— Масло у нас хорошее, турецкое, — говорит Людмила Николаевна Окулова, приглашая к чаепитию.
На столе свежий хлеб с золотистой хрустящей корочкой. Бутерброд получается знатный. Но почему масло турецкое? Откуда оно взялось в Мезени?
Оказалось, что масло местное, произведено в селе Долгощелье, но местных жителей прозывают «турками», а значит, и масло «турецкое». И снова же — почему?
Чаепитие проходило в семье Окуловых, где местную историю и местные обычаи знают глубоко. Людмила Николаевна — научный сотрудник филиала Архангельского краеведческого музея — Мезенского историко-краеведческого музея. А Николай Федотович — местный краевед, историк, журналист. И у меня были все основания надеяться, что получу ответ на свой вопрос.
Но в результате вышла целая история, ведь не только одно Долгощелье с его жителями имеет прозвище. Оказывается, они есть практически у каждого мезенского селения. Рассказать о некоторых из них согласился Николай Федотович. И начал с Мезени и мезенцев.
Как у ненца кису срезали
— Жители околотка Малая Слобода, ранее Кузнецова Слобода, города Мезени имеют прозвища «коноеды» и «дергачи». Почему «коноеды», не знаю, ведь у нас употребление в пищу лошадиного мяса никогда вроде бы не приветствовалось. Но, возможно, дело в одном когда‑нибудь произошедшем случае или в действиях, когда была необходимость спасаться от голода. Дергач, или коростель — птица, встречающаяся в наших местах, но увидеть её можно редко, так как она очень скрытная, будто бы осторожная или стеснительная. Что‑то подобное наблюдается в обобщённом характере жителей Малой Слободы, вот оттого, наверное, они и «дергачи».
Что касается околотка Большая Слобода, ранее Окладникова Слобода, города Мезени, здесь жители имеют два основных прозвища — «кофейники» и «кисорезы». «Кофейники» — понятно почему, сейчас многие слышали и знают про кофе по‑мезенски. Кофе в Мезень привозили из Норвегии, он сюда попал, очевидно, раньше, чем в другие места. Варили его в самоварах по собственному рецепту, добавляя разные специи, которые до сих пор держатся в секрете. В такой кофе также добавляют сливки или топлёное молоко, а откушивают с чёрным мезенским пряником. Сейчас принимающие туристов непременно стараются угощать их кофе по‑мезенски, конечно, из самовара.
«Кисорезами» же мезенцев начали называть после одного инцидента. Мы живём рядом с Канинским полуостровом, и когда ненцы оттуда переходят с оленями на мезенские лесные пастбища, некоторые из них на какое‑то время останавливаются в Мезени. Как у нас говорили раньше, на «фатере». И вот якобы в какие‑то времена случилось, что у одного ненца срезали с нарт кису, а киса — это мешок из оленной шкуры, в котором хранили еду. И с тех пор мезенцев Большой Слободы стали называть «кисорезами». Хотя точно никто не знает, насколько правдива эта история, да и была ли она вообще.
— И всё же это несколько несправедливо. Как вы сказали, точно неизвестно, происходило ли это событие в действительности. Но даже если и сделал такой неблаговидный поступок один мезенец, что же — всем остальным потом отвечать?
— Такое обобщение — дело обычное. И если прозвище «прилипнет», то очень надолго или же навсегда.
Но двигаемся дальше — в Заакакурье. Это первая деревня от Мезени, если плыть вверх по реке или ехать по дороге в сторону Лешуконского округа. Раньше деревня называлась Никола, а в 1913 году почему‑то её переименовали в Заакакурье. Можно только предположить, что из‑за протекающей рядом речки Курьи, которая когда‑то называлась Акой. Ну и получилось что‑то вроде «За Акой Курьей».
Так вот жители Заакакурья, те «гулюшки», а гулюшка — это, как известно, голубь. Уж я не знаю, почему их так называют, даже легенды нет по этому поводу. Может, поворковать, побеседовать по душам местные люди очень любили. Да и теперь они не прочь заводить душевные разговоры.
Лампоженские «кибасники»
Проехав несколько километров и свернув от основной дороги в сторону реки Мезени, за той же самой Курьей мы попадём в деревню Лампожню. Это одно из самых старинных селений нашего района, где проходили богатые ярманьги, то бишь ярмарки. По поводу названия деревни есть разные легенды. Говорят, что первым заселенцем в этом месте был какой‑то Лампей. По этому имени, прибавив к нему слово «пожня», и назвали деревню. Получилось сокращённое от «Лампеевой пожни». Кстати, с этой деревни вышел наш знаменитый лыжник — чемпион мира и Олимпийских игр Владимир Семёнович Кузин. И в деревне есть дом-музей Кузина, как раз в его родовом доме.
