Куда деваются художественные полотна после того, как их увидит зритель и выставка закроется?

Впрочем, что мы можем сейчас сказать об их подлинной ценности? Часто её определяет время, когда купленные за гроши картины спустя годы продавались на аукционах за миллионы.

Но для этого ведь необходимо некое пространство, где встречаются художники, знатоки живописи, а главное, люди, которые могут приобрести картины, дать им путёвку в будущее. А заодно поддержать материально художников, предоставив им возможность творить дальше.

Есть ли у нас такое пространство?

Об этом мы говорим с известным архангельским художником Зоей Гавшинской, у которой в музее ИЗО сейчас проходит персональная выставка «Клоуниха».

– Зоя Валентиновна, эта выставка получила очень хорошие отзывы зрителей, прессы, специалистов. Вас можно поздравить с успехом. Но 5 марта она закроется. Что произойдёт с полотнами, которыми пока ещё любуются посетители выставки?

– На этой выставке представлены 99 работ. После закрытия выставки мне придётся их тащить в мастерскую, забивать ими всё свободное пространство. Часть работ убрать на второй этаж, откуда их достать будет невозможно, чтобы, например, кому‑то показать.

– И до какого времени они там будут находиться?

– Трудно сказать…

– А продать работы художнику сейчас сложно?

– Сложнее, чем когда бы то ни было…

– Несмотря на возможности, которые даёт интернет?

– С его помощью, конечно, художники продают работы. Но это разовые продажи, и случаются они нечасто.

– Можно ли говорить о какой‑то системе во взаимоотношениях художников и коллекционеров? Но, наверное, начнём с того — есть ли коллекционеры у нас вообще?

– В Архангельске в прежние времена они были, посещали выставки, покупали работы художников, которых они считали перспективными. Сейчас они уехали в Москву или Санкт-Петербург, где больше возможностей…

– А как с ценителями искусства в Архангельске в целом? Ведь на выставки приходит немало посетителей…

– Когда я приехала в Архангельск, а приехала я из Ярославля, в городе было много научно-исследовательских институтов, где работали весьма образованные люди. Вообще, их было в Архангельске немало — подлинных архангелогородцев, которые очень любили свой город. Их волновало всё, что его касалось. Эти люди обязательно ходили в театры и на выставки. В коллективах устраивали встречи с художниками. Помню такую встречу со мной — собрался весь коллектив одного из научно-исследовательских институтов, все удивились, что я такая молодая, мне задавали много вопросов. Об этих людях из прошлого можно сказать, что они в разной степени, но всё же разбирались в искусстве. Конечно, я не скажу, что таких людей сейчас нет вовсе, безусловно, они есть. И всё же подлинных ценителей художественного искусства в городе, на мой взгляд, не так уж много.

– Наверное, те, кто понимает толк в живописи, не может позволить себе купить работу известного художника, а у тех, кто имеет деньги, такой потребности нет. Или же у нас в городе просто мало состоятельных людей?

– Думаю, что наш город небедный. В Архангельске, на мой взгляд, достаточно обеспеченных людей, которые могут позволить себе покупать картины. Но, возможно, организаторы выставок недостаточно с ними работают…

– Возможно. Но ведь они и сами могли бы прийти и посмотреть ту или иную выставку. Сомсу Форсайту (герой романа Джона Голсуорси «Сага о Форсайтах». — Прим. автора) никто пригласительных не посылал. Деньги в картины он стал вкладывать, будто это акции, которые в будущем могут принести прибыль. И сам принцип коллекционирования походил на игру на бирже — надо было почувствовать, какую картину купить, а какую пришло время продать. Но потом он стал подлинным знатоком искусства…

– Может, у нас ещё не сформировался такой класс собственников, чтобы и деньги были, и интерес к искусству. Внутренняя потребность не проснулась…

– Можно предположить и такой момент: люди просто не знают, что картины, которые представлены на выставке, также и продаются…

– Думаю, что так и есть. Посетители полагают, что выставка — это что‑то единое и неделимое. Заговаривать о покупке отдельной картины даже неприлично. Да, большие картины стоят дороговато, но у каждого художника есть графика, акварель, гуашь, тушь, пастель. Эти работы небольшие по объёму и не требуют больших затрат, значит, и цены на них умеренные.

– Тогда почему бы не объяснить это? Может, следовало бы художникам, объединившись, нанять какого‑то специалиста, который таким продвижением и занимался бы?

– Это вряд ли возможно. К сожалению, художники сейчас весьма разобщены, чаще общаются своими небольшими группами. Об этом можно судить и по тому, что обычно художники не ходят на выставки друг друга.

– На выставках мы, обычные посетители, на художников смотрим как на небожителей. Кажется, что вся эта красота сама собой «организовывается». И задавать вопрос — а сколько это всё стоит? — самому художнику тоже вроде неприлично. Но давайте сегодня отойдём от этих правил приличия и поговорим о стоимости выставки не с художественной точки зрения, а чисто материальной.

– Организовать выставку любому художнику стоит многих усилий и немалых денежных вложений. Начнём с того, что для того, чтобы нарисовать картину, надо купить холст. Например, чтобы написать триптих, мне надо купить три полотна размером 80 на 100 сантиметров. Ещё недавно один такой холст стоил 1200 рублей, сейчас уже 2800 и выше. А у меня, напомню, триптих. В этом году работала над ним в Ярославле. И привезти его в Архангельск уже в виде готовой работы — проблема. Когда я везла готовую работу в поезде, меня оштрафовали — попался очень нервный проводник. Он хотел ещё и за чемодан, в котором поместилось 15 картин, взять штраф. Теперь эти работы на выставке.

