«Арктика — интересное испытание». Как ловят снежного краба в Баренцевом море и за что норвежские работодатели ценят российских моряков
Но вот в профессии, которую считают одной из самых опасных в мире, ничего не изменилось. Как и десятки лет назад, в штормовых условиях рыбаки, рискуя жизнью, закидывают ловушки, полагаясь только на собственные интуицию и опыт.
– Ренат, как вы попали в этот промысел?
– Я никогда не думал о работе в море, а тем более о том, что буду ловить крабов. В 2015 году случайно узнал, как один из наших знакомых – 18-летний мальчишка – работает на краболове в Баренцевом море. Тогда за полгода он смог заработать около 30 тысяч долларов. Для меня это была внушительная сумма. И я начал узнавать, как он попал туда. Затем подготовил документы, прошёл морское обучение и медкомиссию. Чтобы устроиться матросом-рыбаком на судно под флагом Норвегии, достаточно прохождение недельного морского курса по безопасности.
– Расскажите о своём первом рейсе, чем он запомнился?
– Первый раз в рейс я попал в 2015 году. Он продлился четыре месяца, затем месяц я провёл дома и поехал снова на судно уже на шесть месяцев. Было довольно тяжело, особенно первое время, потому что на курсах изучаешь всё, связанное с безопасностью на судне: как потушить пожар, оказать первую медпомощь, заделать пробоину и многое другое. Но ничего общего c реальной ловлей крабов. К счастью, коллектив был хороший, в основном взрослые, бывалые моряки с Камчатки, я был самым молодым на судне. Самое сложное для новичка – это темп работы и низкие температуры, с которыми я, южанин, никогда раньше не встречался. (Ренат родился в Кишинёве, а живет в Москве. — Прим. ред.).
– И как Арктика встретила вас?
– Было очень необычно попасть в столь суровые условия. Помимо больших физических нагрузок, связанных с добычей краба, влияют ещё большие минусовые температуры. Самый большой минус, который я встретил за это время, минус 30 градусов. Посреди Баренцева моря, под влиянием большой влажности и сильного ветра, полагаю, что этот показатель термометра смело можно умножить на полтора. Тогда за шесть часов работы у меня частично слезла кожа лица, несмотря на то что я был полностью экипирован, лицо было обмазано жиром и спрятано под балаклавой. Помимо этого, ещё влияет и качка. Суда наши небольшие – краболовы около 55 метров длиной, и качка очень хорошо ощущается, чего нельзя сказать о сухогрузе, танкере или пассажирском лайнере, которые в несколько раз больше и тяжелее нас. В общем, Арктика – это очень необычное место и очень интересное испытание для души и тела.
– В чём же особенности промысла?
– Зимой практически весь район промысла краба покрывается льдами, которые могут продержаться вплоть до мая. Поэтому все краболовные суда – это суда ледового класса. Судно должно быть способно ходить в плотный слой льда, раздвигать его, чтобы выбросить ловушки на дно, а затем вновь раздвигать, чтобы поднять ловушки c крабом. Самое опасное в промысле – это падение за борт, в таком случае шанс выжить совсем невысок. Ещё можно намотать на винты орудия промысла: верёвки, буи и другое. Тогда судно может оказаться обездвижено, но такое случается довольно редко. Иногда в район промысла ветром приносит крупные айсберги, но их всегда можно обойти. Чаще всего суда застревают в плотном сплошном слое льда, мощности судна иногда не хватает, чтобы выбраться самостоятельно, и тогда на помощь приходят другие краболовные суда, рыбачащие по соседству. Несмотря на то что мы являемся конкурентами в борьбе за освоение квоты, всё равно друг другу помогаем.
– А как выглядит сам процесс ловли краба?
– Каждому норвежскому краболовному судну разрешено иметь не более 9000 ловушек. Это максимум. Мы цепляем по 200 ловушек на верёвку длиной шесть километров. Получается, что расстояние между ловушками около 30 метров. В каждую ловушку устанавливается баночка с отверстиями и мешочек, где лежит нажива. В общем на одну ловушку уходит примерно 600 грамм наживы – это дроблённая селёдка и кальмар. Мешок действует быстро: если на дне есть краб, он сразу чувствует запах и заползает в ловушку. Банка действует медленно: если вся нажива в мешке съедена, из банки её никак не достать, там довольно маленькие отверстия и нажива может быть в сохранности несколько недель. Итак, мы перебираем 9000 ловушек по 200 штук за четверо с половиной cуток. Если краба нет, мы можем собрать на борт около тысячи ловушек и перевезти их в другой район. Если краб есть, то мы поднимаем 200 ловушек, меняем наживу, а затем снова выбрасываем их на дно. Краба мы сортируем – маленьких крабов и девочек мы выпускаем обратно в море.
название– Что входит в ваши обязанности на судне?
– Я работаю тралмастером, отвечаю за промысловое вооружение, а также за весь процесс организации работы на палубе. У нас две смены по пять человек. Пока одни работают, другие пять отдыхают шесть часов, и так мы сменяем друг друга каждые шесть часов. И так по кругу, 24 часа в сутки, семь дней в неделю, а длится промысел четыре-пять недель.
