Зимняя поездка на Соловки приносит особое удовольствие

Перелистаем историю, приоткроем для себя этот, многими позабытый былинный мир…

Приехать зимой на Соловки — особое удовольствие! Утром — молитва у преподобных, трапеза ржаным ломтём и дальний пеший поход на берега переметённой снегом Глубокой бухты или знакомый маршрут на Секирную гору. Ветер, холод, а то и снега по грудь — редкое удовольствие! Но как ни труден сегодняшний день — вечером ждёт особое блюдо: заход солнца над бухтой Благополучия. И всего лишь двадцать-тридцать секунд, как солнце покажется из‑под облаков и мигом нырнёт за морской горизонт. Успел, сработал затвор, и ты молодец! Значит, есть лучшее фото этого дня!

Вечером в келье потрескивает обшитая железом круглая голландская печь. Тепло, уютно, тихо, и лишь изредка за дверью слышатся обрывки фраз соловецких иноков. Вдруг — оказия… с перёгруженной полки падает изрядная пачка старинных книг. Что это — полтергейст или какие иные силы тряхнули древние острова? Довольствуйся выбором свыше, читай раскрытые на выбор странички из томиков позапрошлых веков. Вот истории от Козьмы Молчанова, священника Рождественской церкви Архангельска, или записки академика Ивана Лепёхина, биолога, ученика Михайло Ломоносова. Читай, сопереживай, постигай историю Поморья!

Никто из стариков уже и не упомнит, но в стародавних Двинских летописях точно писано, что именно 20 мая 1627 года утром на Поморье было… землетрясение! «…Случился в Поморье страшный трус. Гневом божьим земля и воды тряслись и многие люди то трясение видеша». Всё было именно так: карбасы и льдинки взлетали, да и беломорская селёдка прыгала из студёных вод. Ах, знал бы ту историю сказочник Степан Писахов! Он бы написал рассказ-быль «Летающие рыбки». И даже слышится его сказанное нараспев: «Скуснейшую беломорскую селёдочку воды морские вытряхивали прямо на сковороды поморских хозяюшек…» Это точно его сюжет!

В тот давний майский день Белое море, зажатое в узких берегах да в четырёх заливах, будто вскипело, вознеслось из глубин наподобие огромных «стоячих волн». Летопись о жертвах не упоминает, но карбасы на камни бросало да их борта хорошенько помяло, а строенные «в лапу» деревянные поморские избы все устояли. Но печи да слюдяные оконца местами потрескались, да иконы попадали, как мои книжки с келейной полки!

У Белого моря бессчётное количество берегов, всех‑то и не припомнишь… Есть Летний и Зимний берега, Онежский, Терский, Канинский, Карельский, Абрамовский, Поморский берега… И всё это когда‑то был один большой континент — одна преогромная Архангельская губерния! Ксения Гемп сказывала: «Здесь у каждого берега своя история, свои приметы, свои воды, свои течения, своя особая жизнь и очень многое — не как у берега-соседа».

Издревле красиво названный Летний берег помнит самые разные времена: 1496 год и первых русских дипломатов — Григория Истому и Василия Власова в 1550 году, — отсюда отправлявшихся вокруг Скандинавии в поисках неведомой тогда средневековой Европы…

Не забыл Летний берег 1553 год и парусник «Эдуард Бонавентура» с капитаном Ричардом Ченслором, тщетно искавшим пути в Индию, но случайно открывшим… устье Двины. Памятным было лето 1694 года, когда Пётр Великий, шедший курсом на Соловки, попал здесь в неистовый шторм. Дело шло к неминуемой гибели, и молодой царь немало трухнул, вцепился в руль, пытаясь неумело править подаренной ему яхтой «Св. Пётр». Архиепископ Афанасий прочёл молитву «странствующих на водах», царя исповедал, уверовал во спасение. Биографы повторяют слова кормчего, поморского крестьянина Антипа Панова: «Государь, не твоё это дело! Не ты, а я лучше знаю, как на море править! Ежели сумеем войти в Унские рога, то можем надеяться о спасении; а ежели нет, то суетно спасение наше!»

Антипа управление взял на себя, собрал паруса, налёг на руль, и «Св. Пётр», пройдя меж опасных камней, бросил якорь в тихой Унской губе, ставшей для всех подобием рая! Считай, в этот день и Россия была спасена!

Пошатываясь от перенесённой качки, Пётр брёл по берегу и пал на колени. Низко поклонился поморской земле и кормчему-спасителю. И ещё три дня бушевала стихия, и все эти три дня Пётр без устали работал топором. Диво-дивное: cобрался стар и млад, жители деревни Уны да иноки монастыря — все хотели видеть, как царь-батюшко, не обращая внимания на подданных, мастерил памятный крест в честь своего чудесного спасения. Крест‑то был непростой, а с памятной надписью да с полукружными лепестками на концах перекладин. Бесценная российская реликвия на все времена!

Считайте, именно здесь, на Летнем берегу, Пётр I принял настоящее крещение в купели Белого моря! Крест, сотворённый рукою Петра, и есть та «нулевая верста», та точка отсчёта, от которой началось долгое и трудное восхождение к современной России! Прошли века, и много воды утекло, но и по сей день слышатся гулкие удары петровского топора…

А с противоположного Зимнего берега через века звучат протяжные баллады Марфы Крюковой. Её песенные «старины» — исполняемые нараспев сказы о прошлом — так трогали душу, что некоей чудной физикой звуковых волн передавались за сотни и тысячи миль. Песни из глубины женской души подхватывали поморы, идущие под парусами в дальних морях, суровые мужчины на рыбных и зверобойных промыслах на Матке (Новая Земля), Колгуеве и Шпицбергене. Подпевали и самые отважные — поморы из Архангельска, искавшие рыбацкое счастье у берегов далёкой Гренландии!

Как вспоминала Ксения Гемп, у поморов был свой язык, непонятный для остальной, сухопутной России. О ветрах говорили так: «всточник» — ветер с востока; «обедник» — юго-восточный ветер; «падера» — осенний северо-восточный ледяной ветер, а «шелоник», или «шалун» — юго-западный ветер.

Огромен словарный запас из тем, связанных с морем: туманов, мелей, берегов, закатов, течений. «Банка» — песчаная мель на море, а «корга» — каменистая мель; «луда» — каменный остров; «поливуха» — крупный камень на мелком дне; «багряц» — северное сияние; «голомя» — открытое море; «марь» — дымка, лёгкий туман; а «байга» — тяжёлый туман; «взводень» — крутая волна; «сувой» — водовороты при встрече течений. А когда помор не возвращался на берег к семье, говорили с болью и просто: «Его взяло море».

Бывая на Соловках зимой и весной, летом и осенью, словно часовой на посту, сторожу заходящее солнце у бухты Благополучия. Вижу на берегу залива — здание биостанции, а справа — расцвеченный вечерним солнцем Соловецкий кремль в жёлто-оранжевых или красных тонах. Фото с древней обителью и заснеженными лодками, будто разбросанными землетрясением в стародавние времена, похоже на воспоминание из давно ушедших веков…