До своих сорока Анна (имя изменено по её просьбе) чувствовала себя абсолютно здоровой. А год назад стали беспокоить боли в шее. «Не было ни покраснений, ни припухлостей
Иногда болела голова, плохо поворачивалась шея, я быстро уставала. Про опухоль даже не думала».
Грешила на остеохондроз или «продуло». Первый вариант для неё, работающей за компьютером, был объяснимее, и Анна стала лечить «остеохондроз» массажами и зарядкой. От «продуло» лекарств не было. Разве что на сквозняках старалась не сидеть. Но то и другое не помогало. «Дуло» с другой стороны.
Апрельским утром встать на работу получилось с трудом: левая рука почти висела, левая нога едва двигалась. Первой мыслью был «инсульт». Но мышцы лица оставались на месте, речь не нарушилась. Кое-как собравшись, Анна сумела добраться до Первой городской поликлиники Архангельска и попасть на приём к терапевту. Доктор сразу отправила пациентку в больницу. Осмотр, компьютерная томография – «голова чистая». А вот МРТ показал: инсульта нет, зато на границе головы-шеи – опухоль.
Первые
Несколько дней Анна провела в палате с коллегой по несчастью, которой буквально накануне убрали менингиому краниовертебрального перехода – опухоль на границе черепа и позвоночника. Она уже сдавила спинной мозг так, что Анну едва не парализовало.
А Наталья Степанова из Ерцево тем временем шла на поправку. Её пример успокаивал Анну, но страх не отпускал. «Хотя сказали, что опухоль доброкачественная и её можно убрать, всё равно пугало, что она большая, что почти в голове, что последствия любой операции бывают разными, и что сейчас всё зависит не от меня, а от врача».
К тому же Наталья и Анна знали: до них пациентов с подобной локализацией опухоли в регионе не оперировали. А они сошлись в одном месте в одно время по понятному только врачам «закону парных случаев». Он словно специально придуман для медицины: мол, успешно прооперировали раз – немедленно закрепите результат.
А как «успешно прооперировать раз»? Кажется, что медвуз учит всему – чтобы не было потом сюрпризов на практике. То есть предполагается, что врачи умеют всё. Однако далеко не каждая больница владеет всем арсеналом хирургических вмешательств. Во-первых, некоторые патологии им могут ни разу не встретиться. А для «эксклюзива» есть Москва. Во-вторых, технологии и методики развиваются столь стремительно, что не каждый хирург поспевает за ними.
Нейрохирурги первой городской за технологиями поспевать стараются: у них богатейший опыт, десятки мастер-классов в России и за границей. Так что ещё до первой пациентки с неудобной опухолью в арсенале отделения был освоенный доктором Алексеенко (на мастер-классе японского нейрохирурга в Тюмени) сложный доступ к подобному новообразованию. Но мастер-класс, на котором ты что‑то видел и понял, не то же самое, что постоянная практика. К тому же заведующий отделением нейрохирургии Виктор Порохин, бравшийся за первую операцию, даже на мастер-классе не был.
Доктор Порохин
Рассказывает доктор Алексеенко:
– Теоретически каждый доктор может прооперировать всё, что считает нужным и возможным. В основном это мера ответственности врача. При этом у нас есть направления, отданные на откуп кому‑нибудь. Иван Голубев, например, выполняет большинство операций пациентам с геморрагическим инсультом. Трансназальной эндоскопией занимаются Игорь Шлегель и Николай Серебренников, и остальные туда не сильно суются. Но у нас нет понятия «самый крутой хирург», типа он доминантный, остальные – подайте… Каждое направление курируют несколько специалистов, чтобы пациенты не остались без помощи на время отсутствия врача. При этом у каждого свои профессиональные рамки.
У Виктора Геннадьевича они в два раза больше, чем у остальных. Его опыт и характер позволяют решать задачи, за которые в других местах и браться не будут. 20 лет назад отделение по разнообразию операций делало процентов 30 от того, что делает сейчас. Мы набираем ежегодно – новый доступ, новый способ… Заведующий постоянно отправляет нас на новые учебные циклы. Сам сейчас ездит меньше. Но это не мешает ему и без учеб продолжать расти.
