Память сердца: Незнакомка

Пасха… великий христианский праздник! О чудесах, что случаются на Пасху, и будет этот рассказ. Дело было давно, когда во главе Архангельской и Холмогорской епархии был мудрый и справедливый епископ Пантелеймон. Кто из читателей постарше, тот подсчитает, какие это годы…

Вспомнив ценную мысль, лет сто назад высказанную писателем Борисом Шергиным, что «без благословения и доброе дело зол плод принесёт», не без трепета и волнения вошёл в старенький деревянный домишко, в коем тогда размещалось Архангельское епархиальное управление. В коридоре было безлюдно, пахло дымком и ладаном. Стоял полумрак, и только потрескивание печи выдавало, что домик тот обитаем и владыка на месте, но был занят пусть не духовной, но важной канцелярской работой…

Прислушался к тишине и постучал в дверь кабинета епископа с одной-единственной целью – получить «высочайшее благословение» на съёмку Святой Пасхи в кафедральном Ильинском храме. Это было важно по ряду причин – тогда ведь съёмка в церквях была под запретом. Да и на Пасху в храм с улицы просто так не войдёшь: по периметру церковь Ильи пророка окружали два кордона надёжной советской милиции, «фильтрующих» на входе верующих и праздную молодёжь. Как ныне говорится, проводился «фейс-контроль»: на глазок определялся, кто истинно верующий, а кто и нет. Кто ликом, видом своим не подходил – тех заворачивали, тем, как говорится, «от ворот поворот»! Ну как тут без епископского благословения?!

Помню, как открыл дверь кабинета, до потолка увешанного малыми и большими образами в золочёных окладах. Епископ Пантелеймон пригласил присесть, сдвинул на край рабочего стола церковные бумаги с печатями и оттисками на каждом листе многоглавого профиля храма Василия Блаженного. Владыка с лукавым взглядом терпеливо выслушивал мои мирские и не очень‑то убедительные аргументы. Сначала о конкретном и главном желании «получить разрешение на съёмку праздничной Пасхальной службы». Просьба понятна и вполне достаточна, но меня «понесло» на непостижимую глубину, что «в лицах прихожан хотел бы увидеть духовные портреты целой страны», что мечтаю «найти и заснять под сводами храма современную мадонну, женский образ – лик православной России!»

Владыка улыбнулся сквозь окладистую с проседью бороду и вынес свой окончательный приговор: «Ох и нелёгок твой крест! Найти на Пасху женский лик как образ всей православной России… разве такое возможно?! Но благословляю! На Пасху всякое бывает…»

…И вот началась та Пасхальная служба. Проснулись после долгого поста и радостно запели церковные колокола, а под бьющиеся от ветра хоругви и трогательные песнопения начал шествие крестный ход, уходя в кромешную чёрную ночь. Потом прихожане вернулись в свой тёплый Ильинский храм, а батюшки сменили белые облачения на красные. Владыка Пантелеймон с амвона, как бас Фёдора Шаляпина, исполняющий соло в Большом театре, зычно, да так, чтобы содрогнулись многовековые церковные стены, трижды провозгласил ожидаемое всеми «Христос Воскресе!».

То благословение, полученное на пасхальную съёмку, окрылило, заметно приумножило творческие силы, ведь епископ позволил не только созерцать и молиться, но и творить под сводами православного храма! Появилось «второе дыхание», хотелось всё увидеть, прочувствовать и заснять на плёнку истории. Как же важны эмоции, лица, светлые и радостные, или отчего‑то грустные глаза прихожан, как важно, пусть визуально – через объектив – прикоснуться к судьбе человека!

И надо двигаться в храме среди прихожан, быть в постоянном творческом поиске, ведь немыслимо сложную, непосильную задачу отыскать «женский лик – собирательный образ православной России» никто не отменил! Вдруг справа у клироса с певчими, представляющими хоры ангелов, у самого «Св. Михаила Архангела», некогда писанного иконописцем из Кевролы Геннадием Поповым, увидел девушку со свечой. Она будто покачивалась в такт звучащим молитвам, закрыла глаза и чуть заметно светло улыбалась. Улыбалась и тихо повторяла: «Воистину Воскресе!», «Воистину Воскресе!» Успел сделать несколько снимков и потерял незнакомку в возбуждённой толпе…

Потом, уже к трём утра, Пасхальная служба подошла к завершению, и прихожане потянулись из храма. В полупустом зале Ильинского собора осталась лишь дюжина человек, что дожидались самого первого утреннего трамвая, начинавшего движение в пять утра. Кто‑то стоял у стен храма под иконами, кто‑то присел на лавочки у самого входа. Но невесть откуда подошла та самая героиня моей фотографии. Незнакомка подошла и сказала: «Нам надо трижды „похристосоваться“ – поцеловаться на Пасху. Так полагается с первым встречным поделиться пасхальной радостью от воскрешения Христа!»… Похристосовались.

До трамвая было ещё часа два, было время для неспешного общения. И девушка, которую я назвал «Незнакомка», поведала историю, достойную романа или большого кино. «…Влюбилась в священника, а он и не знал и не ведал об этом». Рассказала, что «в прошлое лето трудилась в Соловецком монастыре, переплетала старые книги, прибирала храмы и переписывала ноты церковных песнопений…» Вдруг Незнакомка будто из ушата облила: «Будущим летом уезжаю в женскую лавру к матушке Сергии, в Серафимо-Дивеевский монастырь. Буду послушницей, инокиней, Христовой невестой!»

Около пяти утра в храме потушили свечи. Прихожане, ждавшие первого трамвая, все дружно покинули Ильинскую церковь, а служители закрыли дверь на замок. А далее случилось новое чудо: подкатил самый настоящий «пасхальный трамвай»… Все пассажиры после праздничной службы будто стали одной дружной семьёй. Куличи и крашеные яйца ходили по кругу, все радовались и поздравляли: «Воистину Воскресе!» И даже зажгли пасхальные свечи! Никто и не думал выходить из «пасхального трамвая» на своих остановках, все катались кругами: Варавино – Соломбала, и по новой: Соломбала – Варавино! Помню, Незнакомка после долгого раздумья напрямую спросила: «…Почему не епископа, а только меня снимали на Пасху?» Ну скажите, как объяснить, что именно в ней – случайно увиденной Незнакомке – и нашёл тот искомый «образ православной России»?!

Года через три из женского Дивеевского монастыря пришла посылка, где была небольшая шкатулка, по эмали расписанная голубыми цветами. В ней были кусочки жёлтого ладана, своей колотой формой напоминавшие сахар в стародавние времена. Там ещё была и записка из трёх незамысловатых, но магических слов: «Открой, вдыхай, вспоминай…»

Где ты теперь, мой женский иконный образ из далёкого праздника Пасхи? Где же ты, Незнакомка из «пасхального трамвая»?