Было это ещё за три года до миллениума, до тех магических «нулевых» цифр 2000 года, когда казалось, что скоро свершится нечто важное для каждого из нас. В один из зимних вечеров зазвонил телефон. Поднимаю трубку и слышу незнакомый бархатно-неторопливый голос.
– Вас беспокоит Епископ Тихон. Мы знаем ваши публикации и хотели, чтобы именно вы пришли к нам и работали в Архангельской епархии.
Представляете удивление обычного человека? От неожиданности я сказал то, за что и сейчас, спустя много лет, готов сквозь землю провалиться.
– Владыка, я не воцерковленный и не пришёл ещё к вере. Да и много иных дел, есть много других планов, никак не связанных с церковью.
Но епископ, проявив спокойствие на этот фактический отказ, сделал паузу и снова продолжил. Он был убедителен, сердечен, мягок и по‑доброму настойчив, сказав те самые нужные слова, от которых никто не отказывается:
– Подумайте над моим приглашением, кажется, что именно это ваша тема, у нас вам обязательно понравится. А к вере вы придёте позднее, не сразу, но помяните моё слово – придёте!
Первым заданием была съёмка торжественного портрета молодого архангельского епископа. Нужно было такое универсальное фото: и для печатных изданий, и для церковных церемоний.
Деревянный одноэтажный домик епископа был по правой стороне Учительской улочки, что затерялась в тени высокой железнодорожной насыпи. Приветливо улыбаясь, дверь открыл сам хозяин в строгом чёрном епископском облачении. В разговоре перед съёмкой он высказал своё сомнение по поводу одной обязательной детали в кадре – панагии. Так называется образ Богородицы, носимый всеми архиереями на груди. По Писанию, она явилась воскресшей и приветствовала апостолов: «Радуйтесь, ибо Я с вами во все дни!» Поразился душевности и открытости епископа: выбрать для него церковное украшение он предоставил незнакомому человеку. Владыка открыл шкатулку с церковными реликвиями, я всё посмотрел и выбрал подходящий по цвету, размеру, форме и соответствию момента образ «Всесвятой» работы церковных ювелиров из Софрино с вкраплениями рубинов вишнёвого цвета в обрамлении небесно-голубой глазури.
Через полчаса, когда съёмка была закончена, вдруг весь маленький деревянный домишко потряс звучный бой больших часов. Звук был настолько густым и глубоким, что казалось, звучал из вечности, из глубин Вселенной. Подумал: «Часы, часы, часы… а портрет на фоне часов вполне мог быть образом деятельности человека, да и всего нашего времени!» И предложил продолжить, кажется, уже законченную работу и дополнительно сделать именно такой снимок – на фоне часов.
А впереди было десять лет поездок по старинным церквям и древним северным монастырям, освящение многочисленных вновь построенных храмов, организация православных фотовыставок, издание газет и церковных книг, участие в знаменитом первом в России крестном ходе по Северной Двине. Вспоминаю тот неожиданный бой часов, который подсказал, как сделать снимок «Торжественный портрет», те внезапные куранты, что положили начало человеческой дружбе с епископом Тихоном. Это были десять самых незабываемых лет моей жизни.
На некогда окормляемую (окормлять – духовно направлять по верной дороге. – Прим. ред.) им огромную область у Белого моря, на сам город Архангельск и на могилу епископа Тихона, что покоится подле алтаря храма Всех Святых, каждый день этой зимы падает бесконечный снег. Снежное покрывало на месте упокоения столь пушисто и столь высоко, что начинает перекрывать давным-давно сделанный мной очень светлый портрет, где наш добрый пастырь с букетом жёлтых цветов, смотрит на всех живущих и спрашивает: «По вере ли живёте? Всё ли совершаете для Родины, для России, для спасения своей души?»