Что такое синдром «мёртвой матери»?

– О синдроме «мёртвой матери» специалисты впервые заговорили в конце прошлого века, — поясняет Екатерина Пяткова. — В начале восьмидесятых феномен с пугающим названием был изучен французским психоаналитиком Андре Грином. Речь шла не о реальной гибели и потери матери, суть синдрома — в психической материнской смерти и в том, как это влияет на жизнь ребёнка.

Фото: Артем Келарев

В основе феномена, отмечал Грин, материнская депрессия разочарования и бессилия, которая не осознаётся ею самой. Но если чувства и эмоции не проработать вовремя, синдром способен передаться по наследству — от мамы к дочке. И усугубиться, переходя из поколения в поколение.

Ни один ребёнок не выживет без значимого взрослого. Младенец прекрасно чувствует состояние матери. Когда с ней что‑то происходит, даже если мама пытается это подавить, малыш улавливает сигнал. Принимает и отражает — начинает плакать, демонстрируя маме её же настроение. Он не способен этому противостоять и управлять этим. И «беспокойный» становится ей в тягость — мама ещё больше охладевает.

Со временем ребёнок настолько напитывается импульсами неосознанной враждебности, что оказывается в водовороте депрессии и гнева вместе с мамой. Она не встречается с ним глазами, не поёт ему колыбельные. Выполняет свои функции механически. Кормит, одевает, укладывает спать без эмоции.

«Я такой никогда не буду»

Но есть и другие скрытые проявления нелюбви. В моей практике была десятилетняя девочка, которая страдала энурезом. При этом хронических проблем со здоровьем у неё не было. Мама обратилась на консультацию после того как дочка прошла все обследования. Смышлёная, очень активная девочка — на первый взгляд, всё в порядке. Стали работать с семьёй, провели психологическую диагностику матери — невротизация, болезненная скрупулёзность, эмоциональная холодность. И всё это при видимой заботливости.

В семье есть и младший ребёнок — трёхлетний мальчик, который, как оказалось, тоже не вылезает с больничных.

Мама начала рассказывать про свою мать: «Я жила, как в казарме. Ни шагу влево и вправо». Вспомнила, что в возрасте пяти лет очень боялась темноты и «страшного облака» под кроватью. Но мама на её слёзы и рассказы не обращала внимания — выключала свет и запирала дверь. А она, пятилетняя, от страха боялась даже дышать.

Упрёки вперемешку с равнодушием продолжались всё детство — уважения и любви со стороны матери не было. Только гиперконтроль. И став взрослой, она пообещала себя: «Я такой никогда не буду». Но на самом деле, продолжила историю — сосредоточилась на болезнях своих детей. То, что она считала заботой — вытесненная агрессия. Ребёнку подсознательно транслируется: «Я не замечаю тебя, пока ты не начнёшь болеть».

Такие мамы постоянно обеспокоены не только здоровьем, но и возможными неудачами ребёнка. Они всё время в тревоге, как бы чего‑нибудь не случилось.

Одна из моих клиенток, например, делилась опасениями, что каждый раз, когда её дочка-школьница выходит на улицу одна, она волнуется, что девочку «может сбить машина». Ведь дочка такая невнимательная! И вообще — слабенькая: «Где‑нибудь обязательно упадёт». При этом, когда я попросила рассказать об успехах дочки, которая, к слову, хорошо училась, мама равнодушно ответила: «Гордиться нечем». Другими словами, если у дочки не произошло ничего плохого — маме неинтересно. Мамы нет. Хроническая собственная тревожность, замаскированная под заботу.

В эмоциональной дыре

Таких «притягивающих и оберегающих» матерей в психологии иногда ещё сравнивают с сиренами. Они обволакивают и… «сжирают». Речь о трансляции негативной энергии, которая оседает на ребёнке. И он действительно может заболеть, начать испытывать психологический дискомфорт. Но чувствует, что мама появляется рядом, когда в его жизни происходят какие‑то маленькие трагедии. И подсознательно начинает притягивать к себе проблемы.

Так постепенно из ребёнка выдавливается радость жизни, вера в себя — образуется эмоциональная дыра, которая вытягивает все силы. То, что «мёртвая мама» не ресурсная — мягко сказано. «Нет настроения, я устала сегодня», — это не про неё. Здесь именно хроническое состояние и проблема с выражением эмоций, чувств, которые в её собственном детстве игнорировались и обесценивались.

Ребёнок между тем приспосабливается и пытается, как может, оживлять маму. Гиперактивностью, невротическими припадками он словно встряхивает её: «Проснись, приди в себя!»

Необъяснимые вспышки детской агрессии — всё оттуда. Иногда можно увидеть, как малыш буквально закатывается в истерике, пытаясь выпрыгнуть из заботливых, а по сути, «мёртвых» рук. А мама трясёт ещё больше, передавая в убаюкивании всё своё эмоциональное непринятие.

В начале своей практики, во время постинтернатного сопровождения сирот, я общалась с мамой — выпускницей детского дома. На тот момент у неё было уже трое детей — старшего изъяли, а за двоих — мальчика и девочку — она продолжала «бороться». Открытой враждебности к детям с её стороны замечено не было, но её малыши постоянно падали то с лестницы, то с кровати — ломали руки и ноги. «Выскользнул, сам себя стукнул», — объясняла мама очередные синяки и гематомы.

«Что во мне хорошего?»

Дети таких матерей, действительно, могут страдать скрытой агрессией в отношении себя в любом возрасте. И с точки зрения психологии, например, тяга к нанесению татуировок, «исправлению» собственного тела — тоже про подсознательную агрессию к себе.

Став взрослыми, постоянно мечутся: «Что во мне хорошего?» Боятся сделать ошибку или неправильный выбор. У них проблемы с самооценкой, независимо от того, выросли они в нужде или с золотой ложкой во рту.

Ещё один момент — они не способны принять настоящую любовь и поддержку. У меня в практике была девочка, приёмный ребёнок, которая просила приёмную маму: «Ударь меня, пожалуйста». Другого языка любви она не знала…

Был подросток, который в пять лет остался сиротой, а до этого жил как Маугли. С бабушкой-опекуном сложились непростые отношения. Внук, по её словам, постоянно «выводит» на агрессию. А если проявляешь к нему теплоту — выпускает колючки. В целях «воспитания» бабушка может не разговаривать с ним неделями… И не считает это чем‑то ненормальным: «А что? Я такая!»

Освободить внутреннего ребёнка

Определить самому у себя синдром «мёртвой матери» сложно. Ещё труднее, а иногда и невозможно выбраться из синдрома самостоятельно. Но если мертвенный образ отдалённо или интуитивно кажется знакомым — загляните в себя, ищите помощь. Любая психотравма — это про потрясение, предательство, разочарование. И про отсутствие любви. В основе терапии — контакт со своим внутренним ребёнком, который «заперт» и страдает до сих пор. Помогите ему повзрослеть и освободиться. Произнесите, хотя бы мысленно, разрешающие фразы: «Мама, даже если ты меня не любишь — я люблю и хочу жить».

Мертвенность — плесень, которая проникает глубоко и разъедает медленно. Но избавиться от неё и ожить можно. Хотите счастья своим детям? Зажгите свой собственный внутренний огонь — позвольте себе радоваться мелочам, дышать, испытывать эмоции — попытайтесь сами стать счастливыми.