»…Моя мама, Бестужева Фаина Степановна, служила во время Великой Отечественной войны фельдшером на фронтовом санитарном поезде. Закончила войну в звании старшего лейтенанта медицинской службы. С самого начала войны вела дневник, где помимо прозы есть много стихов. Мне хотелось бы вам представить программу новогоднего вечера 31 декабря 1944 года…»
Мы договорились со Светланой Антоновной о встрече и отправились к ней в гости. Оказалось, что по профессии она тоже фельдшер, но фельдшер-лаборант — много лет проработала в Архангельской областной больнице, является представителем большой медицинской династии. И двадцать лет бережно хранит память о своей маме.
Дневник Фаины
— Вот это и есть дневник Фаины… Мама ведь совсем юная тогда была, ей двадцать лет исполнилось в 1941 году, — Светлана Антоновна протягивает небольшую «тетрадку» — согнутые пополам, пожелтевшие от времени страницы прошиты посередине нитками.
— У мамы был красивый и ровный почерк, но многое из того, что она тогда писала, к сожалению, сейчас уже сложно разобрать. Страницы выцвели и не все уцелели. Что‑то мама восстанавливала после войны. Дорабатывала и некоторые из своих стихов. Но когда, перебирая её записи, я нашла сценарий новогоднего вечера 31 декабря 1944 года, написанный под стук колёс фронтового поезда… сердце кольнуло. Ровно восемьдесят лет прошло.
«...Четвёртый год мы в дни войны встречаем.
В свободной, дорогой для нас стране.
И по сравнению с войной вначале,
Мы выросли, окрепли больше, чем вдвойне…»
– Это новогодняя программа выступления перед ранеными, — поясняет Светлана Антоновна. — Возможно, стихи немного «нескладушки», но они передают ощущение того времени — в них и патриотизм, и надежда, что война вот-вот закончится. И новый, 1945 год станет победным.
«Работать хорошо мы все должны.
А совесть чистая — нам лучшая награда.
Я поздравляю вас приветом новогодним всем сердцем
И благодарю за дружбу вашу с уважением.
И пожелать я вам хочу:
«Пусть новый, 45‑й год придёт к нам более счастливым».
«А девушки не играют на гармошке…»
Фаина Бестужева была не только автором этого сценария, но и ведущей новогоднего вечера.
— Мама всегда отличалась звонким голосом, — улыбается Светлана Антоновна. — Петь она не пела, но стихи читала так выразительно, что заслушаешься.
Помимо поздравлений в программе — песни «Кремлёвские куранты», «Танкисты», «Ночь над Белградом», стихи Симонова и Твардовского, юмористическая пьеса «о том, как немцев партизаны ждали» и акробатические номера. Составлен сценарий так, чтобы «настроение поднять и поделиться добротой».
«В этот рейс я ещё раз убедилась, насколько много значит для раненого простое ласковое слово…» — пишет в дневнике Фаина Бестужева. Она немного расстраивается, что «артистам» придётся выступать под патефон: «Ничего не сделаешь, нет ни одного парня, а девушки не играют на гармошке…»
«Лишь бы были все здоровы»
— О войне мама рассказывала часто, — говорит Светлана Антоновна. — В мыслях возвращалась туда вновь и вновь. У мамы с папой четверо детей было — я младшая. И так вышло, что со мной мама делилась своими воспоминаниями дольше всего. И дневниковые записи она тоже завещала мне как «хранительнице семейного архива».
По словам дочери, мама с теплотой вспоминала не только сослуживцев, девочек-медсестёр, но и раненых, которых вывозила с фронта. Искренне переживала, как сложилась после войны их судьба: «Лишь бы были все здоровы».
— Наша семья — четыре поколения медиков, — поясняет Светлана Большакова. — Дед, мамин отец, тоже работал фельдшером. И все войны, кроме Великой Отечественной, лечил раненых. В 1938-м деда арестовали по наговору. Репрессировали. Расстреляли. Полностью реабилитировали его только после смерти Сталина. Мы запрашивали в архивах дело, читали его последнее слово… Обвиняли деда в том, что он освобождал от работы беременных и тяжелобольных, настаивал на том, что «больным необходимо отлежаться».
Медицинское училище в Великом Устюге Фаина Бестужева окончила как раз перед войной.
Мама тогда уже начала работать на скорой помощи. В конце июня 1941 года её с коллегами отправили в командировку в какой‑то небольшой посёлок, — поясняет Светлана Антоновна. — Рассказывала мне, как шли они с девчонками по улице, смеялись. И подошёл к ним какой‑то пожилой мужчина: «Что же вы, девочки, смеётесь… Ведь война началась».
«Папа бы гордился тобой»
По словам Светланы Антоновны, дома юную Фаину уже ждал собранный рюкзак.
— Бабушка моя получила за неё повестку. И сразу собрала вещи. Мама вспоминала потом, что бабушка расплакалась, но и… обрадовалась. То, что дочку призвали на войну, она восприняла как «доверие и очищение» от подозрения. Ведь сама она тогда считалась женой «врага народа».
«Фаечка, береги себя… Папа бы гордился тобой», — материнские слова стали напутствием, и 1 июля 1941 года лейтенант медицинской службы Бестужева уже работала в военном санитарно-фронтовом поезде. Домой Фаина Степановна вернулась только в 1946 году, после окончательной Победы и демобилизации.
