Четыре газеты Альберта Ивановича

Заслуженный работник культуры России, обладатель почётного знака Союза журналистов России «За заслуги перед профессиональным сообществом» А. И. Новосёлов – автор и соавтор трёх книг об истории «Правды Севера». Сегодня Альберту Ивановичу исполняется 88 лет

Деревенское счастье

— Альберт Иванович, расскажите, пожалуйста, о вашем военном детстве в приполярной деревне Койде. Разное говорят о том, как жила деревня во время Великой Отечественной войны. Например, архангельский историк Анатолий Александрович Куратов, детство которого тоже выпало на «сороковые роковые», не соглашался с авторами известных книг, которые написали о том, как тяжело жила северная деревня: дескать, его нянька привозила из своей устьянской деревни в его учительскую маймаксанскую семью «столько продуктов, что было счастье»… Койда — у моря, у реки: у вас было счастье?

— Мой отец Иван Иванович Новосёлов, учитель русского языка и литературы, был призван в Красную армию в октябре 1940 года. В 41‑м рядовой Новосёлов воевал под Минском, где пожгли немало немецких танков, в 85‑м стрелковом полку 100‑й дивизии Ивана Никитича Руссиянова, которая первой получит звание гвардейской. О том, что отец пропал без вести в свои неполные 27 лет, мы узнали только в 43 году. Моя мама Мария Михайловна была вдовой с 22 лет… Помню долгие зимние вечера. Зажжена семилинейная керосиновая лампа. Мама вяжет, поёт «То не ветер ветку клонит, Не дубравушка шумит, То моё сердечко стонет…»

Когда началась война, мне было четыре года, брату Герману — ещё меньше. Мы испытывали всяческие нехватки — одежды, обутки (потом в школе — бумаги и чернил), но прежде всего не хватало пищи. Многие картины детства помнятся именно в связи с голодом: например, мы с братом хлебаем ложками из глиняной миски холодную солёную воду — больше в доме ничего не было.

Деревня наша рыбацкая, но рыба была не у всех. Ведь сколько погибло мужиков койденских!.. На памятнике в центре деревни — 112 фамилий. Дядя Митя пришёл с фронта на костылях, у него было прострелено бедро, ему надо было ежедневно делать перевязки, его трясло так, что не могли удержать под одеялом; посылали за фельдшером, она прибегала, делала ему укол камфары. Дед болел туберкулёзом, умер в июле 1945‑го. Откуда было взяться рыбе?

— А картошка?..

— Картошку в то время в Койде, она только на 20 километров южнее линии полярного круга, не выращивали… Мать работала в сельсовете налоговым агентом, в любое время года ходила в Майду, соседнюю деревню, а это берегом — 60 километров. Простывала в дороге, потеряла слух.

Северный поэт Анатолий Лёвушкин написал:

Словно заклинанье.

Заговор какой‑то

Странные названия:

Мегра, Майда, Койда.

Как стихи, как заумь,

Хлебникова строки!

Вновь перед глазами –

Моря облик строгий.

Концовка такая:

Пусть совсем не броски –

Сердце беспокойте,

Избы сёл поморских

Койды, Мегры, Майды.

Но правильно: не Мéгра, а Мегрá.

…Если приходил колхозный карбас-пятитонник с селёдкой выше бортов, то все, кто мог, помогали на разгрузке, за это получали по ведру рыбы. Но ведь селёдка — только в конце мая. А сайка — осенью.

Зимой выручала навага — вся Койда её ловила. За несколько часов от прилива до отлива рыболов добывал при удаче и умении до двухсот, а то и более наваг, обычно крупных. Но и эта рыба не всё же время шла.

На хлебные карточки давали зерно ржи, мы с мамой ходили в соседний дом, чтобы смолоть его на старинных ручных жерновах. Зёрна поджаривали на сковородке и грызли.

