04.01.2022 13:04

История одной фотографии: «Колечка, я приглашаю, давай потанцуем…»

Продолжаем публикацию заметок известного архангельского фотографа Николая Чеснокова
Фото: Николай Чесноков

Баба Шура — коренная архангельская старушка, она ещё помнила, как в царские времена вместе со своими сёстрами — Евдокией, Зиной и Ляной — гуляла по тенистым аллеям любимого ими Александровского сада, что был разбит на месте современного стадиона «Динамо»

Там, справа от входа, был пруд, и катание на лодке под кружевным зонтиком от солнца было самым светлым и самым любимым воспоминанием всей её жизни. А как наступала зима, сёстры все вместе бежали покататься на коньках в Гагаринский парк позади крупнейшего в Архангельске Троицкого кафедрального собора, где был залит самый большой в городе каток.

Первый супруг красавицы Александры служил на маяке в Александрове-на-Мурмане, на то время — самом северном форпосте царской России. Одна и очень большая беда — у неё как‑то не случилось детей. И детей не было, видать оттого, что сильно застудилась на этом далёком, холодном и продуваемом всеми ветрами маяке…

Баба Шура помнила, как в город пришли интервенты и как они уходили на крейсерах из Архангельска в 1920 году. В Великую Отечественную воевала на фронте, была сестрой в медсанбате, даже не раз мне показывала свои, совсем не блестящие на солнце, а закопчённые от боёв и печной копоти солдатские медали. А как‑то пригласила на пироги и старинные фото:

– Приходи в гости завтра, пирогов напеку да альбомы из чемоданов достану. Фотографии вместе посмотрим, там много интересного!

Назавтра кроме своей фотокамеры, для настроения я принёс и старенький патефон, а заодно в комиссионном подкупил и пластинок. Потом беспрестанно крутил ручку вишнёвого цвета патефона, заводил шипящие от царапин фокстроты и вальсы, и под эти волнующие мелодии листали альбомы с пожелтевшими фото. Вдруг древняя, чуть ли не девяностолетняя старушка немного хрипловатым голосом громко, на всю маленькую каморку, объявляет: «Белый танец! Колечка, я приглашаю, давай потанцуем…» И несмотря на разницу возраста лет в пятьдесят, мы два-три раза динамично кружнулись под песню «Моя Марусечка» в исполнении Петра Лещенко.

Бойкая баба Шура, можно сказать, была неунывающим чудом природы. В многочисленных житейских трудностях всегда находила светлые моменты, а всё плохое в момент забывала. Пять раз выходила замуж. Все её мужчины жили недолго, уходили от болезней, ранений и непосильных трудов. Пятый супруг — дед Елик — промышлял в рыбацкой артели на Каменке. Ходил до Канина Носа. Именно на том рыбном промысле, где погиб отец Михайло Ломоносова. По народному преданию, академик даже увидел это во сне, находясь в Санкт-Петербурге.

Время от времени дед Елик привозил красную рыбу в Архангельск… Баба Шура пекла распрекрасные рыбники, аромат от которых через открытую форточку наполнял всю Первомайскую улицу. Тогда, показывая на её окна, прохожие говорили: «…Вкуснотища! Это баба Шура пироги печёт!»

Дед Елик не отставал от супруги, у него тоже было своё коронное блюдо: тот хорошо готовил «ушицу»… не поверите, из сёмги! Как было заведено в этом доме — гости садились за круглый стол, и когда хозяйка подавала тарелки с горяченной ухой — сначала все ложками отгоняли к краям слой плавающего рыбьего жира, а только потом приступали к самой ухе. Никто не пробовал?! Блюдо, как говорится, на большого любителя, а деду Елику даже очень нравилось…

У бабы Шуры было ещё одно увлечение, а точнее — настоящий талант: она искусно шила гладью! На стенах до потолка были развешаны её рукоделия — вышитые на армейской зелёной ткани картины под стеклом, оформленные в чёрные рамки для масляной живописи. То были «портреты» лошадей и её любимых цветов. Всем дарила малые и побольше зелёные подушечки своей работы с изображением васильков, сгибающихся на длинных стебельках и непременно вышитых на тёмной ткани цвета хаки. И всегда в шутку приговаривала: «Это от жены президента Америки Элеоноры Рузвельт — подарок по ленд-лизу».

Прошли годы, давно нет того дома бабы Шуры, который стоял на краю деревянного Архангельска. На том месте выросли многоэтажки нового микрорайона. К несчастью, у неё не было ни своих, ни приёмных детей. Ничего не осталось от этой человеческой жизни кроме подушечек с полевыми цветами да этой чёрно-белой фотографии, с которой героиня как бы обращается к нам с вопросом: «Кто помнит?» Кто помнит времена её молодости? Кто вспоминает эту непростую историю России?

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Николай ЧЕСНОКОВ