Виктор Толкачев: «Все зависит от Бога и немного от нас»

По предложению геологов, прочитавших его книгу «Дорога к нефти», ему присвоили звание почётного гражданина Нарьян-Мара, в котором он прожил больше двадцати лет. «Нестором геологии» назвали его знающие люди. А когда он работал, не имея учёной степени, преподавателем отделения журналистики ПГУ-САФУ, о нём говорили как о «докторе журналистики».

Он трудился в газете «Няръяна вындер», собкором «Правды Севера» по Ненецкому округу, старшим инженером в Нарьян-Марской нефтегазоразведочной экспедиции, редактором на окружном радио, в областной газете «Волна», а также в московском журнале «Северные просторы», в котором тоже было собкорство.

Виктор Федорович Толкачёв неоднократно побеждал в региональном конкурсе «Книга года». Он лауреат журналистских и писательских премий областного и всероссийского уровней, в том числе имени Фёдора Абрамова. Заслуженный работник культуры Российской Федерации.

В декабре 2019 года избран председателем правления регионального отделения Союза журналистов России. Несмотря на пандемию коронавируса, отправился в командировки по районам. Он вакцинировался и ревакцинировался не только от смертельной заразы, но и — уже давно — от других болезней: непорядочности, пошлости, пустых развлечений.

Большое достижение В. Ф. Толкачёва в должности председателя правления — издание книги «Архангельские журналисты-фронтовики». Здесь он и автор идеи, и автор очерков, и главный двигатель в издании уникального труда. 8 августа Виктор Фёдорович отмечает 85‑й день рождения.

Какой Нарьян-Мар? Что за ахинея?!.

– Виктор Фёдорович, я процитирую одно из интервью с вами: вы в группе туристов приехали в Онегу и «становились на колени и молились той красоте…» Это не фигура речи — «становились на колени»?

– Это было в 1965 году, зимой… При Харьковском тепловозостроительном заводе имени Малышева, где я работал начальником технологического бюро кузнечного цеха, был клуб туристов. Мы полюбили дальние походы. На Кавказе поднимались на Эльбрус; на Мещёре ходили в Константиново к Сергею Есенину; на Урале рубили плоты и сплавлялись по Вишере до Камы; по Карелии — на лыжах… У нас был лозунг «Два раза в год даёшь поход!». В походах мы открывали страну и себя. В Карелии Север начал меня забирать. В очередной раз мы отправились на Ветреный пояс — Поонежье. Семь человек. Идём по Онеге, спрашиваем: «Сколько градусов сегодня?» — «Дак уже потеплело: минус 38». Ахнули, увидев, как женщины бельё полощут в Онежке… Шли на лыжах побережьем. Затворы фотоаппаратов отказали, поэтому я делал карандашные зарисовки тех мест: Ворзогоры с церковью о двух куполах, храмовый ансамбль Малошуйки, заснеженная банька, замороженные ели тайги — потрясение красотой. Мы не были верующими и падали на колени не молиться — испытали эмоциональный всплеск восторга перед красотой и радовались ей, воздевая руки к небу…

Группа уехала домой. У меня осталось несколько дней, и я решил слетать в Нарьян-Мар. Когда читал «Житие протопопа Аввакума», очень захотелось увидеть заполярную землю, где «неистовый протопоп» размышлял о совести, правде и справедливости и где окончил свои дни. Я взял билет и улетел. В лыжном костюме и лыжных ботинках. Познакомился с краеведом Александром Тунгусовым. В музее меня ошеломили картины украинских художников Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко: летящая оленья упряжка, ненец с хореем наперевес… Мне захотелось продлить свой поход на Север. Пошёл в отдел культуры окрисполкома: кем бы я мог у вас поработать? Предложили место заведующего Карским красным чумом — проводить культурно-массовую работу. Но надо преодолевать расстояние в две тысячи километров: до Воркуты через Полярный Урал. «Вот это поход!» — воскликнул я и попросил прислать мне вызов.

Виктор Толкачев в тундре/Фото из архива В. Толкачева

К слову о протопопе: в 1971 году бюро окружкома КПСС осудило редактора газеты «Няръяна вындер» за публикацию моей статьи с предложением поставить памятник Аввакуму… Слово его и сегодня не остыло: «Выпросил у Бога светлую Россию сотона…»

– На стенах квартиры — ваши акварели. А те давние карандашные зарисовки сохранились?

– Да. И не только они. Вот монастырь в Суздале. Вот деревня Ворзогоры, храм, тогда ещё не восстановленный. А не так давно патриарх Кирилл туда прилетал, чтобы освятить его.