Ели жмыхи — прессованные отходы при выжимке масла из подсолнечника и других масличных растений, иногда было очень вкусно, иногда — не очень; я выпрашивал жмыхи на колхозном складе.

Иногда варили суп из тюленьего мяса, до сих пор помню его омерзительный запах. Сало тюленье тоже спасало Койду.

В общем, наша семья не жировала. Но была помощь от односельчан, была государственная поддержка — мать получала на детей-сирот пенсию за отца; в школе выделяли то валенки, то отрез ткани на пальто. Не мне одному, понятно. На большой перемене давали по четвертушке хлеба. Иногда он был помазан лярдом, американским свиным топлёным жиром. Эту перемену мы ждали с нетерпением.

В нашей семилетней школе было много хорошего. Например, спектакль «Белеет парус одинокий», в котором я играл главную роль, Пети Бачея.

Но есть хотелось всегда. И потом — в педагогическом училище — тоже. Хотя родня и подкармливала.

На летних каникулах доводилось работать на рыбоприёмном пункте поваром (варил какую‑нибудь кашу и уху: рыбу — государству, её черева — нам, на уху), приёмщиком сёмги (возил её на лошадке от рыбаков на приёмный пункт) и подсобником на леднике. Одно лето плавал по сенокосным звеньям на реке Койде, торговал от рыбкоопа продуктами.

В деревне я научился многому, поэтому когда в Архангельске затеял строить дачный домишко, то многое сделал своими руками.

«Новосёлов ходит себе, покуривает…»

— Почему после семилетки вы именно в педагогическое училище поступили?

— По примеру отца хотел стать учителем…

— Позже и физмат Архангельского педагогического института окончили…

— Заочно.

— Но учителем так и не стали. Почему?

— В районных газетах не хватало кадров. В секторе печати обкома партии решили, что пять лучших выпускников Архангельского педучилища надо направить в районные газеты. А я всегда учился хорошо, с красными дипломами; в будущем — и в Московской высшей партийной школе.

Куда мне было ехать в 1955 году? В Мезень, в газету «Маяк коммунизма», будущий «Север». Немного подготовили нас к газетному делу. Прихожу в редакцию, а мне говорят: у нас вакансий нет. Ох, батюшки!.. Редактор Александр Григорьевич Видякин отвёл меня в райком партии к первому секретарю Ивану Ивановичу Верещагину. Он направил меня на работу заведующим школьным отделом райкома комсомола. Мой жалкий внешний вид смутил секретаря, он поручил швейной мастерской, чтобы мне сшили костюм из шевиота, срочно — в три дня. Деньги авансом дали в райкоме комсомола. Потом я даже вторым секретарём поработал. Ездил по району (у райкома комсомола по штату были лошадь, и кучер, но вскоре «аннушки» в каждую деревню полетели), писал заметки в газету. В 1958 году перешёл в редакцию, когда районные газеты перевели с двухполосок на четырёхполосный формат. Потребовались кадры…

— Я знаю, что вы были сильным ответственным секретарём, которого называли начальником штаба редакции. А ещё случалось вам одному в газете оставаться, это же тяжко… Но, как мне рассказывали в 1975 году, когда я приехал на работу в районку, а вы в ту пору трудились редактором в Лешуконском, «Новосёлов ходил себе, покуривал, газета выходила»…

— Бывало такое. Но мы ставили много ТАССовских материалов… Не надо было курить, жалею об этом.

— К вам на практику приезжал студент питерского журфака Владимир Личутин, будущий известный писатель, — что о его работе можете сказать?

— Мы поражались его способностям. Съездит в командировку — потом целые полосы выдаёт. Для нас‑то, скромных журналистов, 200 строк написать — много значило. Мы решили, что он не рядовой журналист.

Потом в Лешуконском приходит ко мне домой собкор «Правды Севера» Владимир Личутин расстроенный. Оказалось, его выгнал из кабинета первый секретарь райкома партии за то, что корреспондент зашёл к нему доложиться в пальто и шапке. Личутин нарвался на грубость, но и сам не промолчал. Мелочный конфликт тем не закончился. Улаживать его прибыл заместитель редактора «Правды Севера» Виктор Иванович Коряев.

