователям, что руководствовались гуманными побуждениями, считая «помощь больным и раненым делом нейтральным, стоящим вне политики». По признанию Надежды Михайловны, вступая в патриотический союз, она хотела «вложить хотя бы малую долю труда в помощь из человеколюбия солдату, чтобы он в случае нужды был хоть немного обогрет и накормлен». И хотя в правлении союза Надежда Михайловна пробыла меньше месяца и вышла из него добровольно из‑за несогласия с уставом, её осудили сначала на шесть месяцев принудительных работ.

У неё не было никакой возможности потребовать, чтобы нашли убийцу мужа. Она знала, что Пётр Герардович был умышленно убит, поскольку в возбуждённом против неё следственном деле записаны такие слова следователя: «Муж — Минейко, ярый монархист, убит во время переворота в 1920 году за приверженность к монархизму и принесение вреда Советской власти».

Надежду Михайловну определили поломытницей в ЧК. Около двух суток её с ещё одной подсудимой по этому делу Потаповой на ночь запирали в уборной. В их присутствии чекисты справляли свои надобности. Затем перевели в исправдом, где они содержались во время следствия. Ксения ходила туда навещать мать.

Ксения Петровна всю жизнь берегла записку матери из исправдома. Она заканчивается словами: «Устала я думать, как ты? Как Лёша? <…> Очень хочу тебя увидеть. Соскучилась о всех вас. Целую всех крепко. Привет всем.<…> Целую, мама». Последнее слово «целую» выглядит символом: букву «Ц» венчает крестик, он значительно выше всех-всех букв, дальше продолжение слова — «елую». Это напоминает сокровенное материнское благословение, которое в то время нельзя было выразить открыто, церковь подвергалась гонениям. Маленький клочок бумаги — последнее, что сохраняло тепло рук любимой матери, — теперь хранится в ГААО.

Коллегия губЧК приговорила пять бывших активисток союза к высшей мере наказания — расстрелу. Среди них — Надежда Михайловна Минейко. Остальные получили различные сроки пребывания в лагере принудительных работ.

Для большей гласности и устрашения населения дело передали в губернский революционный трибунал. Состоялся процесс, на котором участниц союза характеризовали унизительными словами, называли «буржуазными подонками», «львицами буржуазного света», что они «своими действиями в достаточной степени доказали свои физиономии, опасность и вред для пролетарских масс» и «заслуживают самого справедливого наказания».

Обвинитель Шипов поддержал чекистов, а защитник Я. А. Тимме высказался за смягчение приговора, поскольку соз­датели союза уехали из города, а на скамье подсудимых остались «козлы отпущения». В результате смертный приговор в отношении пяти обвиняемых женщин был заменён 10 годами в лагере принудительных работ.

Весной 1921 года первым рейсом на Соловки на судне «Поморье» отправляли заключённых. Среди них была и Надежда Михайловна. Об этом тайно известил семью Минейко капитан судна Мурманского пароходства. На пристань никого не пустили. Свидания не давали. Александра оделась нищенкой, и ей удалось повидать и проводить маму. Пароход был загружен до предела.

В Соловецком лагере принудительных работ Надежду Михайловну, ученицу Римского-Корсакова, отправили на Анзерский остров чистить конюшни. Когда в холмогорском лагере возникла эпидемия тифа, её перевели туда. Надежда Михайловна лечила больных, заразилась и 17 июня 1921 года умерла. Похоронена была недалеко от реки. Кресты не разрешали ставить. Только в 1927 году Алексей Германович и Ксения Петровна смогли установить крест. Место захоронения определили по дощечке с надписью: «Сестра Соловецкого монастыря монахиня Надежда», которую воткнул знакомый им врач Евдокимов. Но вскоре было сильное наводнение, и почти всё кладбище смыло.

«Жива пытливая русская мысль»

Трудно представить, что пережила в 1920–1921 годах Надежда Михайловна и члены семей Минейко и Гемп. Внезапное убийство главы семейства — Петра Герардовича, — выселение из собст­венного дома, арест, расстрел сына и зятя, мужа дочери Веры, Олега Шнейдера, неизвестность о судьбе дочерей Веры и Екатерины.

