По словам водителя, сбившего подростка, тот сам выбежал на дорогу…
Четыре месяца за жизнь юного котлашанина боролись врачи. Его вытащили, спасли. Но Владислав будто «застрял» между двух миров. По словам Марины Тулубенской, уже год её сын находится в состоянии малого сознания – не выходит на контакт.
– Это не кома. Влад нас видит, слышит, – поясняет Марина. – Но никак не может сообщить о том, что чувствует – словно заперт внутри своего тела. И самая большая мечта – чтобы он наконец вышел с нами на связь. Чтобы смог моргнуть мне в ответ и общаться хотя бы глазами.
Трагедия, в секунду изменившая всю жизнь их самой обычной семьи, произошла накануне дня рождения Влада. По словам мамы, сын очень ждал своего пятнадцатилетия. Они гостили в деревне, на даче у бабушки с дедушкой. И в то утро много шутили, вместе строили планы, где отметят предстоящий праздник и кого Влад на день рождения пригласит…
– Он у нас домашний, добрый, любознательный мальчик, – рассказывает Марина. – Прошлой осенью должен был пойти в девятый класс. Владик учится в коррекционной школе. В 10 лет у него выявили дискалькулию – ему не давалась математика. Но всегда старался. И всем помогал… О младшей сестрёнке заботился. Полине три года. И теперь дочка, – вздыхает Марина, – помогает мне заботиться о нём. И всё ждёт, когда же её братик «проснётся».
По словам Марины, в тот день им на дачу позвонил друг семьи. Сказал, что будет проезжать мимо – везёт лимонад и хотел бы передать его детям.
Предложил: «Может, Владислав встретит меня у дороги?» Сын обрадовался, взял рюкзак, сел на велосипед, – рассказывает Марина. – Причём он специально подъехал так, чтобы ребёнку не надо было пересекать автодорогу. Передал лимонад, убедился, что Владик благополучно спустился с насыпи, перезвонил: «Всё хорошо. Ждите. Сейчас Владислав вернётся».
Но Влад так и не приехал домой.
– Мы ещё подумали: наверное, по деревне решил прокатиться, – говорит Марина. – Он любил ездить по просёлочной дорожке. Но на проезжую часть, конечно, никогда не выезжал – это было запрещено, да и сам понимал, что опасно.
Необычное скопление людей на дороге первым заметил дедушка Владислава.
– Сердце оборвалось. Побежали туда. И услышали, что машина сбила какого‑то мальчика. Что ребёнка увезла скорая, – голос Марины дрожит. – А метрах в двадцати от дороги увидели лежащий велосипед. Это был велосипед нашего Владика… Шок. Земля ушла из-под ног.
Свидетелей происшествия так и не нашли.
– Почему Влад оказался на дороге? Может быть, его кто‑то позвал? Я год задаю себе эти вопросы, – говорит Марина. – Но ответов у меня нет. О том, что случилось, известно только со слов водителя, сбившего Влада. Видеорегистратора в его автомобиле почему‑то не оказалось.
В возбуждении уголовного дела было отказано в связи с отсутствием состава преступления. На днях Котласский городской суд вынес решение о взыскании компенсации морального вреда в пользу Владислава и его мамы в размере полутора миллионов рублей. Доводы водителя об отсутствии вины в причинении вреда здоровью пострадавшему мальчику суд во внимание не принял. Было установлено, что тяжкий вред здоровью несовершеннолетнего пешехода «причинён в результате использования транспортного средства, которое относится к источнику повышенной опасности» – вред здоровью подлежит возмещению независимо от вины ответчика. Решение суда не вступило в законную силу.
– Суд мы выиграли, но какими темпами компенсация будет выплачиваться? – в голосе Марины огромная усталость.
По её словам, если бы деньги выплатили сразу, то они с Владом тут же уехали бы на реабилитацию. А так, каждый потерянный день – как шаг назад.
– В суд водитель принёс справку, что официально безработный. Безработной оказалась и его жена, а машину, сбившую Влада, он продал накануне вынесения судебного решения, – поясняет Марина.
И уточняет, что деньги на ремонт той самой машины – это порядка 400 тысяч рублей – были вычтены из компенсации, причитающейся Владу.
