Экс-начальник УФСИН Поморья: «Наше УФСИН – это страна в стране»

На тот момент не предполагали, что всего спустя сутки после нашего разговора Алана Борисовича, почти семь лет возглавлявшего наше региональное управление, переведут работать в Новосибирскую область, а это интервью станет его последним в должности «у нас».

– Сколько осуждённых в настоящий момент отбывает наказание в Архангельской области, Алан Борисович? И за какие преступления сегодня по большей части попадают за решётку?

– Общее число лиц, в отношении которых мы исполняем приговор, – 11 тысяч. Из них шесть тысяч – те, кто содержится в следственных изоляторах, и те, кто отбывает наказание в местах лишения свободы.

Если говорить о последних: тех, кто выходит на свободу, сегодня больше, чем тех, кто «садится»: в 2021 году к нам прибыло 2,5 тысячи человек, а три тысячи освободилось. Общее число отбывающих наказание в исправительных учреждениях снижается. К этому ведёт общая политика государства – на декриминализацию Уголовного кодекса.

Но криминогенная характеристика осуждённых с каждым годом ухудшается. На сегодняшний день практически каждый третий из отбывающих наказание осуждён за убийство или причинение тяжких телесных повреждений, практически каждый четвёртый – за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков. В числе отбывающих наказание у нас – 467 насильников. При этом около 30 процентов прибывающих к нам осуждённых требуют психологической или психиатрической помощи.

– Как выстраивается работа с последними? И кто определяет, кому из осуждённых нужна помощь психолога или психиатра?

– Есть те, кто приходит к нам уже с диагнозом. Но большинство выявляют наши психологи. Обычно это происходит уже в первые дни по прибытию человека в место лишения свободы: ещё пока он находится на карантине, он проходит первую психологическую проверку. И если психолог приходит к выводу, что нужна психиатрическая помощь, дальше с осуждённым начинает работать уже психиатр. У нас сегодня есть свои, штатные, психиатры.

При этом психолог даёт рекомендации по работе с новоприбывшим и другим сотрудникам подразделения. С учётом этого с ним начинают работать самые разные специалисты в комплексе. И так строится работа с каждым осуждённым, не только с теми, кому нужна специфическая помощь.

– Сегодня декларируется упор на восстановление связей осуждённых с семьёй. Остались ли у нас в области труднодоступные колонии, куда родственникам заключённых трудно добираться на свидания?

– За последние десять лет у нас было закрыто девять подразделений, и это были как раз подразделения в дальних лесных посёлках с плохой инфраструктурой. Все оставшиеся подразделения – их 17 – находятся вблизи дорог. И нет никаких проблем у нас ни с доставкой контингента, ни у родственников осуждённых добираться туда.

Отбывавших наказание в этих девяти отдалённых подразделениях мы рассредоточили по другим внутри области. Единственным исключением стали те, кто находился в лечебном учреждении для больных туберкулёзом. На момент расформирования там было около 30 осуждённых. Мы перевезли их в специализированное учреждение в Карелию.

– Это означает, что ни одного подразделения для осуждённых, больных туберкулёзом, в нашей региональной системе ФСИН больше нет?

– Больных с закрытой формой туберкулёза мы лечим в областной больнице. Но для больных с открытой формой такого учреждения у нас сегодня нет, и мы отправляем их в специализированные учреждения за пределами региона. Дело в том, что сегодня на всю Россию таких больниц в системе ФСИН нужно всего, может быть, с десяток. Число лиц, больных туберкулёзом, в нашей системе с каждым годом сокращается, запущенных случаев нет: хорошо выявляем.

– Насколько сегодня, вообще, имеет значение, где человек жил до того, как его осудили, для определения места, где он будет отбывать наказание?

– Право человека отбывать наказание на территории того субъекта, в котором он проживал или осуждён, закреплено в Уголовно-исполнительном кодексе с момента его принятия. Однако это место не всегда совпадает с местом жительства его родственников, а законодатель заинтересован в том, чтобы осуждённый не терял социальные связи. Поэтому в 2020 году были внесены поправки, и сегодня осуждённый также может быть направлен в исправительное учреждение на территории того субъекта, где проживают его близкие. Но это решение принимает федеральная служба и только при своевременном обращении осуждённого или его родственников с его согласия.

Внутри же субъекта критериев распределения много: имеют значение и пол, и возраст, и наличие свободных мест в том или ином подразделении, и наличие там рабочих мест… Так что пожелания учитываются, но с учётом наших возможностей.

Кроме того, есть статьи, которые не предусматривают отбывание наказания рядом с домом. Поэтому, например, в наших подразделениях отбывают наказание 27 террористов со всей России.

– Известны случаи, когда раскрываются телефонные мошенничества, и оказывается, что мошенник звонил жертве из колонии. Фиксировались ли такие случаи в Архангельской области?

– В 2018 году мы выявили одного такого осуждённого вместе с полицией: вышли на него следственным путём. С тех пор случаев не было. Но мы регулярно сталкиваемся с попытками передачи в колонии телефонов, хотя в последнее время их и стало меньше: в 2021 году задержали при таких попытках около 120 человек (бывало, в год доходило и до 200).

Бывали случаи, когда к передаче запрещённых предметов имели отношение сотрудники колоний. Когда мы такое вычисляем, мы без сожаления передаём материалы в следствие – вопрос чести мундира тут не стоит. Но такого не встречалось уже давно – на протяжении четырёх или пяти лет. Чаще всего попытки передачи запрещённых предметов сейчас – это переброс или передача в посылках.