– Вы могли бы художественное училище окончить…

– Малевал с детства; до войны — на обоях. Отец, паровозный машинист, вывез на Урал состав со специалистами и оборудованием металлургического завода. В Златоусте я занимался в художественном кружке, рисуя гипсовые фигуры, а дома — ястребки со звёздами, танки в бою и Матросова перед дзотом… Вот моё художественное образование. Вернувшись на Украину, на этюды стал ходить, уже акварелью рисовал и решил поступать в художественный техникум… Но мои тётушки по линии мамы, урождённые Сизоненко, на семейном совете (отец уже умер) сказали: «Витя, да ты шо?! Вас у мамы четверо, ты в семье старший… А знаешь, що такэ художник? Цэ от „худо жить“. Ото поступай в машинобудивельный! А якщо малюешь, так и малюй»… И я поступил в Ворошиловграде (ныне Луганск) на кузнечное отделение машиностроительного техникума. По окончании его работал в Харькове наладчиком на «тепловозостроительном заводе», который главным образом «клепал» танки и артиллерийские тягачи.

Отслужил в армии: сержант — разведчик войск радиационной и химической защиты. То был хороший «поход» по стране: Сибирь, работа на целине, Байкал, уссурийская тайга — Сучан, Находка, Владивосток. Вернулся в Харьков на свой завод и учился в заочном политехническом институте.

После онежского похода вызывает начальник цеха: «Тебе вызов пришёл из Нарьян-Мара — что за ахинея?!» Я объяснил. Он поднял мне зарплату по максимуму и пообещал хлопотать о квартире. Но я уже решил сам найти своё «золотое руно». На прощание друзья подарили мне фотоаппарат и кинокамеру. Ещё я взял гитару, одеяло, рюкзак. Экипировался для похода, и всё пригодилось в пути… В Нарьян-Маре читал в архиве отчёты культработников — узнавал, как работают в заполярной тундре. В Усть-Каре мне дали комнату в доме «под железной крышей». Принесли кровать, стол; побелили стены… Прихожу — печь топится! На тридцатом году жизни у меня впервые появилось своё жильё!..

Весь год я не только заведовал Красным чумом, но и катил кино — выполнял обязанности киномеханика. Восстановил поржавевший кинопроектор «Украина», и дело пошло. Демонстрация первого фильма в чуме — как победа и счастье…

В тундре было семь колхозных бригад, и чтобы «катить» фильмы, надо было по неделе жить в каждой. Сшили мне малицу и тобаки, дали бочку бензина, две оленьих упряжки. И началось кочевье длиною в год…

«…весь мир предо мною!»

– Наверное, у вас были в Карской тундре с собой книги, а не только инструкция по работе с кинопроектором?

– «Эпические песни ненцев» Зинаиды Куприяновой — одна из книг. Вот она — в комарах. Следы их отпечатались — комары ели её и меня.

– Ого! Почти 800 страниц…

– Песни-сказания на русском и ненецком языках. Осенью и зимой читал их под керосиновой лампой оленеводам. Как живо воспринимали они эти древние сказания! Будто всё происходило на их глазах. По этим песням я изучал ненецкий язык, овладел им на бытовом уровне. Были со мной и стихи Уолта Уитмена, американца; но поэт — как Маяковский!.. «Песня Большой Дороги» Уитмена навсегда вошла в душу… Несколько строчек из неё? Пожалуйста:

Пешком, с лёгким сердцем, один выхожу на большую дорогу,

Я здоров и свободен, — весь мир предо мною!

Эта длинная бурая тропа ведёт меня, куда я хочу.

Сильный и радостный, я шагаю по дороге вперёд.

Земля, разве этого мало?

Большими глотками я глотаю пространство!

Запад и восток — мои, север и юг — мои!

Ликующий голос дороги, радостное, свежее чувство дороги!..

– Как раз в ту пору вы стали внештатным корреспондентом окружной газеты «Няръяна вындер»?

– Да. Впечатления от нового мира требовали выхода — я стал писать… Были даже две публикации в «Комсомольской правде». Одна из них — «Дед Матвей» — о моём друге и любимом герое. Добрый дух тундры, он открыл мне душу народа; знал северные языки, обладал чувством юмора и самоиронии. Однажды ночью приехал в чум своего сына, бригадира, и я там был. Спрашивает: «Как живёшь?» — «Хорошо, дед Матвей». — «Давай „хорошо“! Сам себя веселит». Он почувствовал, что на душе у меня тогда кошки скребли, хотя я и сочинил лозунг «Перекуём скулёж на песни!». Мудрый был человек. Одна из его статусных фраз: «Мы не говорим, как любят. Мы говорим, как думаем». Умер он, как и его сын, потому что хватанул радиации — результат испытаний на Новой Земле. (Выпадение радиоактивных осадков в районе Амдермы в Карской тундре однажды превысило норму в 11 тысяч раз!) Отсюда и мой интерес к новоземельской теме, отсюда наш фильм 1990 года с режиссёром Валентином Рассказовым и оператором Юрием Буинским по моему сценарию — «К Новой Земле». Фильм дал название и международному экологическому движению. В Ненецком округе была разработана программа «Жизнь» для помощи облучённым людям. Учёные выделили среди населения группы риска. И люди получили помощь.

