Я родилась в Холмогорах, но потом папу перевели на гидролизный завод. Там нас и застало сообщение о начале Великой Отечественной войны.
Помню первые бомбёжки Архангельска. В это время я ходила в детский сад, в старшую группу. Однажды мы услышали вой сирены. В группу вошла воспитательница и сказала, чтобы мы младших детей брали за ручки и вели в бомбоубежище, которое находилось за речкой Повракулкой – недалеко от детсада. Мы идём, ведём малышей, а сирена всё воет…
Когда переходили речку через дощатый мосток, доски гремели под нашими ножками. Малыши плакали, воспитатели нас успокаивали. В бомбоубежище сидели, прижавшись друг к другу. Когда налёт вражеской авиации закончился, мы вышли: с неба ярко светило солнышко, было тепло, птички щебетали, как будто войны не было.
В начале 1942 года папу Федота Сердитова перевели на второй лесозавод главным инженером. Семья наша жила в деревянном доме, нас, детей, у родителей было двое: я, 1934 года рождения, и брат, который родился в 1940 году. Наша старшая сестра 1927 года рождения жила в Холмогорах. Она и увезла нас с братом туда, к маминой сестре Зинаиде.
В это время на Курострове, откуда родом Михаил Ломоносов, начали строить военный аэродром. Девушки из окрестных деревень, в их числе и моя сестра Лидия, принимали участие в его строительстве. Они рыли землянки, укрытия для самолётов.
Я к тому времени уже ходила в школу. Однажды по дороге в школу увидела летящий со стороны Архангельска самолёт, за которым тянулся шлейф пламени и чёрного дыма. Самолёт не смог долететь до аэродрома – упал и взорвался. Позднее мы узнали, что аэродром в наши края был передислоцирован из подмосковной Кубинки.
Тогда, в 1942 году, немецкие самолёты часто налетали на областной центр. От нас, из Холмогор, видны были пожары в Архангельске.
В 1944 году сестра привезла в Холмогоры маму, которая заболела цингой, маму нашу сразу положили в Холмогорскую больницу на лечение. А когда по Двине пошли пароходы, мы с сестрой встречали папу: его моряки вывели под руки, на ногах его были валенки с калошами, а ноги обвязаны верёвками. Папу прямиком отправили в больницу – тоже цинга. Вылечившись, он работал кладовщиком на рыбных складах.
После войны в 1946–1947 годах трудился председателем колхоза в селе Ломоносово. Я в это время училась в пятом классе. В зимнее время, когда замерзала река, ходила в Ломоносово навещать папу. Он жил у родственника Михаила Ломоносова, тёзки великого помора Михаила Лопаткина. Лопаткин был очень интересным человеком. Он научил меня как определять погоду по закату солнца, по поведению птиц. Например, если зимой ворона сидит на дереве и не каркает, то впереди сильные морозы, если закаркала – ожидай потепление.
Прочитав повесть Аркадия Гайдара «Тимур и его команда», мы, дети, решили по примеру Тимура организовать свою команду. Нас было 12 человек от девяти до 13 лет – это происходило ещё в войну. Командиром группы выбрали Анатолия Попова, которому уже исполнилось 14. Мы помогали семьям, в которых в войну погибли отцы, а также многодетным семьям: кололи и укладывали дрова.
А однажды надумали сходить в детский дом в деревне Курья – это в семи километрах от Холмогор. Собрали немудрящие игрушки, подготовили концерт и отправились в неблизкий путь. Дело было летом – каникулы. На подходе к детдому почуяли запах еды. Некоторым из нас стало почти дурно, потому что многие жили впроголодь.
На крыльцо вышла директор детдома и спросила: «Дети, вы к кому?» «К вам, в детдом, пришли из Холмогор показать концерт и сделать подарки вашим детям», – чуть не хором ответили мы. «Проходите». Зашли и всё сделали, как положено. Потом нас пригласили на обед. Это было такое счастье, словами не передать, да к тому же нас угостили грецкими орехами. Часть орехов мы сберегли до Дня Победы.