Эта деревня располагается на острове, в очень затопляемом месте. Весной 2003 года я летал с паводковой комиссией на вертолёте и снимал места разлива. В Лампожне на суше было лишь несколько домов, а остальные все в воде. Вот их чаще и больше всех затапливает на Мезени. Но деревня зато всегда была богата заливными лугами, то есть пожнями, на которых заготовлялось очень питательное, богатое каротином сено. Там держали много домашней скотины, и в совхозе тоже было большое стадо крупного рогатого скота. Между прочим, племенного. Всё это осталось теперь лишь в памяти людей среднего и старшего возрастов.
— А у жителей этой деревни есть какое‑то прозвище?
— Жителей Лампожни называют «кибасниками». Видимо, потому, что они больше других использовали кибасы. Кибасьё — глиняные грузила для рыбацких снастей, изготовляли которые в деревне Тимощелье. А жителей этой деревни, превратившейся теперь в дачный посёлок, называли «горшками», потому что там жили гончары. У них были свои «заводы».
«Вот тебе завод, вот тебе лавка»
— Настоящие заводы?
— Это небольшие мастерские с гончарными кругами и печами для обжига глиняных изделий. Изготовлялось тут не только кибасье, но также ладки, горшки, масленники, круглые печные трубы… Тимощёла были очень умелые, отменные мастера, у них существовали многовековые династии.
Про их «заводы» есть такая история. Один местный мужик служил в рекрутах, у него подходил срок к концу службы, и он сманил к себе девушку. А чем сманил? Поехали, говорит, ко мне, у меня в деревне есть завод и есть лавка. Ладно, приехали. Девушка просит: ну, покажи, где твой завод, где твоя лавка. Он приводит её в сарайчик, туда, где печь для обжига стоит. Вот, говорит, мой завод. Девушка, конечно, глаза округлила — какой же это завод? А потом спрашивает: а где твоя лавка? Пришли в избу. А там вдоль стены стоит лавка во всю избу. Вот тебе лавка! А куда деваться‑то девушке? Деваться‑то некуда — пришлось замуж выйти.
— Но парень‑то не обманул, он правду сказал — ведь и завод был, и лавка…
«Кислы камбалы» вы!
— С рассказом о Тимощелье мы перескочили деревню Заозерье. А жителей этой деревни издавна называют «кислы камбалы». Почему? Потому что они очень любят камбалку, которую солят таким образом, что она отдаёт через какое‑то время кислинкой. Ещё её называют «душна рыба». Известный писатель и этнограф Сергей Максимов, который побывал на Севере в 1855 году, в книге «Год на Севере» поведал, как он зашёл в мезенскую избу и сразу выскочил — такой там дух стоял нестерпимый. А потом ему объяснили, что это так пахнет рыба, дали её попробовать… Оказалось, что если зажать нос, то есть можно.
И ещё, между прочим, известный архангельский краевед, уроженец Мезени Николай Окладников рассказывал, как один мезенский гость написал жалобу, что его, мол, накормили здесь тухлой рыбой, потребовал разобраться. Ему потом ответили, сделав заключение, что эта рыба не порченная, но пригодна в пищу только мезенцам и ненцам. Не зря же у нас говорят порой, что мезенцы и ненцы — один народ. Это, думаю по многим сходным пристрастиям.
— И сейчас в Мезени готовят кислую камбалу?
— Конечно! Я, например, очень люблю такую камбалку, которая с душком. Помакать её в ладочке, да с постным масличком, да с картошечкой. Макать кусочком хлеба. Вкуснота и красота!
— Маци, маци, да рыбку‑то не волоци!
— Так, «цикая», говорят соседи-лешукона, хотя фестиваль с таким названием проходит у нас, в Мезени. Только коренные мезенцы всё‑таки говорят: «Мачи, мачи, да рыбку‑то не волочи!» — то есть «чикая». А как это макать, макать и рыбку не волочить? Шутка такая! Ну, а фестиваль интересен тем, что на нём можно много узнать о местных рыбных речном и морском промыслах и рыбку разную попробовать, в том числе камбалку. И помакать…
Кимжана, те — «чернотропы»…
А дальше, если перепрыгнуть Тимощелье, о котором речь уже была, село Дорогорское, Дорога гора. Мимо неё раньше ездили на телегах, на санях. Известно, что путников с товарами там, именно на высоком холме, встречали лихие люди, разбойники, требовали мзду платить. Проехать просто так, задаром, было невозможно. Вот потому и Дорога гора.
