Воин в поле. Один

Самая светлая картина детства — река. К деревне Пучуге с двинских верховий приближается колёсный пароход «Ломоносов», а навстречу ему — тоже колёсник, «Пушкин». И вдруг «Ломоносов» как загуди-и-ит! Что такое, что случилось? Сельчане торопятся к пристани, тревожно переговариваясь. «Да как что! — кричит малец Пашка Анисимов. — Сегодня же 6 июня — день рождения Пушкина. Вот, дескать, Ломоносов и приветствует его. Кто в деревне назовёт дату рождения великого русского поэта с ходу?! А он‑то, Пашка, знает, поскольку родился в этот же день.

Господь вдохнул в младеню душу ласковую, лирическую, восторженную. И, может, был бы он поэтом — ведь и в старости складывал рифмы, — если бы не война…

На небе их уже давно больше, чем на земле, — фронтовиков. Здесь — наперечёт. Вот и я сиротею с каждым годом. Несколько лет назад проводил последнего „своего“ солдата, с которым был дружен почти сорок лет. Павел Николаевич Анисимов 1923 года рождения упокоился сразу после дня Успения Богородицы. Матерь Божья и повела его на небо.

Да, вот так аукнулись концы и начала. Именно иконкой Богородицы мать родная провожала Павла на фронт. На кого она могла ещё уповать, отправляя сына на войну?! На Неё, Заступницу.

Парнишке девятнадцать лет. Тщедушный, после оборонных работ в Карелии отощавший — кожа да кости — слава Богу, что не погиб под бомбёжками, не околел на возвратном пароходе, который застрял во льдах под Мудьюгом, там позамерзали десятки его сверстников. А ещё он такой наивный, простодушный, доверчивый. Какой из него солдат?! Ему бы подрасти, хоть немного заматереть, житейского опыта набраться…

П. Н. Анисимов. Вена

Как в воду маманя глядела. Едва не на первой же станции Пашка отстал от эшелона. Побежал за кипятком, замешкался, запутался в полах длиннющей шинели — последней теплушки не догнал… Время военное, строгое: провинился — штрафбат. Не успел очухаться — передний край. Провинность надо искупать кровью. Слава Богу, обошлось небольшой…

После госпиталя — школа младших командиров. А назначение — опять… штрафбат. Точнее, 55‑й батальон 11‑й инженерной сапёрно-штурмовой бригады. Рядовой состав — недавние сидельцы, да не просто зэки — уркаганы. Что он рядом с ними?! Пошлют „на хутор бабочек ловить“, и поминай, как звали. Но ведь выстоял, не сплошал. Где голосом, где личным примером сплотил отделение на выполнение боевых задач.

Осенью 1943 года батальон, как и вся бригада, стал составной частью 3‑го Украинского фронта, который возглавил генерал армии Родион Малиновский. С 31 января 1944 года батальон обеспечивал наступление частей 29‑го гвардейского стрелкового корпуса. Участвовал в прорыве обороны противника в районе Бузулук — Красное (это Украина, Криворожье). В устроенных саперами 55‑го батальона проходах в минных полях не было ни одного случая подрыва нашей пехоты и техники.

Вблизи станции Апостолово выпало сапёрам очищать огромное минное поле. Причём мины противопехотные. Это противотанковые не так страшны, ежели ты лёгкий, в весе „комара“. А „лягушки“ — четырёхкилограммовые springmine — взрываются от малейшего касания. Ступишь неловко — она подпрыгнет на уровень груди, и 360 стальных шариков рванут во все стороны, насквозь прошивая живую силу. 216 таких мин снял младший сержант Анисимов со своими бойцами. Вот как, отмечая командира отделения, написал в представлении на награду командир 55-го батальона майор И. М. Верный: „В период наступления на Бузулук 31.1.44 батальон 74 гв. сп встретил на пути немецкое минное поле и вынужден был залечь. Мл. сержант Анисимов под сильным пулемётным огнём противника проделал проход в минном поле, сняв лично и обезвредив 66 штук мин ‚S‘. Пехота и артиллерия быстро продвинулись. За проявленную отвагу, доблесть и мужество достоин награждения правительственной наградой — орденом Красной Звезды.