Учась в седьмом классе, я решила вступить в комсомол. На собрании без запинки ответила на все вопросы. И вдруг одна из преподавательниц сообщает, что Луизу Сердитову в комсомол принимать нельзя. Почему? Учительница отвечает: «Её отец в 1937 году забирался». Приняли меня в комсомол в 1953‑м, когда умер Сталин.
Окончила десять классов и поехала в Архангельск поступать в педагогический институт. Не поступила – не добрала баллов. Возвращаться домой стыдно. Вызываю отца, чтобы привёз мне вещи. А сама отправляюсь в облоно и прошу направить меня в любую деревенскую школу.
«Что ж, аттестат неплохой», – посмотрев мой документ, констатировал завоблоно и добавил, что я могу преподавать географию, ботанику, зоологию, рисование, то есть те предметы, по которым нехватка учителей.
Словом, дали мне направление в Няндомский район, в деревню Ступино.
С поезда сошла на станции Шалакуша. Встречала меня уборщица школы. Она очень удивилась, увидев, что на ногах у меня туфельки. «Август уже, дожди, как же ты без сапог? Нам ведь надо по болоту топать 11 километров…»
Утром сообщили, что на лошади приехала из Ступино за продуктами продавец деревенского магазина. Моросил дождь, и мы тронулись в путь. Через некоторое время дошли до большого озера. Лошадь вошла в воду, огромные сани, в которые была впряжена лошадь, поплыли по воде. Под ногами я ощущала брёвна, корни – вода была по колено.
Когда вошли в деревню, уже начало темнеть, в окнах домов виднелись огоньки керосиновых ламп и свечей – электричества не было. Что ещё меня впечатлило: на заборах возле домов висели волчьи и медвежьи шкуры. Вошли в одну из изб: хозяева ужинали и нас посадили за стол. Мне налили рюмочку водки. Я отказывалась, поскольку водки никогда не пила. А хозяин: «Пейте и на печку спать полезайте». Что ж, пришлось первый раз в жизни выпить водку.
Ступино – большая деревня, школа новая, двухэтажная, рядом огромное озеро. Мне всё понравилось. Главное, своё 19‑летие встретила, сидя на огромном камне у озера, плача от радости, что моя дальнейшая жизнь будет яркой, хорошей во всех отношениях. Первое время жила при школе, затем меня поселили в частный дом.
Рядом с домом находился клуб: кино показывали по частям – в клубе был движок. После кино – танцы. Местные жители не танцевали, только плясали, но потом, с моей подачи, научились и танцевать.
Деревенские люди были приветливые, добрые, даже малыши здоровались. А когда мы, учителя, приходили в магазин, нас всегда пропускали без очереди.
Проработала год в школе, поехала в отпуск домой и осталась, потому как директриса Ступинской школы приняла на работу новую учительницу, с дипломом.
Я опять начала работать лаборантом в школе Холмогор. В то время дружила с парнем, он был моряком. Предложил выйти за него замуж, я дала согласие, сообщила своим родителям. Свадьбу наметили через год. Но от знакомой узнала, что его родители категорически против нашего брака. Отец его был партийным руководителем в Холмогорах, мама преподавала в местной школе. Я была им не ровня: высшее образование не закончено, к тому же в доме нашем было много икон.
Конечно, я расстроилась сильно. Но гордая была – нет, так нет.
В таком состоянии я решила уехать в посёлок Ворошиловский, ныне город Новодвинск, где жили наши родственники.
Вот так я оказалась в посёлке бумажников, устроилась на работу, затем вышла замуж, родила троих детей – дочь и двоих сыновей. Окончила строительный техникум. Работала на Архангельском ЦБК в сушильном цехе, воспитателем в общежитиях комбината, на заводе железобетонных изделий. Смею думать, что везде трудилась честно, с полной отдачей.
Несмотря на возраст, хочу привести строчку из песни, которая соответствует моему мироощущению: «Я люблю тебя, жизнь!»