Почему детям так нравятся игрушки Хагги Вагги?

Всевозможные плюшевые монстрики и разноцветные чудовища буквально заполонили магазины. Не опасны ли такие игрушки для детской психики? И как реагировать на просьбу: «Мама, подари мне монстра!» Разбираемся вместе с архангельским психологом Екатериной Пятковой.

«Чудовищная» мода

– На консультациях родители нередко высказывают опасения по поводу страшных, на их взгляд, детских игрушек, — говорит Екатерина Пяткова. — Откуда взялась «чудовищная» мода? Почему дети их не боятся? — вопросы распространённые. Отчасти это недопонимание связано с разным восприятием. Взрослые, как известно, воспринимают мир на основе опыта, дети — через ощущения, прикосновения, запахи.

Образно говоря, четырёхлетний малыш, когда смотрит на игрушечного монстра Хаги-Ваги, видит его совсем не таким, как мама с папой. Оскал монстра с множеством острых зубов, который, по мнению родителей, способен напугать кого угодно — ребёнка не тревожит. Внешняя оболочка для малыша не так важна. И на острые зубы ребёнок лет до шести вообще не обращает никакого внимания. А вот открытая улыбка, большие глаза, насыщенный цвет привлекают. Чем образ проще, тем он доступнее, а значит, и выглядит менее пугающе.

В поликлиниках, в очереди перед кабинетом врача, часто можно встретить маленьких пациентов, крепко сжимающих в руках всё тех же хаги-ваги. Но и это история не про «синего злодея». А про то, что «я боюсь» и пытаюсь с кем‑то свои чувства разделить — прожить страх через игрушку.

Страшные игрушки нужны именно для этого — прорабатывать наши потаённые страхи. Когда ребёнок играет, берёт игрушку с собой, у него возникает ощущение контроля над эмоцией — это уже управляемый страх.

«Оторвали мишке лапу»

Не только взрослые, но и многие дети сегодня сталкиваются с множеством проблем в эмоциональном плане. Если малыш постоянно видит эмоционально оглушённых родителей, которые не проявляют должного участия в эмоциональной сфере, он растёт таким же — оглушённым. Не может назвать, озвучить свои эмоции. Но чувствовать не перестаёт…

У меня в практике был мальчик, напугавший родителей тем, что буквально распотрошил своего белого плюшевого медвежонка. «Наш Ваня растёт садистом?!» — недоумевала мама. При этом, по её словам, сын очень заботился о другой своей игрушке — монстрике, который самих родителей, по их признанию, порядком раздражал…

Постепенно в игре малыш начал проговаривать, что в детском садике, в его группе, недавно появился мальчик, которого «все очень любят» — такой вот «белый медвежонок». Но был в группе и другой мальчик, вероятно, сам Ваня, которого… «любят не очень».

У малыша появились чувства, с которыми он не смог справиться сам. Как их выместить? Ваня стал уничтожать игрушку. Родители поспешили истолковать поведение из своего опыта, но ларчик открывался по‑другому: «Я не могу найти своё место под солнцем!» Для Вани, которому редко демонстрировали чувства, стало настоящим откровением, что можно взаимодействовать и вот так — через любовь… Свои переживания он перенёс на игрушки, идентифицируя себя с тем самым «монстром», раздражающим всех…

«У Кати есть, и я хочу»

Малыши от трёх до шести лет имеют развитое воображение и уже хорошо отыгрывают с игрушкой свои впечатления, полученные от мира. Они начинают активно примерять на себя роли как положительных, так и отрицательных персонажей. Именно в этом возрасте формируются различия между добром и злом.

Страшные персонажи тоже появились не вдруг. В тех же сказках они были всегда. Существуют и сейчас. Но есть откровенные плохиши, а есть такие серединки, когда за каким‑то образом, не очень положительным, скрывается что‑то хорошее — скорее, добро. И наоборот, за чудесным персонажем, милой игрушкой, прячется откровенное зло. Помочь увидеть оттенки — это про воспитание.