– Это был ещё один наш иск – о взыскании расходов на лечение, – говорит она. – Сказали, что будет и встречный – на ремонт машины. В итоге в суде удалось утвердить мировое соглашение: водитель выплатил 125 тысяч рублей – эта сумма стала следствием «взаимозачёта», учитывающего стоимость восстановительного ремонта автомобиля.
Марина признаётся, что у неё до сих пор перед глазами фотографии «помятой» машины, которые в суд представила сторона ответчика.
– У меня ребёнок с «трубками», полностью обездвижен, а тут про эту вмятину… – она еле сдерживает слёзы. – Мол, видите, как быстро ваш мальчик бежал. Видите, как сильно он помял машину… Словно и не нёсся автомобиль на огромной скорости. В том месте постоянно происходят какие‑то аварии – за въезд на мост будто «гонки» устраиваются. Незадолго до нашей трагедии там же произошло смертельное ДТП.
Каждое судебное заседание, по словам Марины, было возвращением в тот страшный день.
– Я домой приходила без сил. Опустошённая, – вздыхает она. – Но времени на восстановление не было. На «автопилоте» бежала к Владику и Полине. Всё и сейчас расписано по минутам – покормить, переодеть, перевернуть, перенести, дать лекарство… И стараться не плакать, когда читаешь дочке сказку.
Своё пятнадцатилетие Владик встретил в реанимации. В больнице вместе с мамой он пролежал до декабря.
– Я благодарна нашим врачам, они стабилизировали Влада. Самое главное, что он живой, – говорит Марина. – Но более сложные обследования и реабилитация – это не в компетенции Котласской больницы. Я просила направить сына в федеральный медицинский центр. Запросов было много – отказали все.
– А почему? Что писали в отказах? – переспрашиваю Марину.
– Как под копирку: «низкий реабилитационный потенциал». И это не видя больного, – поражается она. – Я сама медик, фельдшер. По второму образованию – дефектолог. Как можно вот так, заочно, лишать ребёнка шанса?
Положительный ответ из Москвы – из медицинского исследовательского центра здоровья детей – пришёл, когда Марина уже начала отчаиваться.
– Это было как лучик надежды, – говорит она. – Все за нас радовались: «Владику там помогут! Настраивайтесь на длительную реабилитацию».
– Вызов был по квоте?
– Да, звучало это как оказание высокотехнологичной помощи, – кивает Марина. – В Москву из Котласа нас отправили на реанимобиле. Ехали одиннадцать часов… Зима, холод, сквозняки. Я выбегала на автозаправках, чтобы разогреть для Владика питание. Всю дорогу держала его за руку, прислушивалась к дыханию. В Москву приехали в 5 утра. Ощущение – нас никто не ждал. Врач первый раз осмотрела Влада только ближе к полудню.
По словам Марины, за десять дней, что они провели в отделении, её сыну сделали «четыре сеанса массажа, три физиопроцедуры».
– Питание выдали только на третий день… И это высокотехнологичная помощь? Даже расходных материалов для санации трахеи в отделении не было, – констатирует Марина. – Буквально обо всём приходилось просить. А спустя неделю, перед Новым годом, вдруг объявили, что центр закрывается на праздники. И нам, мол, надо подумать о том, чтобы вернуться домой. И тогда я поняла – ждать больше нельзя. Спасать своего сына я должна сама…
По словам Марины, она нашла реабилитационный центр в Подмосковье – единственный, где брали тяжёлых детей «с трубками». И все свои сбережения – до трагедии были планы поменять квартиру, перебраться в Ярославль – направила на реабилитацию Влада.
– Мне помогли родители. Мы собрали всё, что у нас было – до копейки, – тихо говорит она. – Заказала медицинскую перевозку, и рванули в Подмосковье. Денег хватило на три недели реабилитации… Именно там я встретила замечательных специалистов, узнала много нового и познакомилась с другими родителями. И словно попала в родную семью. Наверное, впервые после всего случившегося начала улыбаться…
Весной в том же центре Влад прошёл и второй курс реабилитации. Оплатить его помог благотворительный фонд «Правмир».
Марине не с кем было оставить дочку, и она взяла малышку с собой. Целыми днями Полина «лечила» Владика, щебетала возле него. И однажды мама заметила, что Влад посмотрел на сестру – на мгновение зафиксировал взгляд. Это было первое маленькое чудо…
Находясь на реабилитации, Марине удалось попасть с сыном в НИИ неотложной детской хирургии и травматологии департамента здравоохранения Москвы.
