Дядя Митя, неугомонная душа…
Жизнь в красках и на холстах», посвящённая 90‑летию со дня его рождения
«Вся трудовая книжка исписана»
В экспозиции представлено свыше двадцати работ художника. Её подготовила сотрудник Веркольского литературного музея Фёдора Абрамова, дочь художника Татьяна Кузнецова. На презентацию собрались люди, близко знавшие Дмитрия Михайловича, — насельники Артемиево-Веркольского монастыря: архимандрит Иосиф (Волков) и иеромонах Венедикт (Меньшиков), бывшая учительница Веркольской школы Татьяна Александровна Абрамова, жители деревни, дочери Дмитрия Михайловича.
Татьяна Кузнецова рассказала, что отцу было шесть лет, когда началась Великая Отечественная война. Его отец, Михаил Николаевич, ушёл на фронт, мать, Варвару Трофимовну, отправили на лесозаготовки, а он стал жить у бабушки с дедушкой.
— Но через год вернулся домой, стал ходить в школу, — продолжает она. — Когда мама была на лесозаготовках, сам топил печь, готовил еду. Хлеба не было, поэтому собирал мох, сушил его, толок в ступе, просеивал и на сухой сковородке, пёк лепёшки. Выручала рыба, которую он ловил и варил из неё уху. Когда ему не было ещё и десяти лет, сам вскопал поле и посеял жито.
А вот как эти времена вспоминал сам Дмитрий Михайлович: «Матерь приезжает с лесозаготовок, за порог ступает — и в слезы, что я один управился и что надежда есть у неё… Да трёх овец ещё мы кормили, чтобы сдать мясо. Я в школе учился и один их растил. Приходит налоговый агент: «Ты не уплатил налог на мясо!» — «Какое мясо? Я в школе учусь». — «А где мати‑то?» — «В лесу…». 40 килограммов мяса нужно было сдать государству. А если есть корова, то 420 литров молока. Заплатить сельхозналог, подоходный налог, страховку, мать приехала с лесоповала как голая, ничего нет, всё сдала государству».
— Папа не без гордости говорил, что у него вся трудовая книжка исписана: работал в лесном хозяйстве, строил дороги, летом заготовлял сено для совхоза «Быстровский», — говорит Татьяна Дмитриевна. — После службы в армии он мог уехать на учёбу в Академию художеств имени Репина в Ленинграде, но мать попросила его остаться дома, потому что трудно было жить в деревне без мужской опоры.
Фёдор Александрович Абрамов писал, что пропал талант Клопова в деревне, нужно было в город уезжать. Но наместник Веркольского монастыря архимандрит Иосиф считает, что это не так:
— Главное — Дмитрий Михайлович исполнил пятую заповедь Закона Божиего: «Чти отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет, да долголетен будешь на земле». Он как человек верующий не мог поступить иначе. Единственный сын, как бы он оставил мать-вдову, уехав так далеко? Господь через родителей нам открывает, что важно для нас, Богом благословлено учиться нам у родителей, учителей, наставников. Город мог закрутить, и талант так и не раскрылся бы. А здесь совокупность его жизни — трудился на земле, рубил дома, обряжался с козами, ходил на рыбалку, в лес, рисовал, делал щепных птиц — это всё и развивало его талант, этим насыщалась его тонкая художественная душа. Он же своей жизни не представлял без этих лесов, лугов с их разнотравьем, без Пинеги. Редко такое бывает, чтобы и руками человек работал, и живописью занимался. Хороший Дмитрий Михайлович был человек, и я надеюсь, что душа его пребывает в селениях праведных. И талант его не пропал!
