20.10.2021 18:01

Степан Писахов: Явление первородной мощи

Отец Степана Писахова предлагал сыну стать хоть сапожником, только не художником
Степан Писахов. Фотографии из книги Ирины Пономарёвой «Главы из жизни Степана Писахова» (Архангельск. 2009 год)
С. Г. Писахов и Д. Д. Руднев в Царском Селе, 1911 год

«Отец был прав…»

Две даты: 25 октября 1879 года, 142 года назад, родился художник и сказочник Степан Григорьевич Писахов; 110 лет назад он участвовал в Царскосельской выставке, аналоге будущей ВДНХ, Выставке достижений народного хозяйства.

Эту выставку, которая состоялась летом 1911 года, называют Царскосельской юбилейной, так как она была приурочена к 200‑летию Царского Села. Проходила под покровительством императора. Её составили десять отделов с подотделами — сельскохозяйственный, промышленный, народного образования, художественно-исторический, санитарно-медицинский и другие. Литературу тоже не забыли. Рядом с павильоном министерства путей сообщения, в пристройке, показывали и вагон-опочивальню императрицы. Было что показать. Посетителями стали великие князья и княгини. Да что они — сам Николай Второй запечатлён на царскосельских фотографиях, которые несложно найти в интернете.

Придёт время — Степан Григорьевич Писахов предпочтёт помалкивать о том, кого видел в Царском Селе и с кем общался. Среди них — например, полковник Сергей Вильчковский, полицмейстер императорских дворцов, он же — генеральный комиссар выставки.

В рамках организации выставки Писахов ездил на Печору, в Усть-Цильму, к Андрею Журавскому, крупному исследователю Севера, создателю Печорской сельскохозяйственной опытной станции. Её предшественница — естественно-историческая станция Академии наук, созданная тоже Журавским.

«Отъезд Писахова. Уехал художник Писахов в Печорский уезд», — словно о царственной особе сообщила архангельская газета «Северное утро» своим читателям в номере за 28 июня 1911 года.

Журавскому благоволили, оказывали покровительство премьер Пётр Столыпин и Николай Второй. Открывая станцию, первое научное учреждение на Приполярном Севере России, Андрей Владимирович сказал, что сельское хозяйство Русского Севера недостойно обвинения в том, что оно не имеет «мало-мальски серьёзного экономического значения».

Задачу снятия обвинения Журавский успешно решал, преодолевая многие препятствия, вплоть до своей трагической гибели в 1914 году. Урожайность сельскохозяйственных культур значительно превышала урожайность таких же культур в Подмосковье. При этом деньги, выделявшиеся Журавскому, на местах использовали по своему усмотрению, ориентируясь на иностранные фирмы. Разведанные Журавским запасы нефти и каменного угля пригодились не только Советской России, но и нынешней.

Конечно, этюдник был с Писаховым в поездке. Один из её результатов — «Староверское Иванушкино кладбище в Усть-Цильме» (холст на картоне, масло). Бабушка-староверка Хиония Васильевна вспоминалась внуку…

В Царском Селе Писахов написал Журавскому: «На выставке у нас почти всё готово, но всё разбросано. Экспонаты с. х. опытной станции в с. х. отделе, собаки, орлы и другое зверьё отдельно и далеко от чего‑либо северного или охотничьего, словом, „ни к селу, ни к городу“. Главный отдел Севера в кустарном павильоне, это две версты от собак и от с. х. отдела. Мои картины: три в с. х., пять — в кустарном и пятьдесят две — в художественно-историческом отделе».

Когда Писахов чувствовал подлинный интерес к Северу, то, словно экскурсовод, давал пояснения публике по полчаса, а то и по полтора. «Говорю обо всём, что только вспоминается о быте Севера».

В художественно-историческом отделе писаховские картины видели в павильоне «Эрмитаж». Часть доставшегося ему места была без электрического освещения. Художник огорчался: «Темно, ничего не видно при всём желании видеть. А там, где светло, так мало места, что тоже не поймёшь, что изображено. Кто же купит мои работы?!.»

