Археолог Николай Потуткин: «У нас под ногами богатейший культурный слой»
В конце прошлого года в департамент государственной охраны культурного наследия Министерства культуры РФ были переданы несколько монет XVIII – начала XX века, изъятых у «чёрного копателя» вблизи одной из деревень Приморского района. По словам 42‑летнего мужчины с металлоискателем и лопатой, он просто искал старый металлолом, чтобы заработать. А выкопанные предметы старины становились «бонусом» для частной коллекции. Однако суд посчитал иначе.
Николай ПотуткинПо словам археолога Николая Потуткина, вырванный таким образом из земли предмет старины теряет до 90 процентов своей исторической информативности. Именно поэтому Николай и его команда уже многие годы своими силами находят в Архангельской области археологические памятники, изучают их и ставят под государственную охрану.
– Николай Сергеевич, как давно вы занимаетесь археологией?
– Археология мне была интересна ещё со школы, поэтому в 2007 году я сознательно поступил на исторический факультет нынешнего САФУ. В то время там активно работала археологическая лаборатория, открытая по инициативе ректора Владимира Булатова. А возглавлял её Алексей Беличенко. Во многом благодаря ему студентов вывозили на археологическую практику, а оттуда – и азарт первооткрывателя. Помню, мы даже с основных пар убегали, чтобы шурфы по городу разбить. Ещё во время учёбы удалось побывать в нескольких экспедициях с геологами, которые занимались изучением островов Северной Двины. В 2015‑м, собрав команду единомышленников, мы открыли свою компанию, которая занимается всеми видами археологических работ, требующихся при оформлении проектно-строительной документации, производстве строительных и реставрационных работ. Коммерческая деятельность позволяет нам сегодня заниматься научной работой, в том числе находить, изучать и ставить под охрану памятники археологического наследия.
– И что это за памятники?
– Например, в прошлом году мы поставили на охрану несколько памятников в Плесецком районе. Мы проводили экспертизу под проектирование трассы А-215 «Брин-Наволок – Лодейное Поле» и на берегу Кямозера нашли комплекс стоянок древнего человека. Скорее всего, это ранний неолит или средняя бронза. Интересно, что в исторической литературе они упоминались, в частности, в статье Алексея Едовина, научного секретаря Архангельского краеведческого музея, опубликованной в одном сборнике. Но когда мы приступили к работам, мы о них не знали. Получилось, мы их переоткрыли. Но они не были поставлены на охрану. Мы же это сделали. Пару лет назад поставили на охрану стоянку древнего человека «Кузнечиха-4». Эта территория другого объекта культурного наследия – дома полковника Карцева в Архангельске. Сегодня там продолжаются реставрационные работы. А перед их началом вокруг дома проводились земляные работы. Вот тогда и выяснилось, что здание XIX века построено на месте стоянки древнего человека эпохи позднего неолита. Там были найдены керамика, орудия труда и отходы древнего производства.
– Учитывая возраст Архангельска, на его территории, наверное, много подобных объектов?
– Безусловно, территория города богата объектами археологического наследия разных эпох, начиная от неолита и заканчивая началом XX века. И всё представляет интерес для истории и археологии. Но, к сожалению, о многих объектах мы никогда не узнаем – в процессе застройки все они уничтожены. Хотя по закону любой застройщик, прежде чем начать строительство, должен быть уверен, что не уничтожит экскаватором объект культурного или археологического наследия. Для этого нужно пригласить археологов и потратить деньги на проведение археологических исследований. Но на деле на этой работе либо экономят, либо подходят формально, либо вообще игнорируют. Например, практически все здания в центре города построены без проведения археологической разведки. Если бы застройщики всегда соблюдали закон, у нас была бы прекрасная материальная база для изучения города и его истории. А пока, к сожалению, действует принцип «поскорее выкопать и построить». Нет понимания, что у нас под ногами богатейший культурный слой.
– И насколько велик этот культурный слой?
