Владимир Личутин

«Груманланами» называли себя поморы, жители Кольского полуострова и побережья Белого моря, ходившие на парусно-гребных судах на Грумант (архипелаг Шпицберген) для опасного рыбного промысла и не менее опасной охоты. Их испытания — морская стихия, зимовка во льдах, цинга. Не все смельчаки выживали… «Народ слагал о них мифы и легенды, историки и антропологи составляли трактаты, — написано в аннотации к „Груманланам“. — Новая книга Владимира Личутина объединяет и дополняет и труды учёных, и народные предания».

Жанр своего труда автор определил так: «…не роман в образах и картинах, но документальное повествование с художественными заставками, чтобы чтение не стало унылым, скучным занятием „из‑под палки“, но и в подробностях не нарушалась суровая правда жизни, в которой вырастали мезенские поморы сотни лет». В. В. Личутин добавил также, что он исследует «…биографию русского сословия груманлан, составивших славу Отечества, сыгравших огромную роль в создании Русского государства, ибо из них практически и вышли все покорители неизведанного сурового пространства от Камня до Сахалина и Северной Америки».

— Владимир Владимирович, поздравляю вас с «Груманланами», которые вышли совсем недавно, в этом году… Вы всё тот же: и полемист отчаянный (имею в виду, к примеру, критику по адресу Петра Первого: в частности, русский помор со времени этого императора «становился рабом»), и язык тот же, богатейший (жаль, некоторые слова без сносок), и объём труда впечатляющий…

«У Мезени была великая история, и она поразила моё воображение». Горжусь, что получил от вас «Груманланов» с таким автографом… А когда история Мезени поразила ваше воображение?

— Нынче я стал очень «ругачкий» оттого лишь, что мало знаю и столько лет меня (да и всю Русь) дурила наша власть, выкинув нас из нашей великой истории. Вот говорят нынче, дескать, у нас была при советской власти замечательная школа, и всему‑то она нас, грешных малоумков, научила… Увы, меня ничему не научила, и знаю лишь то, что взял самоучкою из книг. Главный урок — национальное знание — полностью выпал из школ, и нынче, напоследях жизни, кое‑что пытаюсь выудить из груды поверхностных и часто лживых книг и взять себе в науку. И только нынче открылись мои глаза на истинную Мезень, и она увиделась во всей славе и поразила моё воображение своим грандиозным редкостным прошлым. И эти‑то чувства мне захотелось оживить и удивить ими мою дремлющую родину.

— Вы автор исторических произведений «Долгий отдых», «Скитальцы», «Раскол», «Русский царь Иван Грозный» и других. В каких архивах и сколько времени понадобилось работать, чтобы написать эти вещи?

— Архивы необходимы учёным, архивистам и летописчикам. Но многие из них, увы, лишены национального сознания и поклончивости своему Отечеству. А без любви к нему любой архив немеет, становится неотзывчивым, безгласным, как ни проникайте в его глубину. История пишется сердечной, искренней, исповедальной любовью, которая выше всех музейных справок. Это чувство вспыхнуло вдруг, когда неожиданно для себя приник к судьбе русского гения Ивана Васильевича Грозного, который величал себя русским скифом.

— Цитата из «Груманланов»: «…русские изучили капризы Ледовитого океана и северных морей и за тысячи лет, когда пришли в Лукоморье с берегов Дуная как русские скифы, создали науку вождения судов, изобрели удивительный корабль-коч, равного которому не было во всём мире, и, заключив нравственный союз с Ледовитым морем, стали неторопливо обживать его, сделали своею пашней, другом и кормильцем».

«… тысячи лет…» — каким образом этот срок определён?

— Нет в мире ни одного народа, у которого известны его сроки на земле. Они зависят от кочевья этого народа, которое, увы, начиналось во мгле времени, во мраке исторической ночи, а длину его невозможно определить из‑за путаницы бесконечных кругов по земле, и если народ не погрузился в небытие, но благополучно выплыл из бурной стихии времён, не утратив памяти по себе, значит, он великий и время его кочевья длилось многие тысячи лет, которые неподвластны учёту и подсчёту.

— Кажется невероятным: семнадцатилетний Самсон Суханов, будущий известный ваятель-каменотёс, строитель Исаакиевского собора в Петербурге, «не однажды вступал в единоборство с белым медведем, ходил на угрюмого хозяина Груманта с ножом…» Да и другие поморы с одним ножом, как у вас написано, на мишку ходили — неужто так? Что этому зверю стоило махнуть лапой — и нет поморянина…

— Промышленники говорили, что белый медведь труслив на земле, даже лыжни боится и собачьего лая, но безжалостен в воде. Храбрость груманланина отмечали и иностранцы, писали, что помор не боялся смерти. Мужество промышленника с Зимнего берега поражало и иностранных мореходов — Норденшельда, Баренца, Барроу и других.

— Сколько книг в вашей библиотеке и какую часть занимают в ней исторические произведения?

— Не считал. Ибо это не первая моя библиотека. Но многие годы приобретал всё, что попадало на глаза. Но даже самые превосходные книги не дают полноты знаний, глубины ума и яркости чувства. Книги мертвы, как сухояловая косточка, когда нет любви, — этого священного огня.

— Какие книги сейчас читаете?

— Читаю работу Сергея Куняева о нашем земляке, выдающемся русском поэте с Вытегры Николае Клюеве. Труд выдающийся по глубине исполнения и по таланту письма и потрясает воображение. Клюев был из поморского согласия, по жизни — страдалец, по духу — бунтарь, влюблённый в предания Руси. Судьба Клюева подсказывает, сколько удивительных по талантам людей вырастило поморское старообрядчество.

— Как объясняете то, что в школе учились так себе, даже по литературе были тройки, но стали писателем?

— А никак… Ибо пути Господни неисповедимы.

— Когда вы сказали себе: «Я — писатель»?

— Язык не поворачивается… И что такое писатель, если пишут все, у многих до конца жизни не меркнет чувство высказаться, передать память по себе и близким.

— Вы нередко цитируете монастырское правило: «Человек рождается для работы. Трудись — и твоя жизнь протечёт незаметно». А не надо ли, чтобы жизнь протекала заметно, притом что, разумеется, нужно трудиться? Чего ж хорошего: день прошёл незаметно, неделя, год, двадцать лет, — нужно же ценить не только дни и годы, но и мгновения жизни…

— Удовольствия для плоти, а труды — для души… «Протечёт незаметно» — это всеобъемлющая метафора, внешне бесцветная, но удивительно глубокая по содержанию, ибо единственно, что украшает человека и его жизнь, — это его труд во благо… Всему народу, племени, роду, Отечеству, родне, самым близким, продолжающим твой род. Таким был жертвенный труд мезенского помора, но в нём просверкивают сквозь пот, кровь и близкую трагедию оттенки неизбывной природной и духовной красоты…

— Какая тема вас сейчас волнует?

— Работаю над продолжением «Груманланов»…