А ещё картину надо одеть, то есть приобрести ей раму. Стараюсь выбрать не тот багет, который самый удачный для конкретной работы, а тот, который более-менее подходит ей, но чтобы был «подъёмный» по деньгам. За тысячу рублей купить раму — это очень дёшево, сейчас уже невозможно, получается гораздо дороже. Правда, что касается больших работ, их можно оббить «обноской» — это такая узкая деревянная полоска. Покупаю обнос в ангаре, потом везу домой, а он в автобус не помещается, снова же проблемы, как доставить в мастерскую. А здесь уже сама его пилю. А ещё нужны стёкла, которые бьются при транспортировке — я много их перебила. Значит, надо восстанавливать, а это новые траты.

– Если у вас на выставке сейчас представлено 99 работ, то в сто тысяч рублей для её создания никак не уложишься. У вас спонсоры есть, которые могут поддержать финансово?

– Знаю, что некоторые художники находят спонсоров, они им помогают. Но таких немного. У меня это не получается совсем. Чтобы сделать выставку, нужно очень долго собирать деньги.

– Зоя Валентиновна, а уместно ли торговаться, покупая картину? Всё же это особый предмет…

– Да, это не картошка и не редиска. И всё же цена картины может зависеть от того, кто её покупает. Если я вижу, что она попадёт в хорошие руки, что человеку она нужна, в таком случае мы можем договариваться. Если, конечно, он не в состоянии заплатить изначально назначенную цену. Кстати, сейчас обсуждаем этот вопрос с одной немолодой покупательницей, которая хочет купить мою картину — она ей очень понравилась, а денежные возможности у неё ограничены.

– А бывало, что вы отдавали картины в «нехорошие руки»?

– Подобный случай произошёл какое‑то время назад, но он до сих пор в моей памяти. Покупал у меня картину именно такой покупатель — он приехал из Москвы, очень чванливый, надменный. Мне бы с ним сразу распрощаться, но тогда так сложились обстоятельства, были очень нужны деньги. И главное — продала её задёшево, только бы он ушёл. Он и ушёл, но с моей работой. И мне это неприятно до сих пор.

– А ведь ещё есть художественный салон. Насколько реально там продать работы?

– Начнём с того, что салон делает 25‑процентную наценку. К тому же у нас в городе он один, значит, нет конкуренции. Конечно, работы художников там продаются, но зачастую тех, кто улавливает конъюнктуру рынка, кто чувствует, что нужно покупателю, скажем так, с усреднённым вкусом. Я пишу работы без учёта такой конъюнктуры, поэтому проигрываю и здесь.

– А за счёт чего живёт художник?

– Бюджетники, как и все чиновники, имеют зарплаты, которые к тому же индексируются. Мы, художники, много работаем, ездим по разным регионам России и по Архангельской области, кстати, за свой счёт, чтобы творить для народа. А ещё ведь надо содержать мастерскую, в том числе и когда бываешь в поездках. Ну и плюс траты на картины, о которых я уже рассказывала. А работы сейчас у всех художников покупают реже — не сравнить с тем, что было, например, лет десять назад. И музеи жалуются, что для таких покупок денег нет. Поэтому почти все художники где‑то работают, зарабатывая себе на жизнь. Я много лет учу рисовать детей и взрослых в Архангельске, такое занятие мне нравится, у меня есть ученики, которые стали профессиональными художниками. Есть те, которые выбрали другие профессии, но все они понимают, что такое красота, и умеют её ценить. Но, признаться, со временем хотелось бы поработать в мастерской без этого постоянного напряжения.

– Скоро у ваших картин, которые представлены на выставке «Клоуниха» в музее ИЗО, закончится «бал», и они вернутся домой, в мастерскую, «золушками». Можно ли как‑то ситуацию изменить?

– Как эту ситуацию изменить? Думаю, что надо учить людей видеть и ценить красоту. Начинать надо со школы, но учить не только детей, но и их родителей. А ещё общий вкус, думаю, формирует и наша городская среда. Архангельск — красивый город, но неухоженный, особенно сейчас, зимой. Ко мне на выставку приехала подруга из Москвы, вышла из музея вдохновлённая, пошла погулять по городу, упала на Чумбаровке, сломала плечо и ключицу. Она была поражена таким перепадом — прекрасный музей, прекрасная выставка и город, по которому невозможно и опасно гулять. То есть важно поднять общий уровень культуры, чтобы мы любили и свой город, а, значит, заботились о нём, и Север в целом. Тогда и искусство будет восприниматься по‑иному…

– С этим не поспоришь, но это долгосрочная перспектива. А если говорить о сегодняшнем дне?

– У нас в городе много музеев, дворцов культуры, других мест, где после закрытия выставки могли бы быть показаны работы того или иного художника — ведь мы все разные. Возможно, на время фойе и коридоры крупных компаний города могли бы украсить наши работы — такой опыт, в общем, есть. Во всяком случае, хорошо всё, что работам, в которые вложено столько сил и вдохновения художника, продлит путь, и они будут оставаться на виду у людей. Для этого они и создаются, а не для того, чтобы заполнить собой подсобки и тёмные чуланы после того, как закроется выставка, к которой долгие годы шёл художник…