Как спасли лейтенанта Колчака…

Кто вы, адмирал Колчак?

Как у нас водится, то в жар, то в холод, то возносим, а то топчем. Эта судьба не минула А. В. Колчака, родившегося 150 лет назад, 16 ноября 1874 года.

Обложка книги, в которой опубликована стенограмма протоколов заседаний Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака (Москва. Издательство политической литературы. 1990 год)

Что знали о нём в советское время: жестокий верховный правитель (будто Гражданская война не могла быть жестокой), его именем собак называли, частушку про него сочинили:

«Мундир английский,

Погон французский,

Табак японский,

Правитель омский.

Мундир сносился,

Погон свалился,

Табак скурился,

Правитель смылся».

Колчак не смылся, то есть не убежал, а был расстрелян в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года. Его предполагали отправить в Москву, но иркутский ревком принял другое решение, боясь, что остатки колчаковцев захватят город.

Чрезвычайная следственная комиссия вела допрос, протоколы его опубликованы в 1925 году, но вскоре изъяты из библиотек. В позднее советское время их взяли из спецхрана, они снова увидели свет. В этих протоколах — и о поездке в начале 1903 года лейтенанта Колчака в Архангельскую губернию.

Валентину Пикулю ещё до перестройки М. С. Горбачёва удалось публично сказать о том, что Александра Колчака не вычеркнуть из истории как полярного исследователя, как учёного-гидролога. А потом — после 1985 года — понеслось: книга за книгой, кино, в котором образ Колчака излишне романтичен; споры — ставить Колчаку памятники или не ставить? Одни учитывают, как мужественно вёл себя военный моряк Александр Колчак во время Русско-японской и Первой мировой войн, его немалую роль в восстановлении военно-морского флота после войны с Японией, другие закрывают на всё это глаза.

Эти споры — не предмет моего небольшого исследования, сделанного благодаря материалам Государственного архива Архангельской области.

Полная свобода действий

В 1899 году Александр Колчак принял предложение исследователя Арктики барона Эдуарда Толля, знавшего научные работы коллеги, участвовать на шхуне «Заря» в полярной экспедиции под патронажем Академии наук. Молодой офицер охотно согласился. В качестве подготовки к экспедиции побывал, в частности, в Норвегии, получил консультации у знаменитого Фритьофа Нансена.

Э. В. Толль в своём выборе не ошибся, позднее отметил, что Колчак «не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии».

В экспедиции, одной из задач которой был поиск Земли Санникова, Колчак являлся и вторым магнитологом; не гнушался вместе с другими собирать плавник, впрягался в лямку, если уставшие собаки были уже не в силах тащить груз.

Толль назвал именем Колчака один из открытых островов у берегов Таймыра. (Конечно, впоследствии, при советской власти, остров переименовали.)

Экспедиция продолжалась с 1900 по 1902 год. «Зимовали мы на Таймыре, две зимовки на Ново-Сибирских островах, на острове Котельном; затем, на 3‑й год, барон Толль, видя, что нам всё не удаётся пробраться на север от Ново-Сибирских островов,… ушёл от нас с Зеебергом (и двумя каюрами; Фридрих Зееберг — астроном, магнитолог. — С. Д.) с тем, чтобы потом больше не возвращаться: он погиб во время перехода обратно с земли Беннетта», — рассказывал А. В. Колчак Чрезвычайной следственной комиссии.

Но это стало известно не весной 1902 года. Толль рассчитывал вернуться на Новосибирские острова, где ему были оставлены склады. А Колчаку и его коллегам было велено возвращаться в Петербург, так как все их «запасы», по словам Колчака, заканчивались. (В книге, которую я использую, сохранены стилистика документа, его орфография, пунктуация и написание терминов и географических названий.)

На заседании Академии наук Колчак поднял вопрос о немедленном снаряжении шлюпочной экспедиции для оказания помощи Толлю и его спутникам. К его идее отнеслись скептически, но, когда лейтенант заявил, что готов сам взяться за выполнение предприятия, ему дали денег и полную свободу действий.

«…все трезвые, хороших нравственных качеств…»

Из Академии наук в адрес архангельского губернатора Николая Римского-Корсакова пришла 9 января 1903 года телеграмма следующего содержания: «Прошу Ваше превосходительство приказать безотлагательно Мезенскому исправнику выбрать для Русской полярной экспедиции восемь человек самых опытных мезенских поморов предпочтительно из участников шпицбергенской экспедиции в том числе одного хорошего шлюпочного мастера и подготовить две отборные лодки для зимних промыслов. Для заключения условий с людьми и осмотра лодок прибудет около 20 января лейтенант Колчак. Академик Шмидт».

