03.09.2023 13:00

Память сердца: Девочка, ведущая коня

Как‑то очень давно видел такую простую картину: девочка по дороге из Майлахты в деревушку Зехново вела под уздцы породистого жеребца…

Вокруг покосы, а местами оставшиеся некошеными островки фиолетово-синей полевой герани и мышиного горошка, розового иван-чая и жёлтой пижмы… а девочка всё шла и шла, не замечая всей этой красоты… Ей было не до красот, у неё было более важное – поручение отца отвести Резвого на сочные луга возле Спицино. А наказ отца для неё – высший закон!

Девочка, ведущая коня, поравнялась со мной и подняла подкопчённое солнцем лицо с недетскими уставшими глазами. И прошла рядом, не замечая стоящего у обочины человека. Будто прошла сквозь стекло, сквозь пустое место, сквозь воздух, да так, как не обращают внимание на камень, лежащий в колее или придорожную пыль…

Но взгляд‑то, какой взгляд у неё! Будто девчонка повидала немало и прожила уже взрослую жизнь… И какое знакомое лицо! Кто же она? Люба, Любушка… Любаша, что ли? Подросла, а может, и не она, ведь других девочек-подростков на этом озёрном берегу вовсе и нет. Но если окликнуть её – можно попасть впросак. Вдруг не она! Эта – широколицая, с раскосым разрезом глаз, именно тех самых, что запомнились ещё с прошлой поездки, с того уж не так и далёкого лета…

А девочка с конём будто поднималась к нависшим над ней облакам… И холм тот, как некая гималайская вершина, с которой видать далеко-далеко… Внизу – озеро с его глубокими и тенистыми заливами, здесь – названные «лахтами» зелёные заросли Мамонова острова. За ним – островок Виловатый, похожий на серп или два рога соседской коровы, а вон там далеко позади – остров Медвежий с его высоченной вершиной напротив урочища Матёрое…

Здесь всё на озере высоко и красиво: тишина и покой, ветерок и высокие облака, летний зной и даже топот неторопливого коня… Девочка с конём ещё не дошли до вершины, а фото с названием «Восхождение» уже родилось. Восхождение по дороге судьбы, ведь именно за тем перевалом, за теми тревожными облаками – новые дали, новые горизонты, новые повороты судьбы. Вот тут‑то и стоит вернуться назад…

Крохотная Любаша тогда была незаменимой помощницей в доме. Завсегда и каждый день с отцом на рыбалке. У девочки был свой очень маленький рыбацкий плащ и высокие детские сапоги. В лодке отвечала за чистоту и порядок, за съестное. Утром, собираясь к рыбалке, приносила пироги, соль и спички, завёрнутые в пакет. В консервную банку копала лучиной червей, насаживала плотвичек на блёсны и разбирала улов, раскладывая его по корзинам. И очень любила это занятие: щуки в отдельную большую корзину, а у окуньков и подлещиков было своё, расписанное ею лукошко.

В тот самый погожий летний денёк прибрежная деревушка Майлахта казалась вымершей, неживой. И куда подевались жители – совсем непонятно. Видать, женщины на опушках метали стога, а старики и дети со своими дворняжками направились за черникой к урочищу Мудрозеро, где были ягодные места. А Любаша с самого раннего утра с отцом на лодке на Видягинской протоке «перетрясали» поставленные с вечера сети. Звенящая тишина, изредка нарушаемая одиноким кузнечиком.

Только на окраине этой крохотной деревушки, на отворотке дороги на Важозеро, была изгородь из длинных жердей, где и паслась деревенская отара – овцы, козы, бараны, ягнята… И всё бы продолжилось в этом же идиллическом духе, если бы в объектив случайно издали не попала жесточайшая картина: из соседнего за дорогой леска выскочило лохматое чудовище размером с гигантскую кавказскую овчарку, своей пастью ухватило и резко сдёрнуло жердину забора и немедля бросилось к стаду. Словно искусный в своём ремесле палач, это чудовище методично перекусывало горло и перебрасывало через жердь свои жертвы. В считанные мгновения – минус один барашек, минус вторая овечка, минус третий немалых размеров козёл…

Сбившаяся в клубок и молчащая от страха живность была в полнейшем оцепенении: ни блеяния не доносилось, ни единого звука… Страх разом парализовал деревенское стадо. Далеко в телеобъектив я видел этот животный беспредел, кричал во весь голос: «Волк! Волк! Волк! Волки в деревне!» – но упрямо продолжил снимать репортаж для никому не нужной истории. Счёт на табло рос, рос и рос… «седьмая, восьмая, девятая овечка»… Но, похоже, что весть о непрошеном госте эхом сразу разлетелась по озеру. На «десятой загубленной овечке» из‑за леса уже бежали встревоженные женщины в выцветших косынках, а из‑за Ряпусовского острова мчалась рыбацкая лодка с крохотной Любашей и её отцом. Но… стада уже не было.

На берегу собрались все запыхавшиеся от бега жители. Охали, судачили, расчехлили ружья, ведь такого ещё не бывало, чтобы хищник враз всю‑то деревенскую отару порешил. Попросили описать лесного преступника и по словесному портрету многие узнали… или это огромный одичавший пёс, или иное неведомое существо. А по повадкам – это тот матёрый волчара с долгим преступным шлейфом в этих и иных краях. Он это и есть! Его‑то ранее видели на Каргополье – у деревни Гарь, и у деревни Халуй, – а многие, следуя по тропе к Ошевенскому погосту, даже слышали лязг его страшных зубов.

Тут отец Любаши вспомнил: «Ещё мой покойный отец – Царство ему Небесное – возвращаясь с фронта именно этой дорогой, решил сократить путь и до дому добраться по лесу пешком. Оружие сдал и об этом потом пожалел… и всю‑то дорогу спасался от преследовавшего его этого самого волка, зажигая спичками хворост. Всю войну ни царапины, только контузия от упавшего от взрыва бревна, а тут… погибнуть от волков по дороге домой. Обидно и очень жестоко. Этот волчара тот самый и есть!»

Коротко посовещались, начали прочёсывать окружающий лес, решили выставить ночной дозор и наказали всем-всем быть начеку. Ведь неизвестно, когда и где это чудовище появится вновь, на чью скотину теперь нападёт. И какие беды волк причинит, об этом никто не знал…

Помню в той деревенской толпе рыдания и слёзы маленькой девочки и впечатанные в память детские вопросы: «Папка, а моего Чака-Чака волк тоже загрыз? Ну скажи мне, ну скажи, папка! Загрыз, да? …Да?»

В те давние времена этот волк и именно на этом берегу большого и красивого таёжного озера будто жил в устных рассказах, в былинах. Волк был вне времени, был образом вселенского зла… И может быть, что именно тот случай и тот самый волк отпечатались в глазах девочки, ведущей под уздцы коня из Майлахты в деревушку Зехново.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Николай ЧЕСНОКОВ