- Преподаватель любила повторять: «Вам, незрячим, лучше всего иметь под рукой крючок, это же просто: петельку сделал – и не надо морочиться…», - рассказывает Виктория.
Она высыпает из мешка на стол целый ворох вязаных носков и варежек. Мягкие, тёплые – руки так и тянутся потрогать. Аккуратно расстилает кружевную салфетку цвета солнца с узором из немыслимых переплетений. Вот уж действительно, «не надо морочиться».
Почувствовав моё замешательство, смеётся: «Это только со стороны кажется, что сложно. Я свои узоры наизусть знаю. И пальцы каждую петельку помнят».
– Вика, а вы совсем не видите? – вырывается у меня бестактный вопрос.
– Совсем, – кивает она. – Чуть-чуть вижу свет, но стараюсь и этим не пользоваться. Потому что «чуть‑чуть» часто обманывает. Больше доверяю пальцам, слуху. Я слепорождённая. Слепая.
– Некоторые считают, что слово «слепая» – нетолерантное и даже обидное.
– Я и сама как‑то присутствовала при разговоре о том, что «Общество слепых» надо обязательно переименовать. Мол, звучит некрасиво. Но никому ведь в голову не приходит переименовать, например, произведение Короленко «Слепой музыкант»? Зачем? Почему я должна обижаться? Если уж на то пошло, то слепота в какой‑то степени – благословение.
Попробуйте пройти с закрытыми глазами после дождя! Это совсем другие ощущения на коже, другие запахи и звуки! А ещё… Может, прозвучит эгоистично, но человек с инвалидностью иногда как кисточка в Божьих руках – люди через него спасаются. Как сказал однажды старец Паисий Святогорец, увидев обезножившего мальчика: «Скольких людей эти ножки в рай выведут…» Так что жить надо, не затаивая обид. Помогли тебе – хорошо. Сам кому‑то помог – ещё лучше.
В шесть с половиной лет Вике пришлось расстаться с мамой. В Архангельске в то время не было специализированной школы для незрячих детей. И маленькую Вику в первый класс отправили в Вологодскую область – в Грязовецкий интернат.
– До сих пор помню чувство тревоги, – рассказывает Вика. – Незнакомая обстановка, чужие голоса… Самая тяжёлая история – начальные классы. Почему‑то было очень холодно и всё время хотелось спать. А ещё первый год не было зимних каникул. Мы постоянно болели, я скучала по маме… Но постепенно всё изменилось.
В моей жизни появился оркестр. Василий Петрович Смирнов – любимый учитель музыки. Мы с ребятами просто обожали его уроки! Настоящий педагог, который своё сердце отдавал нам, детям.
Все в школе были как одна семья. Узнавали друг друга не только по голосу, а по шагам и даже по дыханию. Со многими до сих пор дружим, переписываемся. С Василием Петровичем тоже общаемся, хотя и редко. Ему уже 85 лет. И мне до сих пор, если честно, стыдно перед ним за то, что я забросила свои занятия музыкой…
Но пение, по словам Виктории, – это любовь на всю жизнь. Поёт за работой, поёт для друзей, на концертах, которые организовывает региональная общественная организация инвалидов «Надежда».
– Но, наверное, я всё‑таки ленивый человек, – критикует себя Вика. – Голос – инструмент, которым надо пользоваться – петь не по одному часу в день… Помните, как великий Рихтер говорил про игру на фортепиано? Один день не играю – это чувствую я. Два – чувствует моя жена, три – знатоки, четыре – чувствуют все. Та же история и с голосом. Если чем‑то серьёзно заниматься, то делать это надо по‑настоящему. Поэтому в моём случае, – шутит, – лучше хорошо вязать носки, чем быть неудавшимся музыкантом.
После окончания школы Виктория продолжила учиться мастерству вязания в Волоколамске, где был центр реабилитации слепых.