А дорогора — это «совы». У них там испокон тоня сёмужья водится. А сёмгу‑то ловили и ловят в основном в тёмное время. От лишних глаз чтобы подальше. Поэтому и «совы».
За рекой Мезенью, чуть повыше, деревня Кимжа. У них там церковь, в Дорогорском — тоже была. Старики рассказывали, что в Кимже басовитые колокола звонницы как бы обличали заречных соседей, выговаривая: «Дорогора — воры, дорогора — воры». А из Дорогорского мелкие колокольчики в ответ торопливо и многократно оправдывались: «Мы не воры, мы не воры!»… Ну вот так и перекликались. И даже теперь между дорогорами и кимжанами не всегда лад получается.
В общем, как я уже сказал, дорогора — «совы». А вот кимжана, те — «чернотропы». Почему? Тут разные версии существуют. В частности, якобы потому что там были курные избы, а также топили бани по‑чёрному. Значит, сажи было много. И местные жители оставляли за собой сажные тропы, особо заметные зимой. У меня даже есть частушки-хохотушки по этому поводу:
Если с кимженским гулять,
Нать метлу большую брать,
Чтобы чёрные‑то тропы
За собою заметать.
А всё же курные избы и бани по-чёрному, от которых натаптывались сажные тропы, были раньше и во всех других деревнях. Потому считаю, что «чернотропы» — это, скорее, оттого, что деревня образована в таком месте, где её трудно было найти, не ходя, так сказать, «чёрными», потайными тропами. И до сих пор там сохранились старинные двухэтажные дома с поветями, подвалами и взвозами. Как корабли стоят. И это одна из признанных самыми красивыми деревень России. Потому что новая культура, новые, так сказать, веяния попадали туда с большим запозданием из‑за бездорожья, а то и вовсе не принимались здешними староверами. Это сейчас региональная автодорога Архангельск — Мезень проходит рядом, так что все интересующиеся заглядывают в Кимжу, чтобы ощутить себя где‑то в XVII–XVIII веках, в действительно уникальном селении.
Наперекор «кукушке»
— Приходилось слышать, что жителей деревни Жерди называют «кукушками». Сохранилась история — почему?
— Действительно, жердяна‑то — «кукушки»… А вот почему — истории такой не знаю. Но на этот вопрос я в своей частушке в шутку ответил так:
Будешь жердскою невесткой,
Навостри-ко ушки:
Здесь у каждого окошка
Зырит по кукушке.
Шутка шуткой, но вот пройдёт, бывало, молодуха по «горке» рядом с холостым парнем, да ещё и мирно беседуя, хотя бы двадцать шагов, а «кукушки» уже прокукуют, что вот, мол, какое дело‑то, при муже, а вон что позволяет…
Заодно расскажу одну историю, связанную с моей семьёй. Мой отец был председателем колхоза в Сафоново. И по наговору его забрали. Случилось это в 1937 году. Мать в то время была на сносях, но пошла его провожать. Идёт она по берегу реки, а тот, кто сопровождал отца, взял и столкнул её с угора. Ещё и отчитал — что это ты, мол, пошла вредителя провожать. А сам он был родом из Жерди. Мать рассказывала, что она забралась обратно на угор и ответила ему: «Я всё равно буду провожать, «кукушка» ты проклята!»
— Отец вернулся?
— Прощаясь, он сказал матери, что если его слишком‑то надолго усадят, чтобы она не ждала и при случае выходила замуж. Но он через несколько месяцев вернулся. Их первенец вскоре умер. С ним в нашей семье было бы девять детей, а так получилось восемь.
«Турки» и «французы»
— Начали мы разговор про «турецкое» масло, которое, как оказалось, произведено в Долгощелье. Почему жителей этого села называют «турками»?