Есть часть команды, которая работает на перерабатывающей фабрике. Ещё пять лет назад были краболовы, которые возили живых крабов на берег. Но ход от места промысла до берега в Норвегии составляет примерно двое суток. А снежный краб довольно нежный, он не всегда выдерживал такие перегрузки и погибал, поэтому его и в обработку уже брать было нельзя. Поэтому со временем практически все краболовные суда оборудовали себе на борту фабрики, и на берег краба сгружают уже в готовом виде, в фирменной коробке со всеми этикетками.
– По каким принципам обычно формируется команда судна-краболова?
– Экипаж норвежского краболовного судна обычно составляет 25–30 человек. По местным законам не менее 50 процентов из них должны быть граждане Норвегии. В это же число могут входить иностранцы, которые получили вид на жительство в Норвегии и постоянно там проживают. Оставшаяся часть команды может состоять из иностранцев, причём они не обязаны проживать постоянно в Норвегии и знать язык. В основном это жители России, Беларуси, Украины, Молдовы. Из россиян встречаются в основном жители Архангельска, Мурманска, Владивостока и Петропавловска-Камчатского. Норвежские работодатели очень любят и ценят русских моряков, так как они отличаются выносливостью, ответственностью и профессионализмом. Как это ни странно, за промысел одного и того же снежного краба в Баренцевом море моряки, работающие на норвежских судах, получают зарплату в два-три раза выше, чем моряки, работающие под российским флагом.
– Из-за чего такая разница в оплате?
– Разница в системе оплаты труда. Так, заработная плата у матросов, работающих на палубе, и матросов, работающих на судовой фабрике, варьируется от 2300 до 2600 норвежских крон в сутки. В этом диапазоне работают практически все промысловые суда Норвегии. Это является гарантийной платой, которую моряк получит стопроцентно, независимо от улова. Помимо гарантийной платы, есть ещё и бонусная система. В конце года компания-судовладелец подсчитывает все доходы судна, вычитает все расходы и получившуюся прибыль разделяет на бонусы. На норвежских краболовных судах 70 процентов чистого дохода компания забирает себе, а 30 процентов делятся между всеми членами экипажа, участвующими в промысле. Сумма бонуса зависит от того, сколько дней моряк провёл на борту. В 2021 году, например, на одного матроса вышло чуть больше 200 тысяч норвежских крон в месяц. В эту сумму вошла и гарантийная плата, и бонусы, которые превысили гарантийку в несколько раз. Судно провело на промысле шесть месяцев, в каждый из месяцев улов был от 95 до 120 тонн варёно-мороженого и упакованного краба.
Самый неудачный сезон был в 2017 году. Тогда мы ловили не очень много краба, но всё равно получали гарантийную плату, но без бонусов.
Летом этого года после краболовного сезона я отправился работать на рыболовное судно в другую компанию, было интересно получить опыт. Там гарантийная плата составляет более 2600 норвежских крон в сутки на борту, а доход компания делит с экипажем пятьдесят на пятьдесят. Правда, рыба стоит более чем в десять раз дешевле краба, а это значит, что её нужно выловить в десять раз больше, чтобы получить такие же бонусы, а это нереально.
название– Как изменилась работа краболова в период пандемии?
– Когда только началась пандемия и начали закрываться границы, мы были в море. На берег мы вернулись в период тотального локдауна – мир стал совершенно другим. Ни людей, ни машин, ни рейсов для тех, кто хочет поехать домой. Тогда нас попросили остаться до конца сезона. В 2019 году я отработал шесть месяцев в море, причём когда мы приходили на берег на разгрузку, мы не могли сойти с судна: компания боялась, что кто‑то может заразиться. Со временем нас стали выпускать погулять, пока судно находится на разгрузке. Потом для приезжающих членов экипажа из других стран ввели обязательный двухнедельный карантин, причём проживание и питание оплачивала компания. Затем ввели систему тестирования. В случае двух отрицательных тестов выпускали в море. Сегодня нужна только прививка. 1 января начнётся сезон-2022, и все наши моряки привились.
– Кроме прививки, какие сегодня требования к краболовам?
– Минимальные требования для матроса норвежских краболовов – это прохождение курса «Начальная подготовка по безопасности для моряков» в любом учебно-тренажёрном центре. Это пятидневный курс, пройти который можно где угодно – и в России, и на Украине, и в других странах, они международные и котируются в Норвегии. Помимо этого, нужно пройти норвежскую медкомиссию для моряков. К сожалению, её можно пройти только у доктора, получившего разрешение от норвежского морского управления. В 60 странах мира есть такие доктора. В России таких докторов два: один в Москве, другой во Владивостоке. Эти два документа обойдутся примерно в сумму 15 тысяч рублей.
В связи с санкциями сейчас жителям СНГ труднее попасть на работу в Норвегию, так как теперь необходима и квалификация, чтобы получить рабочую визу как специалист. Обычно для рядовых моряков пригодится корочка матроса, на её основе можно получить визу. Охотно берут российских судоводителей и механиков с высшим образованием. Но есть одна проблема: Норвегия одобрила все вакцины, кроме российских. Я, например, поставил «Джонсон», который одобрен в Норвегии, но не одобрен в России. С ним в Норвегии работать могу, а у себя дома в кафе ходить не могу. Такой вот парадокс.
