Наследие: Архангельский мещанин Борис Шергин…
В издательстве Архангельского литературного музея вышла книга Бориса Егорова «Мой Борис Шергин». В предисловии к ней он обещает рассказать о тех страницах биографии писателя, которые имеют много домыслов и противоречий.
Борис ЕгоровКнига приурочена к 130‑летию Бориса Шергина, которое будет отмечаться в следующем году. Сегодня мы говорим с автором книги о том, какие загадки из жизни кудесника русского слова, как называли Бориса Шергина, ему удалось разгадать, а на какие пока не получилось найти ответа.
– Борис Михайлович, исследованием жизни и творчества Бориса Шергина занимались серьёзные учёные, о нём написаны диссертации, изданы документальные книги. Неужели в его биографии остались какие‑то белые пятна?
– Действительно, о Борисе Викторовиче Шергине, его творчестве написано много. И мне так не сказать о нём, как, например, это сделала Елена Галимова, известный исследователь его творчества, или писатель Юрий Галкин, который хорошо знал Бориса Викторовича. Но у меня другая задача — мне хотелось посмотреть, как жил архангельский мещанин Борис Шергин, как он затем учился в Строгановском художественно-промышленном училище, как работал в институте детского чтения в Москве. Ведь об этом мало что известно.
Материал собирал давно, обращался в архивы Москвы и Санкт-Петербурга. Какие‑то сведения нашёл и в собственных архивах. Например, обнаружил там открытку, которую Борис Шергин в 1904 году посылал сестре Нине, но потом эта открытка оказалась у него. Там есть его московский адрес — в это время он как раз учился в Строгановском училище. Этот адрес ранее не был известен, таким образом его удалось установить. На открытке, разумеется, есть адрес и сестры, оказывается, она в то время жила в Могилёвской губернии в Белоруссии. Сведения о ней мне помогли получить сотрудники республиканского архива в Минске.
– А о каких домыслах и противоречиях идёт речь в вашем исследовании?
– Чем я особенно доволен — мне удалось установить подлинную историю с судимостью отца Бориса Шергина. Можно услышать или прочитать, что Борису Шергину было неловко за то, что его отца судили, а речь шла о краже меди, олова и других материалов со склада. Но также известно, что Борис Викторович очень уважительно отзывался об отце, что он ему доверял.
Мне хотелось понять, что же произошло и за что судили Виктора Васильевича Шергина в 1914 году? И мне это удалось благодаря судебному делу, которое я взял в Архангельском областном архиве. Читая его, я понял, что отца Шергина судили по доносу, его подставили. Глава в книге, посвящённая этой печальной странице жизни семьи Шергиных, так и называется — «Подстава». Ещё до оглашения приговора Виктора Васильевича разбил паралич, вскоре он умер.
О его невиновности говорит и такой факт. Вместе с ним был осуждён его помощник Павел Куницын. Но тот не согласился с решением суда и подал апелляцию в Судебную палату в Москве, которая определила: «Павла Фёдоровича Куницына, признав невиновным в преступлении, считать по суду оправданным».
Безусловно, такой вердикт получил бы и Виктор Васильевич Шергин, если бы подал апелляцию, ведь оба они проходили по одному делу. Но он умер, а его вдове было недосуг ходить по судам, да ещё в Москве…
Теперь же мы можем утверждать, что, действительно, судебное заседание было, и обвинительный приговор тоже состоялся, но несправедливый, который буквально загнал Виктора Васильевича Шергина в могилу. А его сын понимал — отец невиновен, поэтому столь уважительно и доверительно всегда к нему относился.
Так менялся внешний вид Бориса Шергина в разные годы (1924, 1927 и 1946 гг.)– Весьма драматическое событие в жизни всей семьи…
– Есть и другие драматические события в биографии Бориса Шергина, вокруг которых тоже ходили разные слухи. Известно, что он был инвалидом, у него изуродованы обе ноги. Когда журналист Владимир Сякин спросил у самого Бориса Шергина, где он получил увечье, тот ответил, что в 1919 году его призвали на строительные работы, и по неосторожности он попал под вагонетку. Но ходила и другая версия, что его затянуло под трамвай в Архангельске.
Я сделал попытку проверить эти версии — в то время о происшествиях обязательно сообщали архангельские газеты. Перелистав подшивки газет за 1919 год, обнаружил заметку в газете «Северное утро» за 25 (12) августа 1919 года под заголовком «Неуместная храбрость». В ней говорилось: «В среду, 20‑го августа, около 10 ч. вечера, проезжающий в трамвайном вагоне № 17 солдат 1‑го рабочего батальона Шергин вздумал соскочить с трамвая на ходу. Солдата предупреждали вагоновожатый и пассажиры, но он, заявляя, что ему это не впервой раз, не послушал, между Финляндской и Лютеранской ул. спрыгнул и попал под колёса вагона, несчастному раздробило обе ноги, он отправлен в больницу».