– Очерк о деде Матвее прочитал московский скульптор Сергей Круглов и сделал его портрет. Круглов прилетал в Заполярье?

– Нет, ему была бы тяжела поездка; инвалид войны, он работал по фотографиям, которые я ему привёз. Скульптуру в дереве он подарил ненецкому краеведческому музею; мы навсегда подружились с ним и его семьёй. Как родного привёз я деда Матвея в Нарьян-Мар…

Если бы не любовь…

– Вы заочно окончили журфак Московского государственного университета. Вам предлагали работу на факультете. Почему отказались?

Декан факультета журналистики Ясен Засурский вручает диплом об окончании МГУ Виктору Толкачеву/Фото из архива В. Толкачева

– Отказался не сразу. Я был влюблён — и навсегда — в москвичку Ларису, Ларису Борисовну, Лялю. О нашей любви — книга «Облака любви», о том, как мы два года жили на полярной станции «Колгуев Северный», с нами была дочка Катя. На острове мы стали метеорологами и радистами, чтобы ежедневно, в сроки передавать на Большую землю погоду. О погоде рассказывали нам тундра, море-океан и огромное небо с разнообразными — кучевыми, грозовыми и перистыми — облаками, ставшими для нас облаками любви… А ещё я писал очерки, которые публиковала «Няръянка».

Семья Толкачевых на острове Колгуев/Фото из архива В. Толкачева

В 1973 году, после Колгуева, жена вернулась в Москву, где родился наш сын Фёдор. Я хотел попрощаться с Нарьян-Маром, поклониться заполярной земле, забрать книги, вещи. И прилетел на День оленевода под Амдерму — на оленьей упряжке берегом Карского моря поехал. Вокруг — три чистые стихии: море синее-синее до горизонта, солнце в куполе голубого неба, зелёная тундра — тоже до горизонта! И летящая по влажной тундре упряжка сильных оленей, из‑под ног которых летят мириады брызг, превращаясь в радуги. Я почувствовал себя физически счастливым, каждая клеточка пела во мне… Подумал: как же я буду в Москве без всего этого? И понял, что не в силах уехать от этой красоты и радости. Дал жене телеграмму: «Приезжай». С двумя дитёнками (сыну было четыре месяца!) поездом из Москвы, теплоходом по Печоре добралась она до Нарьян-Мара.

И пошли года в снегах и метелях…

Я опасался, что Ляля будет тосковать по Москве. Нет. Она нашла себя на Севере — была учителем, директором краеведческого музея, стала преподавателем Поморского университета, стала историком-исследователем, мудрой хозяйкой, воспитателем детей, редактором моих книг и жизни… Без неё и не состоялся бы.

– Как я прочитал в одном из материалов Госархива Архангельской области, ваша статья «Вайгач посылает SOS» в журнале «Северные просторы» возродила жизнь на острове…

- Сначала очерк «Хмурый остров Вайгач» вышел в «Правде Севера». Уже одно название вызвало недовольство власти. Инструктор обкома КПСС был послан «проверить факты» — ни одного не опроверг. После журнальной статьи мы с режиссёром Валентином Рассказовым сняли в 1989 году документально-художественный фильм «Вайгач»… Была у власти на исходе советского времени попытка многое сделать на Вайгаче. Ненецкий окрисполком принял решение превратить посёлок Варнек в образцовый, даже успели построить два жилых дома…

– О вашей семье писал Фёдор Абрамов. «Как вы поехали из Москвы на Север?» — спрашивал Фёдор Александрович Ларису Борисовну. «Было бы за кем», — ответила она. Этот диалог вошёл в анналы литературы… Как раз пора перейти к литературе. Насколько я знаю, в Союз писателей вас приняли не с первого раза. Почему вы, отвергнутый, снова подали заявление на приём?

– Я жил в Нарьян-Маре и не знал, кто и как меня принимал. Позже мне сказали: дескать, потому не приняли, что в его работах слишком много журналистики. Ну и ладно. Выходили мои книги: «Через снега и годы», «Смотри вперёд, ясовей!», «Terra incognita Арктики»… Продолжал работать уже в Архангельске; Инэль Петровна Яшина (светлая ей память!), новый руководитель областной писательской организации, убеждала меня, что мои очерки — это документально-художественная проза. Когда в 1999 году вышла книга «Священные нарты», я стал членом Союза писателей России.

