Расскажу вам: Мыс Нагурского

Мыс Нагурского назвали в честь первого полярного лётчика

1917 год

Штурвал плохо слушался.

– Выпрыгивай! — прокричал он механику.

– А ты?

– Отставить разговоры! Выпрыгивай!

Самолёт качнуло — выпрыгнул.

Ян Нагурский ещё раз попытался усмирить заупрямившуюся машину. Такое уже было: тогда налетел шквал. Самолёт перестал повиноваться. Нагурский сделал мёртвую петлю и выскочил из бури.

Сегодня мёртвая петля не поможет. Его самолёт «Морис Фарман» изрешетил немецкий лётчик Манфред Рихтгофен (на его счету 80 сбитых самолётов). Силы были неравные: «этажерка» против лучшего в мире истребителя.

Умом понимал: надо выпрыгивать. Но сердце требовало сделать ещё попытку.

«Фарман» заваливался набок.

В голове стучало: пора прыгать!

А ему виделась Арктика.

«Пора прыгать!»

Самолёт тряхнуло: очередная пулемётная очередь истребителя вонзилась в него. Мотор заглох. «Фарман» загорелся…

1914 год

Главное гидрографическое управление. Начальник Михаил Ефимович Жданко вызвал поручика по адмиралтейству Яна Нагурского: «Вам поручается обследовать район полярных льдов вдоль всего западного побережья Новой Земли. Может, повезёт и найдёте Георгия Седова…

Нагурский отправился в Париж. Выбрал самолёт «Морис Фарман» с двигателем «Рено». На заводе он непосредственно наблюдал за постройкой и сборкой самолёта, изучал двигатель и совершил восемнадцать тренировочных полётов на аэроплане такого же типа.

Новый самолёт упаковали в ящики и доставили на пароход «Печора» в Александровск-на-Мурмане (ныне г. Полярный). Там к Нагурскому присоединился опытный авиатехник морской авиации Евгений Кузнецов.

На палубе парохода «Печора». Второй справа — летчик Ян Иосифович Нагурский. Крестовая губа (Новая Земля)/Из коллекции Санкт-Петербургского музея Арктики и Антарктики

«Печора» отбыла на Новую Землю, откуда предполагалось начать поиски пропавшей экспедиции Георгия Седова.

Добралась без приключений. Пароход встал на якорь в Крестовой губе. Ян Нагурский и Евгений Кузнецов переправили ящики с частями самолёта на берег у становища Ольгино. Построили времянку. Ночевали в спальных мешках на резиновых надувных матрасах.

Сборка гидросамолёта началась через двое суток. На помощь пришла команда «Печоры». Погодные условия были отвратительными. На берег, открытый всем ветрам, надвинулся туман, пошёл дождь со снегом.

За пятнадцать часов «Морис Фарман» собрали. На берегу соорудили из брёвен скат и самолёт спустили на воду. Море стало ему взлётной площадкой.

— Z Bogiem (польск.)! — прошептал Нагурский. И повторил по‑русски: «С Богом!»

Самолёт оторвался от воды. Так впервые в истории небо Арктики распахнулось для самолётов. Нагурский сделал несколько кругов и приводнился. Не теряя времени, он погрузил на борт продовольствие на 10 дней, винтовку, лыжи и вместе с Кузнецовым вновь взлетел.

Всего Нагурский совершил вдоль западного побережья Новой Земли и у Земли Франца-Иосифа пять длительных разведывательных полётов. Общая их продолжительность — десять часов сорок минут, расстояние — 1060 километров. Но разгорелась Первая мировая война, и поиски Седова прекратились.

Новая Земля (карта)/Из коллекции Архангельского литературного музея

Из отчёта Я. И. Нагурского в Главное гидрографическое управление:

«8 августа. Вылетел на обследование западного берега Новой Земли. В полёте ориентировался по береговой линии и показаниям компаса. С севера надвинулся густой туман и облака. Пришлось целый час лететь только по компасу и высотомеру. Разглядеть земные ориентиры удалось только в районе Горбовых островов. Обогнул мыс Литке и направил самолёт обратно. Сесть удалось у мыса Борисова. В воздухе пробыл 4 часа 20 минут.