Телеграмму аналогичного содержания губернатор отправил мезенскому исправнику. Тот сделал всё, что от него требовалось, и рапортовал об этом по инстанции. (К сожалению, фамилию исправника разобрать мне на документе не удалось.)

28‑летний лейтенант прибыл в Мезень в девять часов вечера. Мезенцы, участвовавшие в Шпицбергенской экспедиции, тут же были оповещены о приезде человека, имевшего рекомендации академика Ф. Н. Чернышёва, знакомого этим жителям города. Мезенцы и их гость встретились. Колчак разъяснил ту задачу, «какая будет на них возложена». (На допросе в Иркутске он назовёт ту встречу «съездом тюлене-промышленников» — видимо, много там было народа.) Затем, в 12 часов ночи, Колчак и исправник выехали за сорок километров в поморское село Долгощелье «для осмотра лодок, какие требуются для экспедиции, и на случай подбора людей, если в Мезени бывшие участники откажутся». Осмотрев лодку-кедовку (такие лодки применялись на промысле тюленя в местечке Кеды), Колчак хотя и нашёл её «удобной для требуемой цели, но тяжёлой». Брать не стал. Воспользуется китобойным вельботом с разбитой в походе «Зари».

Потом петербуржец нашёл «охотников для следования экспедиции» и вернулся вместе с чиновником в Мезень. Там «почти от всех бывших в Шпицбергенской экспедиции получили согласие отправиться вновь в предложенную. Причём г. лейтенантом было выбрано 6 человек, из них за старшего назначен мещанин Василий Иглин, бывший в разных экспедициях в течение 9 лет. Выбранные лица — все трезвые, хороших нравственных качеств…»

(Шпицбергенская российско-шведская экспедиция во главе с Феодосием Николаевичем Чернышёвым — международная градусная, состоялась в 1899–1901 годах).

Через некоторое время после отъезда Колчака шестеро мезенцев «после обедни и общего молебна» отправились в путь с билетом губернатора «на предмет бесплатного получения двух пар лошадей на зимних станциях. На дорогу и на их нужды Лейтенантом выдано 300 рублей».

Старший мезенской группы — 46‑летний Василий Васильевич Иглин, отец шестерых детей. Михаил Михайлович Рогачёв, Алексей Мартемьянович Дорофеев и Илья Яковлевич Иньков семьями к тому времени не обзавелись, в отличие от Андрея Ильича Жданова и Алексея Матвеевича Олупкина. Все два года зимовали на Шпицбергене.

«Он совершенно потерялся»

Экспедиция продолжалась 42 дня. Колчак установил, что партия Толля погибла…

Одним из результатов пребывания лейтенанта Колчака в Арктике стал суставный ревматизм. А могло быть и гораздо хуже.

Прыгая через трещину, Колчак не рассчитал силы и угодил в воду. Слава богу, Никифор Бегичев и Илья Иньков находились рядом.

«Я бросился к нему, — рассказывал полярный исследователь Никифор Алексеевич Бегичев, — но его не было видно, потом показалась его ветряная рубашка. Я схватил его за неё и вытащил на лёд. Он совершенно потерялся… Под ним опять проломился лёд, и он совершенно погрузился в воду и стал тонуть. Я быстро схватил его за голову… вытащил еле живого на лёд…»

Как рассказывается в книге Н. Болотникова о Бегичеве «Последний одиночка», совместными усилиями Бегичев и Иньков стащили с Колчака сапоги и одежду, Бегичев снял с себя егерское бельё и натянул на пострадавшего. Тот пришёл в себя. Бегичев предложил Колчаку вернуться вместе с Иньковым в палатку.

«Мы вернулись все, не потерявши ни одного человека», — из стенограммы допроса Колчака.

Случай со своим спасением Александр Колчак наверняка вспомнил, когда писал свой главный научный труд «Лёд Карского и Сибирского морей», изданный в 1909 году.

За свои экспедиции А. В. Колчак награждён орденом Святого Владимира четвёртой степени и большой Константиновской медалью Русского географического общества. Избран действительным членом этого престижного общества.

В Мезени я слыхал, что во время Гражданской войны некоторые мезенцы ушли воевать к Колчаку. Не потому ли, что знали его лучшие качества?..

Генерал-лейтенант, управляющий военным министерством колчаковского правительства, А. П. Будберг называл своего начальника «полярным идеалистом», «несчастным, слепым, безмолвным адмиралом, жаждущим добра и подвига и изображающим куклу власти…»