– Синдром «взрослые дети алкоголиков», или ВДА, не отмечен в классификаторах как расстройство личности, но известен давно, – говорит Екатерина Пяткова. – Применяется термин в психотерапевтической практике для определения выходцев из алкогольных семей, которые продолжают страдать от этого наследия в своей взрослой жизни.
Если создать собирательный образ человека с синдромом ВДА, то одно из ярких качеств – ощущение ненормальности.
Это постоянное смятение сопровождает повсюду. Нормальные ли мои отношения с друзьями, коллегами, женой, детьми? Нормальны ли мои собственные чувства? Понятия нормы у меня просто нет. Я не усвоил в детстве, что такое «хорошо» и «плохо».
При синдроме нет и жалости к себе: «Я не имею права на ошибку». Некоторые клиенты говорили на консультации и о том, что им трудно находиться в весёлой компании. Рады бы повеселиться, но страшно это показать. Напряжение могло доходить до такой степени, что люди, которые находились рядом, тоже начинали испытывать неловкость.
Ещё одна черта – нацеленность на немедленное удовлетворение своих желаний. ВДА не способны ждать. Им начинает казаться, что иначе «всё может исчезнуть».
Перечисленные качества не что иное, как реакция на тотальный стресс. А сам синдром ВДА – множество деструктивных схем, которые предписывают, как поступать. Они переносятся из детства, затрудняя адаптацию к реальности. Происходит психологическое застревание в травматическом прошлом.
У меня был клиент, который жил с хроническим чувством вины и стыда. Сам ничего плохого не делал, а за других было неловко. И когда стали копать глубже, выяснилось, что мама его попивала. И, будучи ребёнком, он вынужден был скрывать эту ситуацию. Боялся, что подвыпившая мама придёт в школу – все поймут, какая она. Но при этом, по его словам, был очень предан матери. Чувство стыда появилось в классе третьем-четвёртом, когда начал сравнивать, какие родители у других ребят.
Нетерпимость к критике – это ещё одна черта при ВДА. Я подсознательно боюсь, что последует за этой критикой. Так же, как боялся в детстве, чем закончится очередная попойка родителей. Как отреагирует мама на мои слова или грязную коленку? Реакция пьяного неадекватна – иллюзия и реальность сплетаются. И ребёнок не понимает, что происходит. Почему родители так себя ведут? Он не может предсказать их реакцию.
И пытается контролировать хоть что‑то – пылинку, песчинку. У него появляются ритуальчики, стереотипное поведение. И иногда при жутчайшем беспорядке дома он может, например, очень аккуратно одеваться. Соседи удивляются: «У таких родителей – и всегда в чистой рубашке!» А он просто вынужден найти в этом хаосе частичку порядка, чтобы не сойти с ума… Если ВДА не скатываются сами в алкогольную зависимость, то вырастая, часто становятся перфекционистами.
Говоря о синдроме, речь не только о тех, кто вырос в маргинальной семье. Это могут быть и вполне обеспеченные семьи, где процветало «культурное» пьянство. Я же не запойная! Могу остановиться в любой момент…
У одного моего клиента папа занимал высокий пост, но приходил практически каждый вечер в подпитии. Начинал выговаривать маленькому сыну, как тот его разочаровывает. Такой моральный прессинг шестилетнего ребёнка вместо сказки на ночь.
Была и дочка родителей, работавших в судебной системе. В силу профессии папа и мама не жили в постоянном запое, но усиленно «расслаблялись» в выходные. Два дня в неделю, по её словам, был ад…
В обоих случаях пришли клиенты на консультацию не потому, что сформулировали пьянство родителей как основной запрос. Нет. Это выяснилось уже в процессе. Изначально молодой мужчина жаловался, что ему сложно найти себя. Ничего не радует и не восхищает. Он в отношениях уже два года, но сомневается, «моё или не моё». Такое смятение ребёнка – мальчик не может выбрать.