9 августа. Поднял самолёт в воздух для обследования положения льдов у Горбовых островов. Выяснил: Архангельская губа, проливы между островами Берха, Личутина и Заячьим забиты льдом. Эта первая в мире ледовая разведка сделана в интересах капитана «Андромеды». Он должен на Заячьем острове подыскать место для постройки склада продовольствия.

10 августа. При облёте острова Панкратьева обнаружил избушку. Посадил самолёт на припайный лёд. Поднялся по крутому склону. В избушке на столе лежала металлическая труба, составленная из пустых консервных банок. В ней оказался рапорт Г. Я. Седова в Морское министерство. Георгий Яковлевич сообщал, что из‑за сложнейших ледовых условий не смог на своём «Святом мученике Фока» подобраться к Земле Франца-Иосифа. Оставил судно в пятнадцати километрах к югу от острова Панкратьева и с частью экипажа перешёл в избушку на зимовку. К рапорту прилагался дневник экспедиции.

12 августа. Поднялся в воздух с капитаном «Андромеды» Григорием Поспеловым. Гидросамолёт набрал высоту 500 метров. Но вдруг в двигателе послышался резкий стук. Сразу стал планировать. На судне заметили и выслали шлюпки к месту вынужденной посадки. После разборки двигателя выяснилось: сломан шатун третьего цилиндра и погнут главный вал. Поломка шатуна произошла по вине завода — не были зашплинтованы гайки…»

Пароход «Андромеда», принимавший участие в поисках экспедиции Георгия Седова в 1914 году/Из коллекции Александра Сидорова

14 октября. 1914 года в Петрограде Нагурский лично доложил о результатах полётов генерал-лейтенанту Жданко.

Кроме того, Нагурский изложил ему проект полёта к Северному полюсу. Главную базу экспедиции Нагурский предполагал организовать на острове Рудольфа (самый северный остров Земли Франца-Иосифа), доступном для судов. Жданко был впечатлён идеей, но война требовала решать более насущные проблемы.

Нагурский продолжил службу в морской авиации: участвовал в воздушных боях Первой мировой войны. В 1917 году немецкий истребитель расстрелял самолёт Нагурского. Он еле успел выпрыгнуть из кабины. Два часа продержался в Балтийском море в спасательном поясе. Случайно оказавшаяся поблизости русская подводная лодка подобрала его. Нагурского доставили в рижский госпиталь.

О том, что лётчика сбили, узнали все сослуживцы Нагурского, а вот о счастливом спасении стало известно немногим. Поэтому и утвердилось мнение, будто Нагурский в 1917 году погиб. Большая советская энциклопедия напечатала дату смерти.

После Октябрьской революции Нагурский некоторое время служил в красной авиации. В начале 1919 года уехал в Польшу. В Россию не вернулся.

1955 год

Нагурский присутствовал на лекции известного польского полярного исследователя Чеслава Центкевича. Докладчик мельком упомянул о «давно забытом пионере авиации русском лётчике Иване Нагурском».

После лекции Нагурский подошёл к Центкевичу: «Я служил в русской армии. Но я не русский, я — поляк. А потому не Иван, а Ян. Моя фамилия Нагурский…»

1956 год

Нагурский прилетел в Россию. В Москве он встретился с полярными лётчиками. Борис Чухновский (первый советский авиатор, совершивший полёт в Арктике после Нагурского в 1924 году) говорил о «крёстном отце» арктической авиации: «Полёты Нагурского кажутся маловероятными без знания метеообстановки на трассе, без радиосвязи, с ненадёжным мотором, без наземного обслуживания и, что, пожалуй, самое существенное, без приборов слепого полёта, отсутствие которых грозит любому самолёту срывом в штопор».

При встречах в Москве Нагурского непременно спрашивали:

– Что вы чувствовали, поднявшись первым в небо Арктики?

И он всегда откровенно отвечал:

– To było bardzo przerażające (польск.).

И повторял по‑русски:

– Было очень страшно.

Россия хранит память о первом в мире лётчике, поднявшемся на самолёте в небо Арктики. В честь Яна Нагурского назван мыс в северной части острова Земля Александры архипелага Земля Франца-Иосифа.