Проект «Усатый нянь» перевоплотил айтишника в воспитателя

Имя Фёдора Тарабукина, автора проекта «Усатый нянь», хорошо известно в Санкт-Петербурге. Вот уже шесть лет он проводит занятия-прогулки для дошкольников от четырёх до семи лет. Воспитатели проекта — исключительно мужчины. Они гуляют с детьми по пять часов в любую погоду в лесопарках и разрешают делать то, что мамы обычно запрещают, например громко кричать, залезать в лужу или на дерево.

Фёдор уверен: детям не нужно много красивых дорогих игрушек. Необходимо сделать так, чтобы они сами начали создавать вокруг себя мир из того, что окажется у них под рукой. Верёвка может превратиться в сеть, палки — в мечи, лужа и канава — в опасное, но преодолимое препятствие. Наставники не просто присматривают за детьми, они — активные участники и затейники всех подвижных игр. Управлять воспитательным процессом им помогает… балалайка! С помощью музыки и ритма они побуждают ребят к действию или, наоборот, тормозят, когда те слишком расшалятся.

Мамы и папы отмечают, что после таких занятий у детей не только улучшаются сон и аппетит, но и родительское слово воспринимается более чутко. Ведь одна из задач воспитателей — через игру выстроить иерархию в отношениях между детьми и взрослыми, опираясь при этом на ключевые ценности — доверие и взаимоуважение.

Помимо «Усатого няня» у Тарабукина есть ещё один популярный проект, только уже для подростков, — «Богатырская школа». Сначала мы подумали, что Фёдор — талантливый бизнесмен. Ему удалось нащупать «нерв», болевую точку общества — дефицит отцовского внимания. Многим детям элементарно не хватает общения с папой, которого либо вообще нет, либо он есть, но много работает и ему не до игр. В школах и детских садах мужчины-педагоги, увы, тоже перешли в категорию «эксклюзив». Мы поговорили с ним, когда он приехал в Архангельск. Мы поняли, что это не просто удачно реализованная бизнес-идея, а итог мощной внутренней работы человека, который в какой‑то момент осознал, что хочет жить по‑другому: не потреблять, а созидать. Чтобы сделать мир добрее, а окружающую среду во всех смыслах чище, начать придётся с истоков, то есть воспитания.

Как айтишник стал «усатым нянем»

– Фёдор, как программист вдруг стал работать с детьми?

– Это был долгий процесс внутренних изменений. Я работал в IT-компании в банковской сфере, дорос до замначальника отдела по разработке программного обеспечения. У меня была обычная прекрасная жизнь человека-потребителя: квартира в ипотеку, машина, путешествия. Помню момент, когда внутри меня что‑то перещелкнуло. Мы отдыхали с друзьями в Финляндии. Я вышел из бани на берегу озера, а там красотища такая. У меня сердце защемило от того, что в Питере горы мусора. Почему у нас не так? В тот момент я принял решение. Сказал друзьям, с которыми отдыхал, что алкоголь мне больше не интересен, а как только вернулся домой, нашёл волонтёров экологического движения и вместе с ними стал очищать берега озёр в пригороде Санкт-Петербурга. Я долго занимался экологическим волонтёрским движением, но потом понял, что корни проблемы идут от воспитания. Но тогда я ещё работал в офисе. Затем у меня родилась дочка. Я стал искать информацию, фундамент, на который мог бы опереться в её воспитании. В итоге пришёл к системе «Отцы и дети», основанной на нашей традиционной культуре. На одном из семинаров узнал, как с помощью игр и балалайки можно создать доверительные отношения с детьми, воспитать волю, целеустремлённость. У меня балалайки тогда не было, но была гитара. Попробовал — это сработало! Стал собирать детей друзей на праздниках, играть с ними.

В какой‑то момент понял, что больше не могу работать в офисе, мне нужны воздух, люди, движение. И если не уйду, то меня просто разорвёт! Стал заниматься социальным предпринимательством. Тогда проблемы экологии всё ещё были на первом месте, а семинары по воспитанию — на втором. Но потом я разочаровался в экологическом движении. Через какое‑то время начал организовывать семейные лагеря, проводить занятия для родителей, которые хотели создать правильную среду для своих детей.