Но почему ребёнок упорно выбирает страшную игрушку? Если это по принципу «у Кати есть, и я хочу» — одна песня. И совсем другая, если малыш начинает говорить про что‑то такое, чего и сам до конца не осознаёт — про чувства.

На консультацию ко мне привели девочку Юлю. Девять лет. Мама умерла. Живёт Юля с бабушкой. Недавно попросила подарить ей игрушечного монстра. И вот теперь, по словам бабушки, не расстаётся с ним. Кормит, поит, разговаривает, обнимается. Но каждый вечер укладывает спать не рядом с собой, а… с бабушкой. «Наверное, она его всё‑таки боится? — сокрушалась на консультации бабушка. — Зря я это чудище подарила!»

Во время нашего разговора Юля по секрету призналась: «Бабушке монстрик нужнее, чем мне.» Почему? «Он её защитит и утешит…» Свою собственную боль, горечь потери Юля как могла проживала днём — вместе с игрушкой. Но каждую ночь, по её словам, она слышала, как тихо плакала бабушка. И приняла решение: «Я поделюсь с бабушкой тем, что есть у меня…»

В окружении «страшненьких»

Сказать однозначно, что страшная игрушка — это только негатив — нет. Пара игрушечных монстриков, к слову, есть и у меня в кабинете. Эти игрушки — про безопасное пространство: «Ты имеешь право выражать любую эмоцию, которая с тобой случается». Потому что нет хороших и плохих эмоций. Но, общаясь с детьми, мы часто уплощаем сами: «Так чувствовать плохо! Ты должен быть добрым! Ты должен быть смелым!» Но куда, простите, деть свою злость и страх? Спрятать поглубже? Непроработанные эмоции рано или поздно выскочат наружу — выпадут из закрытого ящичка в самый неподходящий момент.

Стоит обратить внимание на частоту встреч ребёнка со страшной игрушкой. Что он пытается отзеркалить? Поговорите с малышом, но не торопите, не додумывайте из своего опыта и не забегайте вперёд: «Ты, наверное, Петя, это хотел мне сказать?»

Игрушки связаны с чувствами, которые проживаются. Если вся детская комната забита чудовищами, версии могут быть разными. Возможно, ребёнок остро нуждается в защите. И, собирая вокруг себя всех «страшненьких», присоединяет так и собственные чувства: «В тени монстров меня тоже никто не тронет».

Актуализируя своё состояния, пытаясь компенсировать что‑то в себе, мы тоже используем какие‑то дополнительные способы и материалы. Например, выбираем яркую помаду, сумочку определённого цвета или автомобиль определённого размера.

Дети ориентируются на свои ощущения. И с теми игрушками, что определяют важную для них эмоцию, играют чаще.

Без шансов

Но «страшилки», как и экстремальные аттракционы, по мнению психологов, ещё и попытка снять напряжение.

Когда мы взбадриваем себя подобным образом, работает симпатическая нервная система. После, для восстановления баланса, организм включает систему парасимпатическую. Но если в системе сбой, негармоничная ситуация дома, то ребёнок может постоянно находиться в страхе и беспокойстве — расслабления нет. И надо перейти пик какого‑то особого страха, чтобы, наконец, расслабиться.

Тяга к ужастикам, триллерам у взрослых — про это же. Кто‑то находит спасение в гонках, дайвинге, прыжках с парашютом. По сути, это тоже страшные игрушки — побояться, встрепенуться, расслабиться. Но если подобное происходит регулярно — это больше похоже на бесконечные «американские горки».

Затмят ли страшные игрушки все остальные в детской комнате или просто займут своё место на общей полке — зависит и от родителей. Быть чуть внимательнее и бережливее по отношению к своим детям не так уж и сложно. Но тогда ни у каких монстров и чудовищ, даже самых настоящих, точно не останется шансов…