Орден Павел Анисимов не получил. 21 февраля ему вручили медаль ‚За отвагу‘.

На Днестре держали переправу. Десант наших не задался. Плацдарм на правом берегу сжался до предела. Два парома эвакуировали раненых, технику, пушки, а их били прямой наводкой немецкие ‚тигры‘ и ‚фердинанды‘. Паром, которым управляло отделение Пашкиного однокашника Шевченко, подбили. Остался паром Анисимова, но в живых только четверо бойцов. Грохот разрывов, крик командиров, стоны раненых. Сапёры упирались на пределе сил. Пять рейсов туда и обратно сделал младший сержант Анисимов уже с тремя бойцами, пока не спасли остатки десанта.

А под Будапештом половина Пашкиного отделения держала целый фронт. Ночь на новый, 45‑й год. Главная магистраль Будапешт — Вена. Направление — запад, но по отношению к переднему краю — тыл. И всё же, памятуя горькие уроки 41–42 годов, командование 3‑го Украинского фронта, предметнее — штаб 11-й штурмовой бригады, выставило заслон на танкоопасном направлении. Анисимов и его сослуживцы поставили по краям трассы 200 противотанковых мин, 20 из них прямо на шоссе. Оружие подразделения — 5‑зарядное ПТР, ручной пулемёт (у Анисимова), три автомата да гранаты. Сколько бы они выстояли, случись танковый прорыв?!

Несколько суток напряжённого ожидания. Настораживает каждый новый звук. Они — не они? Наконец, команда ‚отбой‘, передний край вновь пошёл в наступление. По случаю бескровного исхода и наступившего Нового года бойцы, которые изрядно старше младшего сержанта, собирают походное застолье. Принимают ‚наркомовские‘, нормой, понятно дело, не ограничиваются. Меж тем, прежде чем сниматься с места, надо откопать собственные мины. Все сапёры, кроме непьющего Анисимова, уже ‚тёпленькие‘, в таком состоянии обезвреживать боеприпасы смертельно опасно. Что остаётся делать? В поле выходит один воин. На студёном ветру, скрюченными от стужи руками Пашка Анисимов извлекает из земли одну за другой тяжёлые мины. И так — почти все двести штук, больше тонны убийственного, начинённого взрывчаткой, железа.

А в Белграде бойца снова зацепила пуля. Как это было, говорится в рапорте комбата Верного: ‚Тов. Анисимов Павел Николаевич в уличных боях за город Белград 18.10.44 в одном из домов в групповом бою уничтожил 15 немцев; когда противник стал этот дом обстреливать из танка прямой наводкой и когда угрожала опасность командиру взвода лейтенанту Никонову, тов. Анисимов своим телом прикрыл командира и сам был ранен в правую ногу…‘

Что было дальше, в рапорте майора не сообщается. Меж тем опасность не ослабевала. Раненых — Павла Анисимова и одного огнемётчика — наши укрыли в подвале дома. А бой‑то не умолкал, больше того — становился яростнее. Вдруг вверху топот кованых сапог. Немцы! Тут Пашку в жар кинуло. Вспомнил наказ матушки: ‚Паша, упаси Боже тебя взять чужое!‘ А он, до того как схватить пулю, позарился на котелок и фляжку убитого немца. Не мешкая, вытащил трофеи из сидора, закинул в дальний угол и взмолился. Горячая молитва, не иначе, отозвавшаяся в сердце матери, достигла Богородицы. Божья Матерь и отвела беду. Не сунулись немцы в подвал, а там вскоре и свои на выручку подоспели.

Рапорт комбата майора Верного о подвиге младшего сержанта Павла Ани­симова завершался так: ‚За спасение жизни командира и проявленную при этом отвагу, доблесть и мужество достоин награждения правительственной наградой — орденом Славы III степени‘.