Это был большой период. У меня родилась ещё дочка, а потом — сын. Однажды мой друг попросил посидеть с его ребёнком, потом я подкинул ему своих детей, затем мы договорились вместе погулять. На двоих мужиков получилось трое детей. Мы подумали, что это несерьёзно! Решили дать объявление в соцсетях и собрать детей на прогулку.

– Люди быстро откликнулись?

– Моментально. Многие меня уже знали. Если бы такого мгновенного отклика не было, то проект бы не состоялся. У нас сразу набралась группа из десяти детей от четырёх до семи лет. Я люблю, когда много детей. Когда я ещё работал айтишником, мне нравилось играть с детьми друзей.

– С какими сложностями столкнулись вначале?

– С бытовыми. Кто‑то из детей элементарно не мог завязать шнурки, сказать, что хочет в туалет, что ему холодно или он промочил ноги. Были дети, у которых уже сформировалось искажённое взаимодействие с миром. Ребёнок требует, топает, приказывает, саботирует. Сперва мне было сложно в таких случаях справляться. Казалось бы, выход простой: позвонить родителям и попросить забрать ребёнка. Но мы сразу решили, что у нас другие цели и для ребёнка это будет плохо. Всегда надо оценить обстановку. Можно определить, что происходит с ребёнком, спокойно с ним поговорив.

С детьми очень мало разговаривают без заигрываний и приплясываний. Я в таких случаях присаживаюсь, чтобы быть на одном уровне с ребёнком и спрашиваю: «Что с тобой происходит? Расскажи, что случилось». Если я вижу, что он хочет нами управлять, чтобы мы всё бросили и занимались только им, то тогда мы предлагаем посидеть, отдохнуть, а как только он будет готов с нами играть — прийти. Всегда оставляю дверь открытой. Нечестно из‑за одного ребёнка забирать игру у других ребят. Игра — это жизнь, искренность. Это ключ в работе с детьми. Я «закручиваю» радость с другими ребятами, в итоге этот ребёнок тоже к нам присоединяется.

После активной игры — долгожданный перекус. Дети берут с собой чай в термосах, бутерброды и делятся друг с другом угощением

Создать зону риска и роста

– Чаще всего дети идут сразу играть или предпочитают наблюдать?

– У каждого своя дистанция. Если ребёнку не мешать, то, как правило, он пойдёт в игру. На занятиях с родителями можно увидеть, как ребёнок жмётся к маме. Если мама в этот момент обхватит его, то без шансов. Хотя глаза устремлены на нас, шея вытянута: он хочет, но ему ещё немного страшно. Часто ребёнок делает шаг вперёд, и мама подталкивает рукой: «Иди!» Что делает ребёнок? Он идёт обратно, потому что это против его воли. Вы представьте, что вы стоите, а я буду вас в спину толкать. Вы возмутитесь и не пойдёте. Маме нужно отпустить руки и ждать. Иногда родители хотят, чтобы ребёнок здесь и сейчас, на занятии, отработал по полной. К сожалению, очень часто мы воспринимаем только видимый результат. Если он принял участие, побегал, попрыгал, то тогда это хороший итог. Но процесс идёт внутри, и изменения могут проявиться завтра или послезавтра. У всех своя скорость созревания.

– Какие качества удаётся воспитывать через игру?

– Система «Отцы и дети» опирается на образы. Маленький ребёнок — это «телёнок», он жмётся к маме. Важно развивать в нём базовое качество — доверие. «Жеребёнку» нужно бежать играть во двор. В этом возрасте нужно развивать волю. Затем «козлёнок» — акцент на целеустремлённость. Если «козлёнка» держать дома, то он своими рогами разнесёт всё вокруг. Эти образы очень точны. В дошкольном возрасте девочки и мальчики одинаково скачут, как жеребята и им нужно одинаково развивать доверие, волю и целеустремлённость.

