Память сердца: «Минус 22»

Такие встречи оставляют след на всю твою жизнь, ведь землячка – известный в Европе писатель, автор много раз переизданного бестселлера «Дом над Двиной». Если моряки мира знали о порте Архангельск, то остальная планета только из её книги впервые узнала о далёком, уютном, тёплом и очень душевном городе у Белого моря…

И пока её супруг Рональд и сын Майкл гуляли по городу, мы сговорились о встрече в Марфином доме – бывшем Доме коммерческого собрания. Как важно при такой ответственной съёмке настроить собеседника на нужную волну, увлечь интересной темой, как говорится, «снять маску», под которой живёт каждый из нас. Важно, чтобы добрым светом искрились глаза!

Тут не Британия, где сперва говорят о погоде, здесь Россия, и ключик к собеседнику – это воспоминания из далёкого детства. И в мгновение ока ранее незнакомые становятся людьми «одной группы крови», сразу завязывается задушевный разговор.

Мы начали с детства – со школьных годов. Моя средняя школа № 3 и Мариинская женская гимназия, где училась Евгения, оказались в одном и том же здании в центре Архангельска – на пересечении Троицкого проспекта и улицы Свободы, бывшей Полицейской улицы.

Интересно было сравнить, какие же правила и порядки были в самом начале и в конце минувшего XX века?! Евгения Фрезер вспомнила, что первый звонок приглашал на утренний молебен. Все классы собирались в актовом зале и строились вдоль красной ковровой дорожки, а службу проводил священник, с утра ожидавший учениц у школьного алтаря. Красиво пел хор, звучала общая молитва, и только после этого гимназистки расходились по классам. Я дополнил, что и у нас, но только по большим праздникам были школьные линейки, которые проводили пионервожатые, а не священник, как в начале XX века. Торжественно принимали в октябрята и пионеры, крепили звёздочки, повязывали алые галстуки, а к форме тех, кто постарше – комсомольские значки. Вместо хора били барабаны, громко трубил горн и все звонко пели: «Взвейтесь кострами белые ночи, мы пионеры – дети рабочих…»

Евгения рассказала, что в Мариинской гимназии у девочек была единая серая форма, аккуратные причёски с бантами, и никаких распущенных волос. Часы разрешались, но нельзя было носить никаких украшений! Тогда на уроках литературы кроме русских классиков гимназисток знакомили с переводами английских, французских и немецких писателей. Между занятиями были две большие перемены: хочешь – иди в буфет за калачами или в канцелярскую лавку книгопереплетного мастера Андрея Хена, который умудрялся торговать на нижнем этаже гимназии. Там покупали писчие пёрышки, бумагу для поделок и чёрно-белые открыточные виды Архангельска – фотоработы Якова Лейцингера. А можно никуда не ходить, а поиграть с подругами в любимые всеми «камушки».

А за провинность самым страшным наказанием для гимназисток было оставить ученицу после уроков, с занесением отметки за поведение в дневник, который подписывали родители.

У шотландки вдруг засветились глаза, когда вдруг вспомнила гимназический праздник с названием: «Минус 22». И он начинался, когда на самых высоких башнях – пожарной каланче и городской думе Архангельска – поднимались флаги, сигнал, что температура на улице – минус 22, что означало: «Холодно, гимназия закрыта, занятий не будет!» Ура, учёбы не будет! Каникулы на два-три дня или, возможно, на целую неделю!

А весной на тех же башнях Архангельска вывешивались сигнальные флаги, сообщавшие жителям города самое важное: каким устьем лёд в Белое море идёт, где затопило, а где затор на Двине…

В такой интересной беседе важно быть «на единой волне», поддержать поднятую тему. Вспомнил, что в советские времена, только температура минус 30 освобождала от школьных занятий, а сообщения передавали по местному радио, а не флагами на башнях.

Здание школы и бывшей гимназии было построено в форме приоткрытой книги, и потому у каждого класса открывались разные виды на город. Окна нашего класса выходили на высоченную пожарную вышку, или каланчу, на которой были большие часы, и ученики всегда знали, сколько минут до конца урока. А Евгения Фрезер поведала, что окна их класса смотрели в другую сторону – на вторую башню, что красовалась над входом в городскую думу, на том месте, где сейчас корпус СГМУ. И добавила: «А когда случался в Архангельске пожар, то набатом били все церковные колокола и гимназистки все разом срывались с парт и прилипали к окнам. Наблюдали, как по Троицкому несутся… одна, вторая, третья… пятая конные пожарные упряжки».

Потом, нахватавши двоек за поведение, все дружно бежали в один из двух архангельских кинотеатров – «Арс» или «Эдисон» – и по множеству раз смотрели фильмы «Человек в сером» или «Три крёстных отца». Перед сеансом хозяин синема поднимался на сцену и спрашивал у зрителей, нет ли желающих поиграть на фортепиано «для озвучки картины». Подруга-полька Ванда, соседка по парте, всегда озвучивала немое кино…

Узнав, что моя собеседница в начале XX века жила на углу Набережной и улицы Олонецкой, где ныне больница имени Семашко, поинтересовался: «Там, в самом центре Архангельска, некогда был заросший пруд?» Услышав утвердительный ответ, рассказал, как в шестидесятые годы ещё ребёнком тайком пробирался во двор дома Евгении Фрезер. Сачком для бабочек в тёмной воде ловил дафний – крохотных и очень шустрых рачков для аквариума. Часто попадались головастики, а иногда – неведомый ихтиологам вид мелких чёрных карасей…

Евгения совершенно растрогалась: «Да, это мой родной пруд и самый красивый в Архангельске «английский сад». Настоящим украшением был высокий замок, с которого в бинокли рассматривали далёкие острова в дельте Двины». Затем, смахнув слезу, Евгения Фрезер поменяла тему, вспомнив, как однажды зимой в их дом над Двиной забежала стая волков… Была целая битва, чтобы выгнать их за порог!

Разговоры разговорами, но было понятно, что вскоре Рональд и Майкл подойдут. Мы ходили меж старинных зеркал Марфиного дома, выбирая, где для фотографии будет помягче свет от окна? Попросил Евгению Фрезер присесть у этого старинного пианино с давно прогоревшими свечами…

Много позже дошёл слух из Шотландии, в котором была высшая оценка той самой фотографии из Дома коммерческого собрания. Оказалось – то был самый любимый портрет Евгении Фрезер. Секрет той доброй и светлой улыбки был удивительно прост: сбылась её давняя мечта, ведь она приехала в Архангельск – город её далёкого детства!

Но куда же делся тот деревянный Архангельск? Знаменитая землячка видела, но не могла вспомнить свой город, ведь между расставанием и этой встречей прошла очень долгая жизнь! Она ничего не узнавала и только лишь повторяла: «Осталась одна Двина!» Неизменными были голубые небеса и крутая двинская волна.