В пятнадцать лет я считал себя поэтом. Друзьям стихи мои нравились. На школьных вечерах вирши имели успех. Приятно было слушать комплименты и аплодисменты. В 1956 году я написал поэму «На дальних границах». В памяти остались две строки:
«Море Японское
лижет сапог.
Чем я не бог?
Чем я не бог?»
Отослал поэму
в недавно открывшийся журнал «Юность».
Стихи похвалили и пригласили на
собеседование. На поезд меня провожала
любимая девушка Мария. Она занималась
парашютным спортом и на завтра уезжала
на соревнование. Вернуться должна была
через неделю.
В редакцию
«Юность» я опоздал: долго искал улицу
Воровского. Когда пришёл — двери
оказались заперты. Около какого‑то
памятника нашёл скамейку, сел в раздумье:
где бы переночевать? Не заметил, как
заснул. Разбудил меня задорный смех
молодой парочки. Увидев, что я проснулся,
они встали и ушли. А я засмотрелся на
звёздное небо: какое оно загадочное!
Вспомнилась
Вера Митрофановна, учительница литературы
в десятом классе. Она вдохновенно читала
стихи Ломоносова:
«Открылась
бездна звёзд полна.
Звездáм числа
нет, бездне — дна».
Я никогда
так не напишу…
Где‑то
недалеко пели под гитару:
«В саду горит
костёр рябины красной,
Но никого не
может он согреть».
Меня окутала
грусть, и что‑то в душе перевернулось…
У нас возле
дома росли две рябины. Но я никогда не
видел, чтобы они горели красным костром.
Такое усмотреть мог только поэт. Я понял,
что все мои рифмованные строчки — не
стихи. Встал со скамейки и ушёл на вокзал.
В Брянске
старался ни с кем не встречаться. Ждал
Машу и волновался: что я ей скажу? Жалел,
что сам на себе поставил крест. Успокаивал
себя: многие будущие поэты сначала
графоманили. Даже Пушкин.
Маша не
приходила. Видно, задержалась и сообщить
мне не могла. Мобильных телефонов тогда
не было.
Через неделю
пришёл мой друг Алик Победимов и спросил:
– Когда
похороны?
Я смехом:
– Рано! К
сожалению, как видишь, пока живой.
– Боря, я о
Маше спрашиваю.
У меня
подкосились ноги. Он помог сесть на
стул.
– Тебе не
сказали, что она погибла?!
– Не раскрылся
парашют?
– Да.
Вечером я
пришёл к Машиной маме Антонине Ивановне.
Она, рыдая, бросилась ко мне.
Оказывается,
Маша вела дневник. Антонина Ивановна
отдала его мне. Ночью я открыл последнюю
страничку:
«Мне подарил
любимый лилии,
И я сплела
из них венок.
Теперь я
самая красивая.
Теперь я
самая счастливая.
Лечу как
чайка белокрылая.
Я как весенний
ветерок.
Вчера был
звездопад. Горсти звёзд рябинового
цвета летели к земле».
***
Мы вместе
смотрели на этот звездопад. Над нами
было одно небо. Но Маша видела рябиновые
звёзды, а я нет…
Фото: AdobeStock