Увы, и на этот раз ордена Пашка не получил. В штабе бригады сидел парторг, который, видать, никак не мог простить Анисимову, что тот на его предложение вступить в партию, уклонился, сказавшись, что ещё молодой, только недавно комсомольцем стал. Впрочем, Пашка ведь и впрямь был молодой, потому особо и не огорчился. Тем более что на груди его засверкала вторая медаль ‚За отвагу‘ — самая почитаемая солдатами медаль.

Много чего выпало за годы войны бойцу штурмовой бригады Павлу Анисимову. Но…

‚Немного он привёз с войны –

Гул обвалившейся стены

и две солдатские медали‘ –

это почти про него написал поэт Игорь Шкляревский. Но разве можно было сетовать, что тебя обошли медалями-орденами, если ты получил самую главную награду — жизнь?!

Когда весной 47‑го 23‑летний Пашка вернулся в родную Соломбалу, матушка не сразу и признала его. Потом обняла, погладила, как в детстве, по голове и… обомлела: ‚Паша, да ты совсем седой‘.

Так пришёл мир. Так пришла долгожданная, но непривычная тишина. Павел поработал немного в геологоразведке, словно душа требовала продолжения полевых условий, а потом пришёл на завод ‚Красная кузница‘ и здесь трудился до конца своих рабочих дней.

Жизнь ему выпала долгая — больше девяноста лет. За покладистый, незлобивый характер Господь ему отмерил щедрой мерой. Единственное, что печалило — стало падать зрение, сказались десятилетия ‚вредной‘ специальности сварщика. А потом он совсем ослеп.

Свет белый источился из глаз, однако душа его не померкла — перед ним воочию вставали картины былого: и светлого, и грозного.

44‑й год. Белград. На обочине дороги — раненый немец. Увидел русского — его, Пашку Анисимова, — в глазах замерцала надежда. Но тут появился серб, и глаза немца подёрнулись пеплом, точно он умер за мгновение до выстрела. Голос в трубке пресекается. ‚Ну что вы, Павел Николаевич, — едва не корю я. — А кто звал того немца в Сербию?! А серб этот! Он, может, всю семью потерял?!‘ Меня подмывает напомнить, что тут, в Белграде, он, младший сержант Анисимов, едва сам не погиб. Это когда на пару с бойцом-огнемётчиком, оба раненые, они оказались в подвале, а сверху раздался топот вражеских сапог. Они что — пощадили бы, обнаружив русских?!

Однако я сдерживаюсь. Потому что знаю: в этом его не переубедить. И тут встаёт та правда человеческой жизни, которую помянутый уже Игорь Шкляревский выразил в стихотворении ‚Три возраста‘:

‚Отец рассказывает мне

о Первой мировой войне.

– Скажи, отец, ты убивал?

– Я воевал. И убивал.

Под шум разросшихся берёз

я вспомнил детский свой вопрос.

Отец помедлил и сказал:

– Стреляли все. И я стрелял.

И десять лет ещё прошло.

Отец мой дышит тяжело.

Я знаю на вопрос ответ:

– Не убивал, не помню, нет…‘

…Номер Павла Николаевича Анисимова молчит. Как же, оказывается, не достаёт его звонка, его негромкого, но бодрого голоса. Всякий раз он начинал с какой‑то истории или сочинённого четверостишия. Заводил сразу, словно разговор наш и не прерывался: ‚Послушай…‘. Начинал рассказывать, вспоминать. Ему очень хотелось меня растормошить, развеселить. И если я в ответ хмыкал или отзывался смехом, он радовался и ликовал как ребёнок. А ведь было ему за 90. Донимали раны, контузии и старческие недуги. А главное — полнейшая слепота. А он норовил ободрить меня. Разве такое забудется!

Царица Небесная Матушка, укрой раба Божия Павла своим пречистым покровом!

Господи, упокой душу… защитника Отечества Павла Анисимова… и даруй ему Царствие Небесное!