— Ей часто снилась война, — тихо говорит Светлана Антоновна. — Уже и мы у неё были, а мама среди ночи просыпалась: «Бомбят… Надо хватать ребятишек и бежать». Будила отца… А когда понимала, что бежать никуда не надо, успокаивалась. Пыталась даже отшучиваться: «Некуда бежать. Горы кругом». Жили мы в то время всей семьёй в Териберке, в Мурманской области. Это уже потом перебрались в Архангельск.
В дневнике Фаины Бестужевой стихи не только о войне, но и личные — о любви, солдатской судьбе, мирной жизни.
«Я не знаю, что со мной происходит, — пишет Фаина в декабре 1944 года. — Почти не нахожу себе покоя, в голове начинают рождаться рифмованные строки… С чего бы это? Раньше у меня получалось один-два четверостишья. А теперь просто бумаги не хватает. Пишу на обрывках листочков. Сегодня вот написала первое, чуть не сказала, «большое» стихотворение. А на самом деле то, что опозорило бы всю литературу…»
— Мама всегда критично относилась к своим стихам, временами подтрунивала над собой, — говорит Светлана Антоновна. — Но то, что во время войны она не только писала стихи, а «говорила в рифму»… Возможно, так проявлялся военный стресс. »…Погрузка. Город горит, фашистами окружён. И нам грозит окружение. Но дорогу держат наши воины на Ленинградском направлении… Грузим раненых под обстрелом, ведём перевязки. Снова раненые и убитые. Какой же кромешный ад. Мы бегаем, мы ещё живы. Нас как будто не трогают разрывы бомб… Самолётов со свастикой туча…»
— Я до сих пор поражаюсь, как она вообще находила время для дневника, — Светлана Антоновна бережно перебирает мамины фотографии. — Девочка совсем. Столько раненых… Медсёстры, фельдшера работали сутками, почти не спали. Мама рассказывала, как однажды поезд остановился на какой‑то небольшой станции. Ей дали редкую увольнительную. И она пошла в кино… Заканчивался второй сеанс, когда она проснулась. Сапоги аккуратно сняты, стоят рядом. А сама она лежит на трёх стульях. Вокруг тихо сидят бойцы. И никто её не побеспокоил…
«Своим спокойствием и энергией»
В военных архивах сохранился наградной лист о представлении к ордену Красной Звезды лейтенанта медицинской службы Фаины Бестужевой. В кратком описании среди заслуг лейтенанта: »…Чутко и внимательно относится к раненым больным. Благодаря своим знаниям и трудолюбию заслужила любовь и уважение всего личного состава поезда, а также раненых больных… Благодаря её расторопности поезд всегда, своевременно, в достаточном количестве обеспечен перевязочными материалами и медикаментами… Во время налётов вражеской авиации не покидала своего поста, всё время находилась среди раненых, оказывала помощь повторно раненым. Своим спокойствием, энергией, распорядительностью способствовала быстрейшему устранению последствий налёта вражеской авиации…»
После войны Фаина Степановна ещё долго работала фельдшером. И всю оставшуюся жизнь, по словам дочери, не любила поезда… Но свой санитарный проезд называла «счастливым», так как за все годы войны, несмотря на многочисленные обстрелы, эшелон до конца никогда не был разбит.
— Медицину мама считала своим призванием, но всё время мечтала, что когда‑нибудь напечатают и её стихи, — говорит Светлана Антоновна. — А ещё она добрая была очень. Ценила свою семью, любила всех нас, о внуках заботилась. К пациентам относилась бережно…
«Все мы друг друга лечим»
— Получается, что вы фельдшер в третьем поколении? — спрашиваю Светлану Антоновну.
— Да, у меня медицинский стаж — пятьдесят лет, — кивает она. — Сестра моя тоже врач. У сестры внуки — врачи. У меня и муж — врач. Так что все мы, — шутит, — друг друга лечим.
— А стихи не пишите?
— Нет, — улыбается, — я картины пишу… Правда, серьёзно рисованием заниматься начала уже поздно, на шестом десятке… Хотя потребность такая была давно. И вот, в конце концов, решилась — пришла в студию художника Ирины Кривополеновой. Да так там и осталась.
Светлана Антоновна признаётся, что в душе всегда ощущала себя ещё и биологом.
— Натюрморты — не моё. А вот животные… Я анималист. Нравится писать и природу. На даче у нас уже целая картинная галерея из портретов белых медведей, оленей, лошадей… Внуки, когда их спрашивают, кто бабушка по профессии, отвечают, не задумываясь: «Художник».
Несколько лет назад у Светланы Большаковой прошла персональная выставка в библиотеке имени Николая Жернакова, известного северного писателя, журналиста, который также был и собственным корреспондентом «Правды Севера». И вот уж, действительно, тесен мир — оказалось, что Николай Кузьмич — родственник Светланы Антоновны по линии мужа.
– Мой муж Дмитрий Борисович Большаков — внучатый племянник Жернакова, — поясняет она. — Сестра Николая Кузьмича Надежда — его родная бабушка.
— А вы лично знали Николая Жернакова?
— Да, конечно, — кивает Светлана Антоновна, — мы много общались, он и на нашей свадьбе был. Умнейший, добрейший человек. И прекрасный семьянин, шестерых сыновей вырастил. Трепетно относился к детям. Помню пришёл к нам в гости, а дочка моя совсем крошечная, только начала ходить — шаг сделала и плюхнулась. Он на руки подхватил: «Ох, если бы я так упал… — а потом рассмеялся, поднял высоко. — Ну и кто сказал, что мы стареем? Нет, мы молодеем…»
Фото автора и из архива семьи Большаковых