— Больше в командировках Личутин партийному руководству не докладывался.

— Всё же случайные люди в секретари райкомов не попадали — сужу по своему опыту.

Очень люблю книгу Личутина «Река любви».

В Мезени я женился в 1958 году. На свадьбе три дня гуляло 40 человек. Все помещались в домике тестя, инструктора райкома партии, фронтовика, кавалера боевых орденов Луки Яковлевича Кыркунова. Пили брагу, два её лагуна (тип бочонка) наварила тёща. С Люсей мы прожили 42 года…

Работая в газете, подменял учителей в дневной и вечерней школах — преподавал математику.

В 1966 году участвовал в конкурсе «Правды Севера» под названием «Математический калейдоскоп», занял первое место, получил диплом за подписью редактора Ивана Мартыновича Стегачёва.

Умело и с душой

— Довелось вам редактировать лешуконскую и плесецкую газеты. Плесецкая так прославилась работой с рабкорами и селькорами, в частности, что вас пригласили на совещание в ЦК КПСС по проблемам районных газет. Расскажите, пожалуйста, об этом совещании.

— О нашем опыте по привлечению в печать рабочих и сельчан, которые становились рабкорами и селькорами, писали центральные издания. Наш программно-целевой опыт планирования работы был описан в учебном пособии для студентов факультетов журналистики высших учебных заведений. Плесецкий «Строитель коммунизма» не раз становился лауреатом Всероссийского конкурса районных газет по оформлению и полиграфическому исполнению.

Весной 1983 года в совещании, которое провели в отделе пропаганды Центрального Комитета КПСС, участвовали 12 редакторов так называемой низовой печати. Мне дали слово в начале. Я говорил, что надо переходить с трёхразового на четырёхразовый выпуск районок в связи с растущим объёмом информации и запросами читателей; о недостаточном финансировании журналистских командировок, о низких гонорарах и так далее. Не последний в аппарате цэковский сотрудник заметил: претензий у вас много, но насколько они основательны? — надо бы посмотреть вашу газету. Я дал ему несколько номеров. И он не отрывался от нашей районки до конца трёхчасового совещания.

— Уловил суть газеты: умелые организаторские дела, многообразную работу с авторским активом, добротное качество журналистских материалов, в том числе языковую грамотность. А вскоре после того сбора появилась в журнале «Коммунист» статья секретаря ЦК Константина Черненко, будущего генсека, с похвалой в адрес плесецкой газеты. Процитирую: «…газета „Строитель коммунизма“ привлекает внимание читателей тем, что, не копируя большеформатные издания, оперативно, лаконично, интересно подаёт местную информацию, умело сочетая её с проблемными выступлениями, острыми критическими материалами, и регулярно сообщает о принятых мерах. В такую газету люди охотно обращаются со своими заботами и предложениями, рассказывают о своих делах. И когда читатель говорит о ней „моя газета“, это показатель того, что она ведётся умело, содержательно, с душой».

— Замечания, высказанные районщиками, были учтены. В частности, зарплату нам существенно увеличили. Районные газеты были народными; их лепта есть в том, что народ тепло вспоминает советское время, не забывая то доброе, что в нём было. Вот скажите, разве районки клеветали на нашу великую Победу, как делали это некоторые столичные издания?

— Не клеветали, конечно.

«Побольше бы таких конкурсов…»

— А какие, Альберт Иванович, у вас воспоминания о работе в «Правде Севера»?