— Долгощелье — большое поморское село. Раньше называлось Долгая Щель. Среди краеведов ходит легенда, дескать здесь в своё время ожидали приезд какого‑то церковного иерарха, возможно, епископа. К встрече важного гостя приготовились долгощёла капитально: угощениями запаслись, подарками. Но ждали-ждали да и, как говорится, все «жданы съели» и стали уже расходиться. А тут вдруг тот, кто на крыше сидел и высматривал гостей, закричал: «Караул! Едут!» И якобы едущий иерарх, услышав сие восклицание, сказал: «Турки вы! Ничего не понимаете. «Ура» надо кричать, а они: «Караул!» Вот тогда прилипло это прозвище «турки» и даже до наших дней дожило.
А ещё у нас есть «французы». Это жители деревни Козьмогородское, которая раньше называлась Козьмин Городок. И есть история, как в этом Городке, так и теперь иногда называют сию деревню, один мужик шутки ради сварил вместо глухаря ворону. И вороной накормил гостей. Когда они это поняли, обозвали его «французом». Ну, а потом стали и всех жителей деревни называть «французами». Имея в виду, что французы, когда отступали от Москвы, съедали всё на своём пути, в том числе и ворон.
Кстати, у мезенских «французов» есть даже своя «Эйфелева башня» — это телевышка, высота которой более 250 метров. Кажется, чуть ли не самая высокая в нашей области.
«Чухари» и «непарны катанцы»
Если говорить о «птичьих» прозвищах, то я хочу добавить, что жители деревни Погорелец — это «куропти», деревни Азаполье — «дрозды», деревень Сояна и Сафоново — «чухари», то есть глухари. Каких‑то внятных легенд здесь не слышал.
Но есть и совсем удивительные прозвища. Например, жители деревни Кильца — «дрыны с колоколами». Не иначе как наградил столь обидным «общим знаком» дельных в своей массе земляков какой‑то балабол-пустозвон. Жители Целегоры у нас — «рекоставы». Это за то, что они с помощью крестьянской смётки ускоряли льдообразование на протоке реки Мезени, чтобы быстрее начать вывозку сена с острова к ферме.
Жители соседней с Целегорой деревни Мелогоры известны как «катыши» — видимо, из‑за преобладания среди них людей невысокого роста и как бы округлой фигуры. Жителей деревни Ручьи называют «непарны катанцы». Почему — трудно сказать. Тем более что катанцы, то есть валенки, надевали попеременно то на одну, то на другую ногу, чтобы не снашивались на одну сторону. Может, однажды кто‑то по рассеянности ли, по смешливости ли надел на одну ногу чёрный валенок, а на другую серый… Есть у ручьевлян и ещё одно прозвище — это «едома», что означает, как утверждают учёные, место оседлости ненцев, отошедших от традиционного кочевого образа жизни. Хотя всё‑таки основу населения Ручьёв составляют русские люди, поморы.
— Вы рассказываете в основном о прозвищах, которые вышли, как говорится, из глубины веков. А есть примеры, когда они возникали в более близкое время?
— Есть. Некоторые я уже назвал, но вот ещё один пример. Жителей деревни Сояны зовут не только «чухарями», но и «бобылями». Это прозвище, обозначающее одиноких, безсемейных мужиков, возникло в советское время, в семидесятые годы прошлого столетия. Тогда в местном колхозе работало много парней, а невест не хватало. Но колхоз возглавлял умный председатель — Николай Николаевич Клеопин. Он невест «выписывал из посылторга», как шутили в деревне. Как‑то с ними списывался, нахваливал своё место, а потом ещё открыл колхозную птицеферму. И девушкам, которые приезжали по его «наводке», было где работать. Так в деревне появились невесты для местных парней, которые со временем стали их жёнами. А мужики в основном работали в рыболовецком колхозе, ловили сёмгу.
Сояна стоит на одноимённой семужье-нерестовой реке, в верховье которой действовал рыбзавод. Кроме того, соянские суда ловили рыбу в Атлантике. Хорошо деревня жила…
— Получается, что, изучая деревенские прозвища, можно многое узнать про жителей деревень, про их род занятий в былые времена, особенности характера, а также про исторические события, которые проходили не только в тех местах, но и в стране…
— Как мы видим, все прозвища оказались весьма живучи — часто забывается повод, из‑за которого они возникли, но даже далёкие потомки тех жителей деревень их носят до сих пор. Значит, надо помнить, что любой поступок может остаться в памяти — и добрый, и неблаговидный. Поэтому лучше пусть больше будет благовидных…
Фото автора, со страницы села Долгощелье в соцсети «ВКонтакте» и Мезенского окружного культурного центра