Отец Венедикт добавил:
— Как‑то вижу, идёт с граблями, ему тогда уже к восьмидесяти было, говорю, куда направился, отдыхал бы, возраст ведь уже, тяжело. Нет — отвечает, нужно помочь. Вот такая неугомонная душа. Мы, молодые насельники, звали его дядя Митя. Он часто бывал в монастыре на службе. И трёхкилометровым крестным ходом в праздник праведного отрока Артемия на Ежемень ходил. Уже на палочку опирался, а через реку всё равно переезжал. В келию ко мне заходил поговорить. Я тоже бывал у него дома. Благодарю Бога, что Он дал мне такой подарок — дружбу с Дмитрием Михайловичем. У нас, на Севере, долго длится зима, серое небо, скудные краски, а когда в человеке просыпается талант, он делает эту жизнь ярче, насыщеннее, интереснее. Через картины Дмитрия Михайловича перед нами раскрывается красота его души.
Последняя встреча отца Иосифа и отца Венедикта с Дмитрием Михайловичем произошла за месяц до его кончины. Он лежал в доме у дочери Татьяны в Междуреченске. Батюшки приехали туда, а это больше пятидесяти километров от монастыря, и пособоровали его. Хоронить Дмитрия Михайловича привезли в Верколу, отпевал новопреставленного в Никольском храме иеромонах Венедикт.
«Мы сказали, чтобы нам отдали храм»
А я познакомилась с Дмитрием Михайловичем, когда стала собирать материал для первой книги об Артемиево-Веркольском монастыре. Это был удивительный человек. Его рассказы и сохранившиеся записи очень помогли мне в работе. Когда в обитель приехал архиепископ Берлинский и Германский Феофан, ему подарили книгу «Артемиево-Веркольский монастырь». В часы отдыха он начал её читать, и на него большое впечатление произвели опубликованные в ней заметки Клопова.
В 1990 году в Литературно-мемориальном музее Фёдора Абрамова в Верколе поставили ящик для пожертвований для Веркольского монастыря. Денежными средствами распоряжался Дмитрий Михайлович Клопов. У него сохранилась школьная тетрадочка, на которой написано: «Учёт — расход церковных денег. 1990 год». В ней есть, например, такие записи: «Поступило на 15 сентября 40 руб. 74 коп. Взял замки висячие 3 штуки на 6 руб. 74 коп., путёвка на рубку леса — 12 руб. 76 коп. Остаток — 29 руб. 40 коп. 18 октября в 15 час. 18 мин. (какая удивительная точность! — Авт.) вскрыта урна в музее. Денег 73 руб. 32 коп. Куплено стекло оконное на сумму 44 руб. 10 коп. За билет лесничеству заплатил 13 руб. 17 коп. За три дня отдал 45 руб. Борису Яковлеву за рубку сучьев. Я лес пилил. Бензин по 30 коп. За четыре дня израсходовали 20 литров на трактор на сумму 6 руб. 40 коп. Итого 51 руб. Заточка цепей: 4 штуки по 50 коп.».
В этом же году в Карпогорах собрались представители лесного и сельского хозяйства. На совещание пригласили членов Веркольской православной общины. Был там и Дмитрий Михайлович Клопов. «Мы сказали, чтобы нам отдали храм, — вспоминает он, — председатель Веркольского сельсовета — ни в какую, потому что школьникам учиться будет негде (в Артемиевском храме проходили уроки физкультуры и труда. — Прим. автора). Я говорю: ничего, найдётся место. А некоторые предлагали не только храм отдать, но и весь монастырь. Спрашивали, как мы его возрождать будем. Я отвечал: чего‑нибудь придумаем».
С приездом священника отца Иоанна началось возрождение Веркольского монастыря. И одним из главных помощников стал Дмитрий Михайлович. Он привёз стёкла. «Сам нарезал, никому не доверял, — рассказал он, — потому что другие стёкла ломали, а я, слава богу, ни одного не сломал. Резал без линейки, на глаз. Отец Иоанн не мог смотреть, отходил в сторону, он только штапики прибивал. Я весь монастырь остеклил». Нужно было печки починить, и Клопов привёз оцинкованное и чёрное железо. Оцинкованным закрыли крыши, чёрное пошло на печные трубы. Дмитрий Михайлович вспоминал: «У меня своя лодка была. Перееду, чтобы дома с делами управиться, да ещё и на работу успевал в совхозе, сено косил, истопником работал, шофёром, лес возил. А как освобожусь, сразу опять в монастырь переправляюсь».