– Правда, там меня с порога огорошили: «Какой ещё крючок? У нас только спицы!» – вспоминает Вика. – Мол, незрячие не могут научиться крючком вязать, так как для этого необходимо «пространственное представление». То есть в моей родной школе под сомнение ставили спицы, а в Волоколамске – крючок. В итоге, – смеётся, – я освоила и то, и другое.
К выпускным экзаменам в Волоколамске надо было связать 11 вещей.
– Шапка детская, женская, шапка мужская, – перечисляет Виктория, – пинетки, носки, следки…
– А что вязать сложнее всего?
– Плечевые изделия, – не задумываясь, отвечает Вика, – свитера, кофты. Я, конечно, могу, но расчётов требуется слишком много.
Спицы в её руках буквально мелькают. Но сама Вика уверяет: «Я вяжу медленно!» Показывает ажурный носок, готовый наполовину.
– Вот всё хочу изобрести какой‑нибудь способ, чтобы ряды удобнее считать. Счётчик есть, но только для зрячих. Висит на спице, провязал рядок – крутанул. А я, например, раньше, когда новый узор осваивала, каждый ряд пробелом отмечала – на компьютере. Как шахматист, записывала ходы.
По словам Виктории, ей нравится экспериментировать. Вот, например, пятка у носка.
– Пятки тоже бывают разные, – поясняет со знанием дела. – Деревенская совсем прямая. А я, – протягивает вязание, – немножко повыпендриваться решила – сделала французскую! Она посложнее, покруглей – интереснее. И ещё гусарскую «штрипку» вставила – для эффектности.
– И сколько времени на «французский» носок уходит?
– Дня три-четыре. Если нить тонкая, то и работы побольше, – поясняет Вика.
Рассказывает, что любой узор имеет «свою логику».
– Я вообще схематичный человек, – признаётся. – Трогаю нить – сразу понимаю, какая вещь может получиться. План в голове строю, узор прикидываю. И для меня как мастера лучший комплимент, когда свяжешь что‑нибудь, а человек померяет и скажет: «Ох, это точно моё!»
– А много ли у такой мастерицы, как вы, заказчиков?
– Что вы, – смущается Вика, – я себя «продвигать» не умею. Так, вяжу, если кто попросит. Как‑то даже подсчитывала – за все годы, что вяжу, у меня купили вещей на 1 тысячу 250 рублей…
Пять лет назад Вика окончила САФУ, по специальности она педагог-психолог. Но по профессии никогда не работала.
– Я просто поняла, что терпения и такта педагогического у меня не хватает, – признаётся Виктория. – Я слишком прямолинейная для психолога. Меня даже мама из‑за этого иногда ругает: «Вика, надо быть гибче!» А я всегда говорю то, что думаю. Такой затянувшийся юношеский максимализм. Но боюсь, – смеётся, – это и к старости не пройдёт.
Рассказывает, что во время обучения была единственная незрячая студентка на весь университет.
– Особого отношения к себе не чувствовала. Мы в группе на равных были, – поясняет Виктория. – Только однажды, когда студенты в лагерь собирались – меня не взяли. По причине «недоступной среды».
Вязание, по словам Вики, – дело, которое приносит ей не только удовольствие, но и душевный покой.
– Я люблю побыть наедине со своими мыслями. Мне нравится узоры придумывать. Для мамы, для Илюши вязать люблю.
Илья – младший брат. С Викой разница у них 20 лет.
– Я его не только вынянчила, но и эксперименты на нём ставила, когда в университете курсовые по психологии и педагогике писала, – улыбается Вика. – Илюша был мой главный «подопытный».
– А какая вязаная вещь у вас самая любимая?
– Вот эти варежки коричневые, – безошибочно находит в вязаной стопке узорчатые рукавицы. – Я их для мамы делала. И вот эта шапка – столько в неё сил вложено! Сейчас мечтаю большую подушку в виде часов связать. У меня уже и схема есть. Сложновато, но, как говорится, петелька за петелькой – надеюсь, получится.