– Если не ошибаюсь, главной своей книгой вы считаете «Закон капкана»…

– Мне дороги все мои шестнадцать книг. Но «Закон капкана» на особом счету. Это документальный роман о романтичных взлётах и трагических разломах бытия северных окраин советской России в ХХ веке. Сначала — мощная социальная забота советской власти о коренных жителях тундры: первые врачебные — «глазные» — отряды, строительство больниц и культбаз, открытие школ; рождение государственности с заменой оскорбительного имени «самоед» на самоназвание «ненец» — человек; появление письменности, газеты, морского порта, педучилища, авиации; рождение города Нарьян-Мара… И вдруг — тяжкие политические репрессии, арест в 1938‑м почти всего руководства Ненецкого округа… Герои книги — реальные люди. Аркадий Дмитриевич Евсюгин, сын самоедского писаря, первый грамотный ненец в тундре, первый выпускник института народов Севера — образованный человек; первый секретарь Ненецкого окружкома Всесоюзной коммунистической партии (большевиков), первый депутат Верховного Совета СССР и первый ненец — «враг народа», получивший 25 лет лагерей… Вышел на свободу после смерти Сталина, отработав 16 лет на рудниках Магадана, половину из них под землёй… Позднее я встречался с его матерью, дочкой, выросшей не зная отца, читал «лагерные» письма, а в Управлении КГБ изучал его личное дело… Подлинный сын ненецкого народа, он до конца своих дней оставался радетелем жителей тундры. Сейчас здравствуют его внучка Валентина Синицкая, правнуки.

– Название книги не оставляет повода для оптимизма…

– В книге, как в жизни, много драматических страниц и трагических судеб, а закон капкана — схватить и не выпускать!.. В таком капкане по жизни и оказался главный герой. Этот «капкан» не выпустил его из лагеря даже добровольцем на фронт, на смерть… Но книга о жизни, а значит, и о любви — светлой, верной, горькой, выстраданной; любви к женщине, своему делу, своей родине. Если бы не было этой темы, не стоило бы и писать.

– Ваши бывшие студенты десяти выпусков работают в наших столицах, в Архангельске. А в районах?

– В районных газетах их очень мало. За пять последних лет — единицы. Уходят в пресс-службы, в рекламу, меняют профессию… Стартовые условия для журналистов-выпускников и тех, кто хотел бы поработать в глубинке, не соответствуют современным социальным параметрам. Эта проблема и заставляет нынешних студентов и тех, с которыми в 2008 году я выпустил энциклопедию «Архангельские журналисты. ХХ век», искать, как говорится, «где глубже»… А в той энциклопедии 635 подробных биографий, около 500 фотопортретов и 170 жанровых снимков.

В 1772 году в Петербурге был издан «Опыт исторического словаря о российских писателях» Николая Новикова. В предисловии к этому труду он написал: «Не тщеславие получить название сочинителя, но желание оказать услугу моему отечеству, к сочинению сея книги меня побудило». У нас было тогда такое желание. И остаётся.

Недавно Архангельский областной Союз журналистов заключил с Северным Арктическим федеральным университетом соглашение о сотрудничестве. Надеюсь, оно поможет нам выпустить второй том энциклопедии — «Архангельские журналисты. ХХI век».

– В 1969 и 1979 годах вы были участником лыжных переходов по маршрутам Нарьян-Мар — Архангельск и Архангельск — Нарьян-Мар. Поэт Прокопий Явтысый посвятил вам стихи с такими, в частности, строчками:

Бежит лыжня — то вправо, то левее.

Лесное эхо — словно зов совы…

Над рюкзаком хореем ясавея

Торчит гитара выше головы.

А вот когда — спасибо кашевару! –

Согреет нас густой душистый чай,

Достанет Толкачёв свою гитару

И струн её коснётся невзначай…

Касаетесь ли по‑прежнему струн семиструнки?

– Сыграть? Вот, Визбор…

…На смену миражам приходят рубежи,

Но первая тропа с названием Работа

Останется при нас оставшуюся жизнь.

Тропа-работа «останется при нас» и потому, что рядом любимые: жена, дети, внучки… Это не красные слова. Книга «Облака любви» создана в 2017 году семейной артелью, где автор и редактор, дизайн и вёрстка, корректор и рецензент — все Толкачёвы.

– И новые книги будут?

– Одна готовится к изданию, вторая — в наборе. Известно ведь: всё зависит от Бога и немного от нас.