Из Архангельска он привёз литературу, подсвечники и паникадило. Его руками устроена сень над ракой, в которой на протяжении нескольких десятилетий были мощи праведного Артемия. В безбожные времена она находилась в церкви на Ежемени, а когда началось возрождение монастыря, её перенесли обратно в обитель.
Дочь Дмитрия Михайловича, Татьяна Кузнецова, передала в дар Веркольскому монастырю несколько картин отца, которые теперь украшают трапезную обители, в их числе и большая работа с изображением монастыря, каким он был в начале XX века. Думается, что Дмитрий Михайлович был бы рад такому решению Татьяны.
Обе дочери Клопова, Татьяна и Елена, проживающие в Верколе, как и отец, постоянно ходят на службы в Веркольскую обитель вместе со своими детьми и внучкой.
«Нам казалось, что он гений»
Татьяна Александровна Абрамова, бывшая учительница Веркольской школы, на открытии выставки рассказала:
— Дмитрий Михайлович учил нас рисованию, черчению и трудам. Он относился к детям с открытой душой, разговаривал с нами, как будто мы его родственники. Никогда никому не нагрубил, его все понимали, в классе на уроках стояла тишина. Мы рисовали натюрморты, слово для деревни непривычное, и мальчишки прозвали его «натюрморт». А ещё ребята между собой по‑доброму звали Митей за его тёплое, дружелюбное отношение к нам. Мы его очень уважали. Дмитрий Михайлович, говорил, что в Верколе самые лучшие ребята живут. Он научил нас делать скворечники и металлические совочки. Это был удивительный человек, который никогда про других людей не сказал ни одного плохого слова, никого не осудил. Когда я уже сама стала учительницей, он называл меня по имени-отчеству. Просила его, чтобы общался со мной без отчества, ведь я была его ученицей. Но он ответил: «Ты же моих девок (дочек. — Прим. автора) учишь, как же без отчества?»
Фёдор Александрович Абрамов сказал, чтобы Дмитрий Михайлович не продавал свои картины. Но мне удалось его уговорить расстаться с одной большой работой, на которой был изображён Веркольский монастырь. А дело было так. В 1977 году приехали в Верколу артисты Ленинградского Малого драматического театра. Двое из них, проходя мимо нашего двора, увидели меня и попросили разрешения помыться в нашей бане. Мой муж согласился. Пришли к нам несколько человек, в их числе и Игорь Скляр, сейчас он народный артист России. Он‑то и попросил меня уговорить Дмитрия Михайловича продать понравившуюся картину. Далеко не сразу художник дал согласие, но всё‑таки дал.
И ещё несколько отрывков из воспоминаний людей, близко знавших Дмитрия Михайловича.
Нина Борисовна Никифорова:
— У сестры был день рождения, собрали букет полевых цветов. Навстречу идёт Дмитрий Михайлович. Посмотрел и говорит: нет эстетики. Мы до сих пор, когда делаем букет, вспоминаем его слова.
Анна Владимировна Томилова:
— Основной угор, с которого мы, дети, катались, был около дома Клоповых. Каждый день нас там собиралось по тридцать, а то и больше ребят. Представляете, какой стоял крик, шум, но нам никто ни разу не сделал замечания. Нам казалось, что он гений, очень много знал, всегда чем‑то удивлял. Мы ходили к нему бархатцами любоваться. Построил новый дом, сделал обналичники, это был единственный дворец на деревне. Моя бабушка говорила: у Митьки домочок, как ящичек, красивый. Фёдор Александрович подарил ему мотоцикл «Урал». Смотрим, раз на мотоцикле поехал, значит, на рыбалку, не в магазин же, конечно, за хлебом.
Татьяна Кузнецова познакомила нас с только что вышедшим из печати альбомом «Палитра воспоминаний. Светлой памяти художника Дмитрия Михайловича Клопова» и подарила его наместнику Веркольского монастыря отцу Иосифу и местным жителям, принявшим участие в его издании…