Порой ребёнок по возрасту уже «жеребёнок», но ведёт себя как «телёнок». Ещё проблема в том, что с детьми начинают заниматься умственной деятельностью отдельно от воспитания основополагающих черт характера, и всё разваливается. Очень много умных детей, но не способных что‑либо делать. Например, ребёнок хочет научиться играть на скрипке, но он не может включить волю, чтобы заниматься. Или бросает начатое, потому что нет целеустремлённости.

Игра помогает проявить волю или, наоборот, усмирить её, если она мешает всем остальным. Нужно научиться контролировать себя, принимать правила игры. Закладываются эти качества в дошкольном возрасте.

– Вы собирали игры у этнографов. Что это за игры?

– Мы используем народные старинные и дворовые игры. Комбинируем их, многое придумываем сами. Игра помогает создавать жизнь, чтобы дети учились сами себя контролировать. Почему порой во время игры происходят травмы, ушибы? Потому что ребёнок не умеет себя контролировать. Он всё время получает от взрослых директивные задачи: сядь, вытри рот, это можно, это нельзя. Когда он остаётся сам в игре, у него нет навыка, с какой скоростью бежать. Вдруг он встречает препятствие — другого бегущего ребёнка. Если я вижу такую ситуацию, значит, мне нужно с помощью музыки и ритма сбавить темп игры. Пусть столкновение случится, оно будет отрезвляющим, но не опасным. Народные игры очень активные и помещают ребёнка в зону риска. Мы должны управлять этим риском, понимая степень опасности и возможности ребёнка. Управляя игрой, я организовываю деятельность так, чтобы риск давал зону роста, но не приводил к каким‑либо плохим ситуациям. Иногда нужно, чтобы было чуть‑чуть дискомфортно, но при этом интересно. Кстати, это ещё одна причина, почему мы играем на улице и в дождь, и в снегопад. Дети учатся в любых ситуациях создавать самим себе радость, преодолевать трудности.

– Поделитесь самой любимой детской игрой?

– Дошкольники любят, когда в игре участвует много народу: мамы, папы. Одна из любимых игр называется «Таракан». Действие происходит на поляне. Мамы берутся за руки, делают «капкан». Дети — тараканы, а папы — санэпидстанция, они их ловят и засовывают в капкан. Задача детей — вырваться. Мамы им мешают. Некоторые мамы слишком ответственно подходят к задаче, а в любой игре надо сделать так, чтобы ребёнку было сложно, но возможно. Итог: уставшие мамы, папы и дети. Но все довольны! После такого плотного взаимодействия дети готовы слушать родителей, а это всегда приятно. Все объединяются.

Если нет мам, то любим играть в «Детский сад». Большинство детей не любит спать в тихий час, поэтому у нас родилась такая игра. Взрослые — это воспитатели. Мы берём ребёнка и кладём его на землю: «Спать!». Как только отворачиваемся, дети вскакивают. У детворы — море радости, у взрослого — одышка. Я когда с детьми занимаюсь, то мышцы всегда в таком тонусе, что даже спортзала не нужно.

По-отечески, с любовью

– Почему в «Усатом няне» работают исключительно мужчины?

– Ощутил, что не хватает мужского подхода. Везде — в школах, детских садах — женщины. Заметил, что даже мои дети с мамой ведут себя иначе, чем со мной. Если мама сказала, то они пытаются канючить, а со мной им достаточно одного слова и взгляда.

– Маму можно гнуть?

– Маму можно гнуть, потому что мама позволяет это делать, а папа — нет. Из чего составляется авторитет: моё слово — закон. Если это будет происходить только с позиции силы, то с каждым разом её нужно будет больше. Когда сын вырастает, он пошлёт отца куда подальше, и отношений не будет. Я могу пользоваться этой твёрдостью только в том случае, если дал ребёнку то, что ему надо: не очередную игрушку, а развитие. Когда я помогаю ему взрослеть, он чувствует себя самодостаточным и может опереться на себя. Всё это происходит в моём присутствии. Задача отца — научить ребёнка взаимодействовать, преодолевать границы. Делать так не потому, что ему сказали «нельзя», а потому, что именно здесь кричать нельзя, так как мы находимся в общественном месте, а вот в лесу, на поляне, можно, а если пожар, то даже нужно орать.