— Я работал в «Правде Севера» с 1984‑го по 2008 год. У меня как у заместителя ответственного секретаря было много рутинной работы, но случались и яркие дни. В 1991 году замечательный журналист Евгений Салтыков загорелся идеей провести в Архангельске День славянской письменности, 24 мая. Увы, в ту тягостную пору дело зависело от высоких сфер, ему не подвластных. Но совсем отступиться от задуманного он не мог, упорный был — затеял провести конкурс читателей (а их тогда было ни много ни мало: только подписчиков 129 тысяч, да ещё девять тысяч экземпляров продавали в розницу). «Северное слово» — так назвал конкурс Евгений Евгеньевич; нашёл нешуточных спонсоров для приобретения призов победителям. Он подыскивал тексты из произведений северных писателей, делал в них пропуски, а читателям надо было их заполнить словами северного наречия. А меня коллега попросил подготовить кроссворд, а по‑русски — крестословицу.

— Вы же мастак кроссворды составлять. И на пенсии не забросили их …

— Трудность состояла в том, что надо было составить крестословицу из одних северных слов. Я сомневался, справлюсь ли. Получилось. С помощью Евгения Евгеньевича. Над словарями и пособиями мы часами корпели у него дома и в его рабочем кабинете. Кроссворд родился, слов в нём было аж 73.

На вопросы двух туров прислали ответы более 1100 читателей, а свои знания проверяло гораздо больше народа. Это было нечто необычайное! Библиотеки задыхались от наплыва посетителей, которые становились в очередь за словарями и книгами северных писателей. А какие замечательные письма шли в редакцию! Могу процитировать: «Я рада, что у нас на Севере клады словесного золота, что вы не даёте людям утратить чувство отчей земли». «Побольше бы таких конкурсов. А то торчим у одного телевизора!» «Нет, не умрёт наше северное баское слово. У нас в школе многие ребятишки с удовольствием занимаются фольклором. Так что не всё потеряно».

Самые интересные письма Евгений Евгеньевич цитировал на редакционных летучках; написал восторженные обзоры. Участники конкурса получили грамоту редакции со словами: «Сия грамота дарована за усердие в соревновательстве на знание и разумение северного слова. 24 мая 1991 года».

На этом Салтыков не успокоился — осенью провёл ещё один конкурс — «Ломоносов и земляки». Меня он попросил написать о том, как народ употребляет в речи исконные поморские словечки. Появились три заметки под общим заголовком «Что ни деревня, то говор».

Позднее публиковались мои заметки на текущие злободневные темы под рубрикой «Маргиналии». Они вызывали положительные отклики читателей-ветеранов. Спасибо редактору Александру Ивановичу Сахарову: он отверг не более двух-трёх моих заметок, совсем уж «коммунистических».

Гвоздики на братских могилах

— Что вам удалось узнать о судьбе отца?

— Через много лет после войны мы получили письмо от его однополчанина, с которым они были рядом с 26 или 27 июня. Без вести отец и его напарник пропали, как я предполагаю, 12 июля — видимо, неудачной стала ночная разведка. 85‑й стрелковый полк, в котором воевал Иван Новосёлов, принял неравный бой на западном берегу Днепра, чтобы остаткам других полков можно было устремиться к переправе.

— Вы читали книгу генерала Руссиянова?

— Да, конечно. И ездил в 2016 году с сыном Михаилом на его машине в Белоруссию. С нами был и мой внук Егор, надо было, чтобы парень увидел реальный, не интернетовский мир, суровые следы Великой Отечественной.

Помогли нам в краеведческом музее райцентра Круглое Могилёвской области, куда я поспешил прийти к открытию… Мы получили новую для нас информацию — сделали фотокопии страниц книги «Память» («Памяць» по‑белорусски). Нам дали ксерокопию страниц «Дневника боевых действий 100‑й стр. дивизии».

Трагедия отцовского полка была самой большой в дивизии в дни боёв и отступления…

Музейщицы определили нам и маршрут для дальнейших поисков — в Белыничском районе. Нам было куда положить красные гвоздики — к братской могиле на местах боёв 100‑й дивизии в Тетерино. В Заозерье — к памятнику 85-му стрелковому полку. И не только там…