Память сердца: Медное колечко

Там для будущего музея всю старую утварь перенесли на чердак. Самовары, угольные утюги, кованый сундук, чугунки, керосинки, прялки и древний ткацкий станок…

А с этим деревянным ткацким станком вышла целая история… Вспоминаю девочку Полю – она хотя была и мала, но ей поручали важную по дому работу – встретить скотину с пастбища домой, да во всём доме мыть полы.

И когда подсыхали широкие половицы, девочка приступала к самому важному – раскатывала по комнатам бабушкины тканые половики, по‑местному – «дорожки». Расстилай их как хошь, хотя было одно железное правило. В горнице, названной «верхом», самый красивый тканый половичок с салатными прожилками и красно-голубыми вставками Поля завсегда катила по диагонали. Начинала от порога подле тяжёлой входной двери с железным кольцом и двигалась к красному углу с просто сияющей огромной семейной иконой. Далее половички катала как вздумается: или вдоль лавок у стен в форме большого письма, или углом, обогнув русскую печь, а далее напрямик в соседнюю детскую комнату.

Наконец наступал тот момент, когда дела по дому были закончены. Полина, подкрутив громкость висевшего на стенке приёмника, ложилась посередине комнаты на пол, на тот диагональный и самый красивый бабушкин половик и, закинув руки на затылок, слушала диктора из Москвы. Сейчас начиналась программа «В рабочий полдень», где исполняли музыку по заявкам радиослушателей…

Когда зачитывали письма из дальних уголков огромной страны или музыка была сложной и непонятной, Поля верталась на живот, начиная разглядывать пёстрые краски половика. Ткала их бабушка Лиза долгими зимними вечерами из резанных на длинные лоскутки стареньких поношенных платьев. Во фрагментах самотканой дорожки девочка разгадывала, чьи же это были старенькие платья, вспоминала истории, связанные с ними. Вот её же голубое, но ставшее маленьким платье, в котором Полина когда‑то ходила в клуб на взрослый фильм «Фанфан-тюльпан». А здесь бывший красный сарафан сестрички Сони, в котором та убегала от взбесившегося быка. Потом с любовью поглаживала крохотные цветочки из маминой блузки… Лёжа на этом красивом половике, девочка вспоминала все случившиеся с ней события…

…Запомнила и тот самый момент, когда далёкий московский диктор вдруг объявил: «Серенада» Франца Шуберта в обработке Ференца Листа…» Ах, какая волшебная музыка заполнила деревенский дом! Что тут случилось, что произошло, ведь нотки так взволновали, что слёзы вдруг сами покатились по щекам и прямо на половик. Полина будто среди звуков увидела любимое васильковое поле, а следом сильный ветер подул и страх подкатил. И как же стало одиноко в этом огромном и таком непонятном мире! Что будет со старенькой бабушкой и что ещё может случиться в её маленькой жизни?!

Бабушкин половик, кажется, был волшебный. Снизу, с уровня пола, было всё необычно – всё не так. Словно перевёрнутая галактика в волшебном детском калейдоскопе…

Над Полей висела семейная икона «Богородица» в широком позолочённом окладе, вырезанном в форме листьев и гроздей винограда. Она будто жила в своём домике со стеклянным окошком, а в нижнем углу виднелась совсем крохотная иконка «Св. Мина с копьём на коне». Богородица в красном углу могла лицезреть всё происходящее: русскую печь, хлопоты по дому, каждого входящего в горницу и даже лежащую на половике Полину. А под иконой пышно разрослась «китайская роза» в огромной дубовой кадке. Она зимой и летом беспрестанно цвела. Бутоны нарождались, долго-долго благоухали алым цветом, а отдав миру свою красоту, мигом отпадали и тут же нарождались новые. Вместо одного цветка – целых три, а то и с десяток расцветало! И каждое лето соседки приходили, розу всё нахваливали и выпрашивали:

– Баб Лиз, уж больно хороша твоя роза! Отчего от твоих же черенков такой красоты у нас не бывает? Заговор что ли какой имеешь?!

На что добрая баба Лиза завсегда отвечала: «Бабоньки, родненькие, никаких заговоров не знаю и ничего от вас никогда не таю! Землица добрая с огорода, слово ласковое да угол намоленный – вот и весь мой секрет! И вы так же делайте – будет и красота!»

А в горнице всё ещё звучала «Серенада» Шуберта в обработке Листа, а лежащая на половике Полина слушала волшебную музыку и снизу в новом свете рассматривала детали деревенского дома. Вот зеркало в почерневшей от годов раме, которому не менее двух сотен лет. В него ничего не видно, а выбросить – плохая примета! Смотреть в зеркало всегда испытание над собой, ведь серебристая амальгама, что когда‑то давала отражение, была с углов в сплошных кракелюрах, потрескалась, шелушилась и пожелтела. И смотреть туда было как‑то тревожно, словно заглядываешь в прошлые века – одни неясные тени ушедших предков…

Вот вид снизу на большой платяной шкаф, который изнутри сплошь оклеен листами из бабушкиных школьных тетрадок. Поля изредка перечитывала эти каллиграфично писанные строки с «ъ» знаком. К «ъ» знаку скоро привыкла и эти прописи, и эту жизнь читала без запинок.

Да, сегодня был удивительный день. Почему‑то в обед на середине стола появилось блюдечко с медным колечком, а бабушка в связи с этой загадкой хранила молчание. Утром, как всегда, она пекла любимые всеми шанежки, густо посыпанные толокном, да пирожки с луком и яйцом. Но сюрпризом была уха из щуки, вчера пойманной Полей на реке. Там, где когда‑то старики ловили угрей, налимов под корягами да хариусов на быстрой воде, у неё на живца хватила тяжеленная щука! Удочка даже сломалась, и этот знатный улов помогали тащить соседские ребята, которым со щуками никак не везло! Тут баба Лиза приоткрыла тайну, что, когда потрошила эту зубастую рыбину, из брюха выскочил съеденный щукой ёрш, а внутри его‑то и нашла… это медное колечко! Наяву сказка «По щучьему велению»…

Поля лежала на том диагональном половичке и крутила на безымянном пальчике подаренное щукой колечко и про себя решила: «…Надела и буду носить всю свою жизнь! И никогда не сниму это драгоценное медное колечко!» А ещё она решила, что напишет письмо и так же аккуратно, как бабушка в старых тетрадках, и направит свою заявку на московское радио. Она расскажет о своей северной деревеньке Задворье и попросит для всех её жителей, да и для неё лично повторить волшебную «Серенаду» Франца Шуберта в обработке Ференца Листа…