Ксения Петровна в этот страшный период оказалась без всякой опоры, поскольку Алексея Германовича призвали в Красную армию. На её руках был маленький сын, убитая горем бабушка и юная Шурочка. Сёстры Вера и Катя вынуждены были скитаться, им было опасно, да и некуда возвращаться. Их спасали навыки, полученные в родительском доме: зарабатывали переводами, играли на рояле в кафе и ресторанах, шили.

Владимира Минейко арестовали на Пинеге и отправили в Москву, где он содержался в Покровском лагере. В ГААО хранится письмо некой Моти от 18 июля 1920 года, из которого понятно, что Ксения Петровна разыскивала брата, пыталась передать в Москву посылку и деньги, но Мотя не успела: 16 июня группу офицеров отправили в Архангельск.

Они ехали без еды и воды. На станции Исакогорка арестованные бросились к реке, конвоирам дали приказ «стрелять по ногам». Оставив раненых на станции, основную группу доставили на пристань к холодильнику. Ксения с бабушкой пытались передать брату еду, но конвоиры не позволили.

Владимиру удалось передать родным письмо, где он сообщил о тех, кто находится с ним из Архангельска: два брата Витукевича, Станислав и Казимир, оба с высшим образованием, их отец — нотариус, Матвей Корельский и Володя Голубцов — они тоже окончили Петербургский университет, Женя Прибылев — военный врач-хирург.

Арестованных на двух баржах увезли в Холмогоры и там расстреляли без суда. Трупы зарывали или скидывали в реку.

Что мы знаем об этих молодых архангелогородцах, погибших в Холмогорах? О том, что у Ксении Петровны был старший брат, не знали даже многие её знакомые. В книге архивиста Н. Шумилова «Архангельский родословец» написано, что Владимир Минейко был награждён Георгиевскими крестами 4‑й, 3‑й и 2‑й степеней, Георгиевской медалью 3‑й степени. Награды свидетельствуют о его патриотизме и отваге. Его образ остался на фотографиях. Красавец, умница, гордость семьи, но говорить о любимом брате Ксения Петровна остерегалась. Представление о нём можно составить из её воспоминаний о жизни семьи, где все дети любили читать, обучались игре на фортепиано, изучали языки, ходили на лыжах, умели грести на лодке, управлять лошадиной повозкой. А в студенческие годы в Санкт-Петербурге Владимир входил в их небольшую компанию, посещавшую музеи и театры. Александра вспоминала, что Володя приезжал домой во время каникул и работал на кирпичном заводе, который приобрёл отец. Причём Пётр Герардович требовал от управляющего: «Не вздумай посадить его в конторе, пусть постоит у печи».

Кое-что известно о Жене Прибылеве, однокласснике Володи, обладателе феноменального голоса, которого Надежда Михайловна свозила в Петербург на прослушивание. Он выступал в чайной-читальне, на благотворительных концертах, устраиваемых в Рождественской церкви, в Архиерейском доме. Его всегда просили спеть песню про разбойника Кудеяра. Мама Жени, воспитывающая одна двоих сыновей, не захотела, чтобы сын стал певцом. Он окончил мединститут в Казани, стал хирургом. Знакомые рассказывали, что раненые просили Женю петь во время хирургических операций…

После выхода закона «О реабилитации жертв политических репрессий» по заявлению Ксении Петровны Минейко Надежда Михайловна была реабилитирована «как необоснованно осуждённая за государственное преступление по политическим мотивам».

Несмотря на всё пережитое, Ксения Петровна не озлобилась, сохранила доброжелательность и много сделала для города и страны. Она не утратила веру в способность русского народа найти свой путь. В год своего 100‑летия она написала: «…Судьба нас била, власти тщательно выпалывали инакомыслие, лучшие умы подались в эмиграцию — ан нет, жива пытливая русская мысль, рвётся к правде, к знанию, к вере».

Более ста лет отделяет нас от тех страшных событий. Покаяния не случилось, но в обществе, очевидно, созрела потребность почтить память погибших, о чём свидетельствует крестный ход, организованный людьми, неравнодушными к подлинным фактам нашей общей истории.

Елена КОРНИЦКАЯ