У второй клиентки хорошее образование, карьера. Её родители живы. Но она с ними не общается – телефонный звонок раз в неделю. Пришла с проблемой личного одиночества. В 35 лет без любимого и детей.
Спрашиваю, как она отдыхает. «Что вы! Я даже кошку не могу позволить себе завести… Ну, если только быстрая езда на автомобиле за городом». Ей постоянно некогда. И это не потому, что она такая трудолюбивая. Это проявление патологического контроля.
Безусловно, нельзя сказать, что все ВДА – под одну гребёнку. Но типология существует и подходит, в том числе, для взрослых детей из любых дисфункциональных семей, где было насилие или эмоциональный развод родителей, где существовал запрет на выражение чувств.
Специалисты выделяют, например, такой тип, как «отчуждённые» – не отдают себе отчёт в том, что пережили когда‑то в родительском доме. Отрицают, что это продолжает влиять на них. Задаёшь прямой вопрос и слышишь: «А причём здесь это? Я – это я. Родители – сами по себе». Такая боязнь заглянуть внутрь себя – про вытеснение.
Тип «обиженные», напротив, осознают, что были травмированы в детстве. Переживают ненависть к кому‑то из родителей. Но воспринимают мир сквозь призму своей обиды. Переносят схему на соседей, коллег, мужа, детей. Обида – стержень жизни. Одна моя клиентка очень эмоционально отметила: «Как можно простить моей матери то, что она делала со мной?!» Но при этом не осознаёт, что делает то же самое со своей дочерью. Не пьёт, но ненавистью и холодностью отравляет всё вокруг.
Выделяют при ВДА и такой типаж, как «грустные» – люди с выученной беспомощностью. Они могут постоянно ходить по психологам, но помощи противятся. Их переполняют грустные воспоминания, говорят об этом они бесконечно и следят за вашей реакцией. Ощущение, что травмы из детства – это то, чем они «питаются». Бродят по схемам и не хотят выйти.
Так называемые «зависимые» – это те, кто начинает сам употреблять психоактивные вещества. Они прямо переносят семейные алкогольные традиции – такая жизнь под копирку. Но есть и «успешные» – люди с ВДА, которые работают на ответственных постах.
Они хорошие стресс-менеджеры. Смело идут на риск. Окружающие порой завидуют их собранности и внутреннему спокойствию, но… когда никто не видит, они льют слёзы в подушку. Это жизнь на качелях. Я успешна профессионально, но несчастна в личной жизни. Я иду на риск, чтобы решить сложную профессиональную задачу, но не могу ничего сделать, чтобы решить свою жизненную проблему.
Есть ли шанс выбраться из синдрома? Психотерапия помогает, но не всем. Главное – это желание и осознание. Корни могут быть очень глубоко. Изучать семейную историю полезно для здоровья. Какие синдромы были у предков? Как это повлияло на моё развитие? Не прятаться, не пытаться вытеснять: «Не хочу слышать про дедушку-алкоголика!» – а анализировать.
Известный факт, что иногда близкие алкоголиков панически боятся спиртного. У меня же генетика ужасная! Но страх сорваться – это тоже про стресс, который разрушает. Тень прадедушки, проклятие рода – всё оттуда. Травма нитью тянется из прошлого, а потомки не понимают – откуда болезни и постоянное напряжение?
Иногда менять схему тяжело – надо затрачивать энергию. Да и скрыться за схемой проще: «Что вы от меня хотите? У меня мать – алкоголичка!» Был в моей практике такой мальчик – подросток, который с рождения воспитывался в приёмной семье и не знал свою биологическую мать. Но вспоминал о ней всякий раз, чтобы оправдать себя.
Предки были такими, и я буду такой – схема. Если она не приносит благо – перекрывайте. Изменить деструктивную линию и убрать «пятно проклятия» со своего рода можно. Главное – захотеть. Никогда не поздно начать действовать. С самого себя.