Например, в 2008‑м на специализации в Питере нам показали, как у пациентов с шейным остеохондрозом выполняется фораминотомия. Обычно пациентам с грыжами шейного отдела позвоночника убирают межпозвонковый диск и ставят имплант. Нагрузка на позвоночник остаётся прежней, но количество работающих сегментов уменьшается, и со временем начинают сыпаться перегруженные смежные межпозвонковые диски. А фораминотомия – это, по‑простому, расширение межпозвонкового отверстия: его специальным способом рассверливают, освобождая нерв от сдавления. Эта красивая малотравматичная операция разработана в Америке и пока мало кем делается в России.
Я рассказал о ней Виктору Геннадьевичу, мы вместе посмотрели позвонки на макете… И скоро он сам, первым в отделении, сделал эту операцию, которую в глаза не видел. Но когда у тебя много способов решения проблем, когда можешь «и тако, и всяко, и по‑хитрому», – легко выбирать оптимальное. Так что хирург с широким кругозором, даже если он что‑то не делает на потоке, может это сделать, когда нужно.
Операция
Опухоль Натальи-Анны была из разряда казусных: «Раз в сто лет у нас появилась». Специфический доступ к ней – сбоку. Это, как образно пояснил Владимир Николаевич, можно выйти в дверь, а можно в окно. Обычно люди пользуются дверью. Если её завалило, заклинило – лезут в окно. А там – высоко, карниз гнилой, решётка не открывается…
Опухоль спереди от спинного мозга крайне неудобна. Если заходить сзади, спинной мозг нужно отодвигать в сторону. Может нарушиться кровообращение. Случится инсульт. Поэтому нужен доступ максимально близко кпереди, насколько это позволяют позвоночная артерия и сустав, соединяющий череп с первым позвонком и отвечающий за движение. Его тоже желательно не трогать.
Как подчеркнули хирурги, «операция – не космическая, мы делаем и сложнее. И доступы делаем разные. Просто нет у нас своей лаборатории, чтобы довести эти манипуляции до автоматизма. Поэтому такие операции более долгие по времени. Страхуемся».
Вероятно, чтобы подстраховать подчинённых, первую пациентку оперировал Порохин, ассистировал видевший этот доступ Алексеенко (на операции Анны они поменялись местами).
Доктор Алексеенко
Рассказывает заведующий отделением Виктор Порохин:
– У Алексеенко как раз возраст, когда хирург с 20‑летним стажем становится квалифицированным врачом. Как и в любой профессии, лет пять у нас уходит на то, чтобы обуркаться, понять, с чем дело имеешь. А потом – непрерывная учёба и практика. Причём некоторым предложишь учёбу – «не могу», «не хочу», «не моё». А он всегда может и хочет. Так знания копятся-копятся, а потом вдруг оказываются нужными.
Алексеенко – из Инты. Отучился с красным дипломом. Он, кстати, единственный с курса пришёл к нам. И меня это сильно удивило: «Больница гремела, попасть сюда было сложно, да ещё в нейрохирургию. Я‑то думал, отбою от желающих не будет. А оказалось, не хочет молодёжь идти в нашу специальность. Им бы чего попроще».
Зато целеустремлённый, педантичный молодой доктор сразу пришёлся ко двору. Человек из другого поколения, он стал ещё и двигателем прогресса – для заведующего, например. «Много полезного на тех же нейрохирургических сайтах нахожу с его подсказки, – признался Порохин. – Кстати, к первой операции у пациентки с краниовертебральной опухолью я готовился в Ютубе, где этот доступ показан в подробностях. Владимир Николаевич потом тоже подсказывал: «А на мастер-классе вот так предлагали». И по ходу операции мы что‑то меняли».
Анна
Через 10 дней после операции Анна ещё ходила в шейном корсете. Нога к тому времени восстановилась полностью, значительно выросла амплитуда движений рукой…
А нейрохирургическое отделение продолжает жить в режиме готовности номер один: «самолёты заправлены, двигатели опробованы, ракеты подвешены, пушки заряжены, лётчики в кабинах». У нейрохирургов эта готовность означает, что они в любое время должны справиться с задачей любой сложности. Даже если раньше ни разу не решали её.