– И насколько, по вашему мнению, эффективны меры, предпринимаемые сегодня против этого службой исполнения наказаний?

– Это бесконечная погоня: они пытаются нас обмануть – мы тоже с каждым годом становимся всё опытнее. Сейчас у нас очень много технических средств, которые нам помогают. Одна из последних новинок – усовершенствованные металлоискатели.

Однако, по моему мнению, нужно, прежде всего, ужесточать законодательство в части наказания тех лиц, которые предпринимают попытки переправить запрещённые предметы. Сейчас за попытку передать телефон дают штраф от трёх до пяти тысяч рублей. А тот, кто переправляет, за передачу только одного телефона зарабатывает пять тысяч. Это привело к тому, что появились уже профессиональные доставщики.

– Сколько осуждённых приходится сегодня на одного сотрудника УФСИН?

– Если брать колонии, то – два осуждённых. Если брать наши инспекции, то в среднем – около пятидесяти осуждённых, при этом есть отдельные подразделения, где нагрузка – и сто человек на одного.

– Во сколько сегодня обходится содержание заключённых?

– В прошлом году нам было выделено 553 миллиона рублей. Около половины ушло на содержание коммунально-бытовой сферы, около 200 миллионов рублей – на приобретение продуктов питания, 38 миллионов – на приобретение медикаментов и организацию лечения, 30 миллионов – на одежду и обувь, 11 миллионов – на оказание материальной помощи при освобождении.

В день отбывающий наказание в колонии обходится в 225 рублей, находящийся в следственном изоляторе – примерно в 200 рублей, осуждённый несовершеннолетний – в 460 рублей (в основном за счёт другой нормы питания). Несовершеннолетних, кстати, у нас не так много – 47 человек. Тенденция к их сокращению – общая для страны. При этом мы принимаем их из 15 субъектов. Когда‑то в стране было 26 колоний для несовершеннолетних, а сегодня наша колония – единственная на весь Северо-Запад и центральную часть страны.

– Иногда можно услышать жалобы на то, что кормят осуждённых плохо…

– Конечно, есть не всё, к чему некоторые привыкли дома. Но то, что положено по закону, есть. К тому же сегодня почти во всех наших колониях есть подсобные хозяйства, насколько это позволяет территория, и продукция с них тоже идёт на питание осуждённых. Это помимо тех средств, которые выделяются государством на продукты.

На территории исправительных учреждений есть магазины, в которых осуждённые могут приобрести на заработанные деньги какие‑то из продуктов дополнительно. А ещё во всех наших колониях столовые оказывают платные услуги: готовят и пекут под заказ. Так что сказать, что плохо кормят – не скажу.

– Что и для кого сегодня производят исправительные учреждения?

– Сегодня мы производим более 600 наименований продукции. Самые рентабельные производства – деревообработка и пошив (кстати, мы шьём сегодня почти всё, кроме, разве что, обуви). И сами себя обеспечиваем, и продаём. В этом плане мы сегодня точно так же на рынке, как и все. И точно так же следим за тенденциями, открываем новые производства. Два года назад, например, начали делать маргарин, потом – томаты, с недавнего времени – пастеризовать молоко.

Правда, в торговых сетях наше молоко и маргарин вряд ли когда‑нибудь появятся – как раз продукты идут в основном на внутренние нужды. Наше УФСИН в плане самообеспечения – это, вообще, можно сказать, страна в стране. Сейчас мы обеспечиваем почти 40 процентов собственных нужд, а при необходимости можем перестроиться и обеспечивать 70 процентов.

При этом самая главная задача нашего производства по‑прежнему – трудоустроить осуждённых. Нужно трудоустроить – вот тогда закупаем оборудование, ищем заказы, идём по всей этой цепочке дальше. Сегодня из тех, кто должен работать, трудоустроено 99 с лишним процентов – почти все.

– На что управление тратит заработанное?

– На улучшение условий жизни осуждённых, на стимулирование работающих: мы выдаём премии. Но прежде всего – на развитие производства, на модернизацию оборудования, чтобы быть конкурентоспособными.

– Достаточно ли сегодня той системы реабилитации осуждённых, которая выстроена в системе исполнения наказаний, по вашему мнению? И если она нужна также за пределами колоний, то в каком виде?

– Сегодня работа строится таким образом, чтобы реабилитация осуждённого начиналась уже с первого его дня в колонии. И главное для нас сегодня – чтобы человек, выйдя, знал, где будет жить и работать, поэтому ещё пока он у нас, мы направляем запросы по жилью и пробуем найти ему работу на воле. Стремимся к тому, чтобы человек освоил за время отбывания наказания как минимум одну востребованную профессию.

Но мы как‑то обсуждали сложившееся положение с коллегой из полиции, и пришлось констатировать, что у нас сегодня только две системы профилактики преступлений: УФСИН передаёт людей для контроля УМВД, а, УМВД, если человек вновь совершил преступление, – снова нам. А ведь между нами тоже должен кто‑то быть, какая‑то буферная зона, чтобы общество этого человека не отторгало. И, на мой взгляд, одно государство здесь не потянет – нужно государственно-частное партнёрство, нужно, чтобы социум включался, но с поддержкой государства…