Я даю ребёнку радость через совместную игру, помогаю ему стать умелым, самодостаточным, зрелым, уверенным в себе. Ему со мной хорошо, он это чувствует.

Порой после игры дети могут начать переходить мои границы, тогда я говорю им, что вот это делать уже нельзя. У нас есть ритуал: в конце занятия каждый ребёнок жмёт своему отцу и другим мужчинам руку: «Спасибо за науку». Это не моя идея. Такая методика.

Иногда кто‑то заиграется и может слишком сильно ударить взрослого под дых, тогда я акцентирую: «Понравилось с отцами играть?» В большинстве случаев дети говорят «да». Я объясняю: «Нам тоже нравится, но мы к вам с уважением, и вы к нам с уважением». В моменты открытости, радости, любви моё слово усвоится хорошо. В этом случае я могу сказать, что вот так вести себя по отношению к взрослому недопустимо, это неуважение. Прошу так больше не делать. Когда есть ко мне доверие, то достаточно одного слова, ребёнок понимает.

Придумать интересную игру можно даже с обычной веревкой. Зимой «Усатый нянь» строит с детьми снежные крепости, весной — запускает кораблики в лужах

Научить слышать голос совести

– Есть ли на занятиях некий свод правил, что такое хорошо и что такое плохо?

– Самое главное правило — нельзя вредить здоровью. Мы живём по заповедям — это и есть свод правил. По совести я поступил или нет. Когда возникает плохая ситуация, я обращаюсь к совести ребёнка. Например, он забрал у другого мальчика игрушку, тот подошёл и стукнул его в ответ. Я не говорю, что драться нехорошо, иногда даже ведь нужно. Но стараюсь, чтобы ребёнок сам определил, поступил он хорошо или плохо. Сам себе в этом честно признался.

Что такое совесть? Это голос Божий в человеке. Нужно учить ребёнка, чтобы он не глушил его в себе. Спросить: «Как ты считаешь, ты хорошо поступил?» В этот момент он может начать сваливать вину на другого. Но важно научить отделять свои действия от чужих.

Мои собственные дети как‑то раз начали драться до слёз. Я с одним спокойно поговорил, потом с другим. Пока они не успокоились, не вернулись к осознанию себя, бесполезно было что‑то объяснять. Я спросил: «Было ли, что ты хоть немножко почувствовал, что сделал по отношению к другому человеку неправильно? Хотя бы маленькое чувство?» «Да, было». Зацепка есть, можно дальше разговаривать. Это медленный процесс и трудоёмкий. Я тренирую себя, чтобы не с помощью нажима добиться цели, а размягчить почву, чтобы он сердцем оттаял и действительно посмотрел на себя со стороны. Я не навязываю и не упрекаю, ребёнок должен сам понять, тогда он будет готов извиниться.

– Может ли «Усатый нянь» компенсировать отсутствие папы в семье?

– Этого недостаточно. Мы можем лишь дополнить, усилить влияние отца, но заменить не можем. Многие отцы не отдают себе отчёт, что вот эта связь, которая формируется с самого раннего возраста, потом исчезнет. Столкнувшись с трудной ситуацией, ребёнок о ней не скажет либо уже не прислушается к слову, наставлению.

У меня тоже дети подросли и много времени проводят в школе, а я занимаюсь своими делами. Но я нахожу хотя бы 15 минут в день, чтобы повозиться, поиграть с ними. Они до сих пор просят поиграть так, когда они были маленькими. Я уже не могу их крутить, как «барабан стиральной машины». Сейчас с восьмилетним сыном надеваем боксёрские перчатки, надо коснуться до головы или шапку сбить. Дочка просит сделать массаж рук, любит обниматься. Тактильная форма общения всё передаёт: радость, моё отношение. Даже слов не нужно.

– Ваши внутренние метаморфозы начались с экологической деятельности. Вам удалось сделать окружающую среду чище?

– Сначала я изменил образ жизни, и у меня сузился круг общения. А сейчас вокруг меня большое сообщество семей, которые разделяют мои ценности. На нашем островке много тёплых, искренних отношений. Я когда‑то об этом только мечтал, а сейчас мы этим уже живём.