– Культурный слой – это слой, который сформирован в результате хозяйственной деятельности человека. То есть человек приходит на пустую территорию, начинает обживаться, строит дома, копает колодцы, разводит коров и лошадей. И чем дольше и активнее эта территория осваивается, тем слой мощнее. В Архангельске слой может достигать в некоторых точках трёх метров, особенно в центре города. Причём фактически за XX век слой прирос на метр. Если речь идёт о районах области, то там культурный слой значительно меньше. Поэтому даже если памятнику пять тысяч лет, совершенно не значит, что там большой культурный слой – мощные культурные напластования могут иметь глубину всего лишь до 40 сантиметров. Для сравнения, в Новгороде глубина культурного слоя – 7–12 метров, поэтому там на одном участке могут до 30 лет копать – всё вниз и вниз.
– Копать 30 лет ради того, чтобы найти какие‑либо предметы?
– Археология давно отошла от энтузиастов XVIII–XIX веков, которые копали ради того, чтобы накопать предмет и поставить его у себя дома или в британском музее. В советские годы археология понималась как сугубо вспомогательная историческая дисциплина. Сегодня археология базируется в меньшей степени на исторических установках, а в большей – на естественно-научных. Важен не сам найденный предмет, а его взаимосвязь с историческими, политическими, культурными, геологическими процессами. Например, датирование предметов осуществляется радиоуглеродными методами, проводится петрологический анализ керамики, диатомовые анализы остатков мельчайших водорослей, пыльцы растений. Даже анализ камня и геомагнитные изучения внутренних слоёв земли. Например, уголь, который находился в костровищах древнего человека, прекрасно можно датировать по радиоуглеродному анализу и получить очень чёткую дату, вплоть до 50 лет.
– И всё же для чёрных копателей самым важным остаётся найденный предмет.
– К сожалению. Для археолога предметы материальной культуры – это способ датировки культурного слоя. Например, если поселение существует давно, один культурный слой накладывается на другой, и определить его помогают предметы. Для каменного века – это отходы производства каменных орудий труда и изредка керамика, для Средневековья – это в основном керамика. Монета, конечно, является самым чётким предметом датировки и самым интересным для чёрных копателей. Находя монеты, мы чётко понимаем, к какому веку относится этот слой. Для человека с лопатой и металлоискателем – это неважно. Важно, что у него звенит неглубоко – обычно на глубине до 40 сантиметров. Он берёт лопату и копает яму, хорошо, если потом эту землю сапогом примнёт и пойдёт дальше. А бывает, мы приходим на памятник археологии и видим – поле всё изрытое, в таких ямках. И когда начинаются раскопки, уже непонятно, к какому слою что привязано.
– Получается, что все археологические находки у частных коллекционеров или на аукционах не имеют ценности для истории?
– Предмет, который вырван из слоя, лишён процентов на 90 исторической информативности, потому что мы не знаем, какой это точно период времени, как и почему он здесь оказался. Те, кто называют себя коллекционерами древностей, просто не осознают, что в той же монете нет никакой новизны информации. Они все описаны, информация обо всех монетах, которые выпускали когда‑либо, есть в интернете в свободном доступе. Никакой новой информации о вытащенной копателем из ямы монете история уже не получит. Только материальная выгода.
– А как же древние украшения?
– Редкие украшения могут прояснить какой‑то этнический момент. Например, что может быть этот памятник относится к финно-угорской культуре, а мы предполагали, что к славянской. И этот факт может сразу удлинить предполагаемый период на несколько веков вперёд. Но опять же, если это украшение не вырвано из культурного слоя. Например, я знаю, что в Архангельской области копателями доставались из земли вепсские украшения, но археологи не знают, где точно. Поэтому сегодня мы можем только предполагать, что на территории области эта культура была, а доказать и исследовать не можем.
Аналогичная история с керамикой. Современные методы исследования позволяют понять, из какого теста она сделана, как обожжена. И тогда мы можем проследить распространение технологии лепки керамики от Республики Коми до Архангельска. Это одни из регионов проникновения её к нам – с реки Камы. А когда всё это вырвано, мы теряем цепочку взаимосвязи. Хотя чёрных копателей керамика привлекает редко. Им интересно то, что звенит у них в металлоискателях. А появление металла на Севере – это поздний бронзовый век: финно-угорские племена, ранние славяне. Как правило, это украшения: шумящие подвески, височные кольца, кольца-обереги, фибулы, головные украшения. А с приходом сюда развитого железного века это, в первую очередь, орудия труда, кухонная утварь, гвозди, реже украшения, ещё реже – боевое оружие наподобие топоров, мечей и стрел. Памятникам каменного века, особенно в лесу, практически ничего не угрожает, искать их копателям тяжело и неинтересно.