– Как вы думаете, почему сам Борис Шергин, отвечая на вопрос журналиста, сказал, что он попал под вагонетку? Принципиально это дело не меняет…
– И всё же есть такой момент. Владимир Викторович Сякин — вдумчивый редактор книги Бориса Шергина «Океан — море русское», которая вышла в издательстве «Молодая гвардия» в 1959 году. Он был очень увлечён его творчеством, а на него самого смотрел как на небожителя. Думаю, что Борису Викторовичу не хотелось его разочаровывать, ведь в случае с вагонеткой это производственная травма, а в случае с трамваем виной стало его собственное ухарство. Ничего предосудительного здесь нет. Но он решил ответить так, как ответил.
Уже после смерти Владимира Сякина я был у него дома, попросил разрешения у его дочери забрать книги Бориса Шергина. Она предложила взять также архив отца, в котором находились и рукописи Бориса Шергина. Разбирал этот архив неспешно, а тут как раз руки дошли до тетрадки, которую Борис Шергин вёл в 1939 году. В ней он делал различные записи и пометки, мелким почерком были записаны рассказы, которые до этого нигде не публиковались. Так я заглянул в творческую лабораторию Бориса Шергина. А в новой книге опубликовал некоторые его рассказы, а также поговорки и пословицы, которые он собирал.
А ещё здесь опубликованы два тоже неизвестных рассказа Бориса Шергина, но уже из его записной книжки, которую мне для расшифровки передал Михаил Шульман, ещё один исследователь его творчества.
Рисунок из тетради Бориса Шергина– Борис Михайлович, а остались какие‑то загадки, которые вам не удалось разгадать?
– Да, остались. Например, в документах, которые хранились в архиве Строгановского художественно-промышленного училища, видимо, кто‑то покопался, многие из них исчезли. Зачем и кому это понадобилось, сказать трудно. Поэтому восстановить эту страницу биографии Бориса Шергина не удалось.
А ещё я так и не узнал, где он получил поморские знания. Понятно, что в Архангельске, но у кого, при каких обстоятельствах? Дело в том, что сам Шергин не был в море, но в своих рассказах описывает его так, как будто он там бывал. Он хорошо знал течения Белого моря, имел этнографические знания. Откуда? Вот на этот вопрос я не ответил. Видно, что он серьёзно занимался самообразованием, ведь он окончил только пять классов гимназии, а его взяли на работу в институт детского чтения, где он успешно выполнял свои обязанности, его знания соответствовали его должности. А ещё он вместе со специалистами из МГУ ходил в экспедицию, занимался исследованием северной говори. Здесь тоже нужны знания, и у Шергина они тоже были.
Меня также удивило то, сколько он написал рецензий на детские книги, притом оценивал работу художников, которые их оформляли. Мне удалось найти все эти книги и отзывы Шергина на них. И чем больше я погружался в это чтение, тем больше восхищался Борисом Викторовичем. Это же надо было прочитать десятки книг, сделать анализ текста и определить, насколько ему соответствует оформление. Притом Шергин давал точные и откровенные оценки, если книга, на его взгляд, была оформлена плохо, он так и писал. А если хорошо, подмечал все удачи художника.
– После этих и других открытий, которые есть в книге «Мой Шергин», ваше отношение к Борису Викторовичу Шергину как‑то изменилось?
– У меня сложилось к нему отношение, когда я разбирал его дневник 1941 года, затем он вышел в издательстве Литературного музея. Разбирал я дневниковые записи 14 лет, это была сложная и важная для меня работа. Тогда у меня возникло такое чувство, что я сроднился с Борисом Викторовичем, очень хорошо его понимаю. И уже тогда я также понял, что хочу знать о нём больше. Так и родилась задумка этой книги. Новые исследования дали новые знания, но принципиально моё отношение к Борису Викторовичу они не поменяли. Разве что он стал мне ещё ближе. Особенно он мне дорог за то, что так любил Архангельск. Где бы он ни находился, Архангельск всегда оставался главным городом в его жизни.
– Вы сказали, что не на все вопросы, которые перед собой поставили, вам удалось дать ответы в этой книге. Возможно, собираетесь продолжить поиск и написать продолжение?
– Думаю, что нет. В следующем году мне исполнится 85 лет, книги в этом возрасте пишутся тяжело. К тому же сейчас работаю ещё над двумя книгами, и это тоже серьёзные исследования, в которые я уже погрузился…