– Владу там устанавливали гастростому, – поясняет мама. – Ведь он очень сильно потерял в весе. Был 50 килограмм, стал 37… Без гастростомы не обойтись. И когда в реабилитационном центре наконец набрал свой первый килограмм – у всех был праздник… Влад также научился глотать с чайной ложки. Сейчас сам съедает по 100–150 миллилитров. Потом я его докармливаю.
На реабилитации прошли и курс ботулинотерапии – это расслабило руки Влада. Начали отмечать у него и реакцию на боль – стали появляться хоть минимальные, но эмоциональные отклики.
Но по возвращении в Котлас произошло горе – у Тулубенских умерла бабушка.
– Мамочка просто не выдержала свалившейся беды, – шепчет Марина. – Она так много сделала для нас. Но болезнь Влада забрала все её силы…
– Кто‑то помогает вам сейчас? Может быть, попробовать обратиться в социальную службу? – осторожно спрашиваю у Марины.
– Нам помогает дедушка. Иногда он сидит с Владом, когда я бегаю по аптекам, поликлиникам, судам, – перечисляет она. – Помогают родители таких же особых детей – мы морально поддерживаем друг друга. Спасает ещё и то, что я работала и до сих пор числюсь в частном медцентре Котласа. Мои коллеги, спасибо им, не бросили в беде. Помогли приобрести коляску для Влада, делали ему УЗИ, тейпирование, помогли организовать консультацию нейрохирурга…
– А больница? Врачи наблюдают Влада на дому?
– После того как мы вернулись в Котлас, один раз приходила педиатр. Больше никого из специалистов не было, – констатирует Марина. – Хотя в мае, – показывает медицинские документы, – приезжала комиссия. Выдали заключение, что «определена целесообразность проведения повторных курсов восстановительного лечения в течение года-двух». Написано также, что «выдано поручение организовать получение» врачебной помощи, включая реабилитацию. Но… комиссия уехала, а помощи нет.
– А как дела с лекарствами? Специализированное питание для Влада вы получаете?
– Специализированное питание начали регулярно выдавать только в этом году, в марте, – говорит Марина. И добавляет, – после вмешательства прокуратуры. Если покупать банку смеси самостоятельно, она стоит тысячу рублей. На день – одна банка. Пенсия Влада – двадцать тысяч…
– У Влада паллиативный статус? – уточняю у Марины.
– Да, – кивает она. – Я знаю, что паллиативных пациентов должны всем обеспечивать. Мне говорили об этом… Но, например, когда я спросила недавно про гастростому, её скоро надо Владу менять, то услышала ответ: «Бюджет закладывается в начале года». Очевидно, покупать придётся самой… А это опять двадцать тысяч. И почему‑то каждый раз – борьба, – вздыхает она. – А хотелось бы просто поддержки.
– Марина, а как вы выходите с детьми на прогулки?
– Никак, – мотает она головой. – Всё лето провели дома. Глоток воздуха – через окошко. Я очень переживаю и за дочку. Полина ходит в садик, но она ведь ещё такая маленькая. Ей хочется и маминого внимания побольше. Играть с мамой, гулять… Сейчас вот пробиваю установку пандуса в нашем подъезде. Хотя бы самый простой – откидной, чтобы никому не мешать. Управляющая компания вроде пообещала подумать… Мы живём на втором этаже. На руках коляску с Владом не вынести, а тряска по ступенькам ему противопоказана.
Из радостных новостей: по словам Марины, на днях пришло письмо из школы Влада.
– Там замечательные педагоги, – говорит Марина. – Школа не забывала про нас всё это время. Поддерживали, отправляли видео со школьных праздников. И сейчас вот сообщили, что в новом учебном году хотят прислать учителя к Владу на дом. Я так рада… Ведь для Владика, чтобы побыстрей вывести его на ясное сознание, мне об этом и нейрохирург говорил, важно, чтобы рядом были разные люди. И не только родные. Чтобы он не чувствовал своё одиночество…
Марина Тулубенская разрешила опубликовать свой номер телефона – 8-921-494-80-53. Вдруг кто‑то из читателей, как это уже было не раз с героями «Правды Севера», захочет помочь или поддержать добрым словом, советом. А может быть, кто‑то поделится и собственным опытом по поводу реабилитации, организации ухода за больными родственниками.