– Как чаще всего археологи находят эти памятники?
– Если это городские слои, то мы, в принципе, знаем, как развивался город. Есть старые планы, карты, описания. По Архангельску примерно семь-десять исторических планов. Есть в Архангельске энтузиасты, которые старые планы накладывают на современные карты и оценивают перспективы поиска. Территории за городами, по которым, естественно, не сохранилось никаких письменных свидетельств, особенно о каменном веке, оцениваются по общим признакам. В первую очередь, это ближайшие водотоки: река, озеро, побережье моря. В своё время Анатолием Александровичем Куратовым, известным архангельским учёным-археологом, было найдено много археологических памятников по берегу Белого моря. А дальше археологи выходят на территорию, разбивают разведочный шурф или выполняют зондаж и смотрят, есть ли там культурный слой. Специалисту сразу видно, вёл ли на этой территории человек свою хозяйственную деятельность. Если попадаются предметы, которые чётко характеризуют период времени, то можем говорить о наличии памятника на этой территории. А дальше надо понять его границы и поставить на охрану.
– Все ли найденные памятники удаётся поставить на охрану?
– К сожалению, нет. Это в определённом смысле долгий процесс. Например, на территории Архангельской области достаточно много городищ как военных укреплений разного периода времени – в Вельском, Устьянском, Шенкурском районах. Мы с нашей командой уже два раза выезжали на Игнатовское городище в районе реки Ваги, которое было построено в период Смутного времени. Но чтобы его поставить на охрану, надо его ещё дообследовать, сделать топографический план. В своё время, когда на Поташевское городище, которое находится на правом берегу реки Устьи, пришли работать археологи, там уже было более 80 грабительских ям.
– Именно поэтому о находках археологов так мало говорят вне научного сообщества?
– Да, сегодня ты рассказал о находке, а завтра туда уже прибежит человек с лопатой и тёмной ночью с фонариком будет твой же раскоп расковыривать в поисках чего‑то интересного для себя. Даже если объект поставлен под охрану государством, физическую сохранность ему никто не гарантирует. Городищу в глубоком лесу наряд полиции не приставишь, а отследить всех, кто движется по лесным дорогам, нереально. Поэтому сегодня сохранность объектов археологического наследия ложится на плечи самих археологов и людей, которые заинтересованы в сохранении истории. Например, в 2007 году в ходе поисковых работ следопытами мемориальной команды «Штык решает» севернее станции Емца Плесецкого района был открыт памятник времён Гражданской войны «Юрьевский рубеж». Это уникальный военно-исторический памятник фортификационного наследия периода интервенции и Гражданской войны, единственный в России. Сегодня он внесён в реестр объектов культурного наследия федерального значения. И, по идее, это должно охраняться государством. Но грабительские раскопки там проводятся широким фронтом. Такое чувство, что там просто берётся грунт, вскрывается и перетрясается, как будто бульдозером сняты огромные площади, метров 100–150. Явно люди приезжают специально, когда там нет археологов, раскапывают и уезжают. Причём то, что им неинтересно, просто выкидывается. Кусок шрапнели или патрона, снаряда, бомбы может быть просто откинут в сторону и лежать на поверхности. А что‑то более ценное – оружие, штык, нож – вытащено.
– То есть область безвозвратно теряет своё археологическое наследие?
– Что‑то, безусловно, теряет. Но большая часть Архангельской области до сих пор остаётся истинной terraincognita – источником новых находок и открытий. У нас огромное количество рек и озёр, где потенциально могли жить люди. К тому же в регионе активный процесс почвообразования, реки меняли русла. Где раньше был островок суши на берегу водоёма, теперь болото. На территории Архангельской области есть памятники, которые были найдены посреди болота. Чаще всего их находят случайно. Но болото – это очень хорошая среда для сохранения органики, в них сохраняется вплоть до части построек каменного века: полы деревянные, стены, сваи. Например, практически никто не исследовал Лешуконский район, очень мало работ проводилось в Онежском районе. По идее, в каждом районном музее должен быть штатный археолог, который потихоньку исследовал бы район, тогда и чёрные копатели не так свободно себя чувствовали бы.