Продать же ему надо было хоть сколько‑то картин, иначе «трудно ждать, что отец даст средства для поездки весенней по Архангельской губернии». Сын слышал голос отца: «Говорил же тебе, что картинками на хлеб не заработаешь! Сапожником бы стал — и то лучше…»

Впоследствии, вспоминая Григория Михайловича, Степан Григорьевич будет говорить: «Отец был прав, правым и я себя считал».

От широты души

Картины продолжали висеть на выставке, Писахову хотелось их снять, но мирила с этой удручающей ситуацией возможность рассказывать о Севере.

И от расстройства, и от широты души картину маслом на холсте «Место сожжения протопопа Аввакума в Пустозерске» подарил Писахов какому‑то студенту, работавшему на выставке. Студент очень просил. «Наверно, он из староверов», — подумал Писахов. От большой картины (почти метр на полметра) останется только фотография, сделанная Дмитрием Дмитриевичем Рудневым, известным исследователем Севера. В 1952 году Писахов отправит фотографию в Ленинград Владимиру Ивановичу Малышеву, литературоведу, основателю собрания древнерусских рукописей в Институте русской литературы (Пушкинский Дом).

В книге Ирины Пономарёвой «Главы из жизни Степана Писахова» опубликованы письма нашего земляка (за 1951–1953 годы) Владимиру Ивановичу Малышеву. Фёдор Александрович Абрамов назвал его «великим праведником и трудником», стараниями которого создано неоценимое сокровище — древлехранилище Пушкинского Дома. Малышев связал свою судьбу с древней книгой ещё в ту пору, когда — во время культурной революции — не только боролись с неграмотностью, но и воевали со стариной.

Малышев изъездил Русский Север. И «что только не делал, на что только не шёл, чтобы заполучить нужную книгу и рукопись, — написал также Абрамов. — Иных брал своей любовью, других — измором (годами переписывался), третьих — хитростью, лестью. Стыдил, корил, соблазнял рублём, торговался, свои деньги тратил. Актёрствовал, скоморошничал…» Итог — библиотека из тысяч рукописей и книг. Подвиг!.. До 1949 года не было в Пушкинском Доме ни одной древнерусской рукописи. Столетиями староверы надёжно хранили своё богатство, не доверяли гостям из городов, но доверили Малышеву — простоватому внешне мужичку, — которому нельзя было уходить с пустыми руками.

Степан Григорьевич Писахов почувствовал огромный и искренний интерес Малышева к староверческой культуре, поэтому не только послал ему фотографию, но и ответил на заданные Владимиром Ивановичем вопросы.

Многих замечательных людей знал Писахов.

О широте его души говорит, например, и его сказка «Сплю у моря»: «День проработал, уработался, из сил выпал, пришла пора спать валиться. А куда? Ежели в лесу, то тесно: ни тебе растянуться, ни тебе раскинуться — дерева мешают, как повернёшься, так в пень али во ствол упрёшься. Во всю длину не вытянешься, просторным сном не выспишься. Повалиться в поле — тоже спаньё не всласть. Кусты да бугры помеха больша.

Повалился спать у моря. Песок ровненькой, мягонькой. Берег скатывается отлого. А ширь‑то — раскидывайся, вытягивайся во весь размах, спи во весь простор!»

В заключение письма Журавскому Писахов сказал: «А Руднев положительно приводит в восторг своей необычной деятельностью. Сколько в нём энергии! Всю тяжесть устройства (имеется в виду устройство экспозиции станции Журавского. — С. Д.) он взял на себя. Я же к стыду моему — мало пригоден».

«Малопригодность» Писахова к некоторым делам не помешает проявлению его талантов. Будут в судьбе Степана Григорьевича огромные трудности, безденежье, будет замалчивание его достоинств, но воздадут ему должное и при жизни. «Явлением первородной мощи», произведениями первооткрывателя назовёт картины и сказки Писахова писатель Юрий Казаков. Об этом художник и сказочник Степан Григорьевич прочитает в статье Юрия Павловича «Северный волшебник слова», опубликованной в газете «Литература и жизнь».

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Сергей ДОМОРОЩЕНОВ