В начале пятидесятых годов ХХ века на писательских сборах кипели нешуточные страсти
Какое ещё «доброжелательство»?!
Евгений Степанович Коковин, которого 1 июня 1951 года единогласно избрали ответственным секретарём отделения Союза писателей СССР вместо переехавшего в Ленинград К. И. Коничева, возобновил «литературные среды», брошенные его предшественником. Члены Союза писателей и представители так называемого литературного актива собирались в «Правде Севера».
Через много лет москвич, один из ведущих литературных критиков страны Александр Алексеевич Михайлов, а в начале пятидесятых годов главный редактор нашего областного книжного издательства, вспоминал, как они проходили: «Евгений Коковин, спокойный, корректный, умел усмирять бушевавшие на «средах» страсти. Ему в этом помогал редактор «Правды Севера» Георгий Суфтин, поэт и прозаик. Среди поэтов бесспорным авторитетом был Владимир Мусиков. А страсти вносили мы, литактив.
Литературная жизнь была сосредоточена в газете, около газеты. Раз в год издавался альманах «Север», но его появление не вызывало такого отклика, как публикация в газете. А где, скажите, печататься начинающему поэту, критику в провинции? Да, фактически я начинал в «Правде Севера» – писал рецензии на книги, на театральные постановки, грешил юбилейными статьями…»
На тех сборах обсуждали, в частности, рассказы Ивана Полуянова, стихи Ольги Фокиной и будущего руководителя писательской организации Дмитрия Ушакова.
Участники «литературных сред» знали Ольгу Фокину как студентку медицинского училища. Она окончила это учебное заведение, работала фельдшером в лесном посёлке Ягрыш, затем стала выпускницей Литературного института, приехала в Архангельск, но, как ни странно, ей не нашлось здесь не только жилья, но и места работы. Зато и жильё, и должность в молодёжной газете были предоставлены ей в Вологде благодаря руководителю тамошней писательской организации Сергею Викулову и первому секретарю обкома КПСС Анатолию Дрыгину.
Позднее в Архангельском обкоме компартии жалели, что будущий лауреат Государственной премии РСФСР и Государственной премии Российской Федерации Ольга Александровна Фокина стала вологжанкой, старались, когда имелись возможности, помогать писателям с жильём.
Ответственный секретарь «Правды Севера» Борис Пономарёв тесно сотрудничал с друзьями детства Евгением Коковиным и Владимиром Мусиковым (все трое – соломбальцы). К тем произведениям, которые предлагали Борису Семёновичу Коковин и Мусиков, добавлялся ворох «самотёка», и будущий автор книги «Литературный Архангельск» выбирал, на его вкус и взгляд, лучшее для публикации.
На собрании в конце 1952 года Александр Михайлов сделал доклад «ХIХ съезд партии и вопросы литературы». Подчёркивал, что критике надо быть не только строгой, принципиальной, но и доброжелательной. Это не понравилось секретарю обкома комсомола по пропаганде Серапиону Бобрецову. Он в прениях настаивал на том, что слово «доброжелательство» вообще не должно применяться в критике. А время‑то ещё сталинское!.. После собрания Коковин решил, что надо обратиться к заместителю генерального секретаря Союза писателей СССР Константину Симонову с просьбой разъяснить, какая у партии линия относительно критики. Обратился.
Отрывок из копии письма Коковина, хранящейся в фонде писательской организации Государственного архива Архангельской области: «Другие выступавшие на собрании, возражая Бобрецову, указали на многие примеры из нашей печати, где говорилось, что критика, кроме всего прочего, должна быть доброжелательной. В частности, упоминалась Ваша статья «О доброжелательстве», напечатанная в «Литературной газете». Однако т. Бобрецов продолжал настаивать на своём, заявив, что статья Симонова устарела.
Нам казалось бесспорным, что партийная критика в литературе включает доброжелательство. Очень просим Вас хотя бы вкратце разъяснить, кто из нас всё‑таки прав. Может быть, сейчас в самом деле доброжелательство, как термин, исключается из партийной литературной критики? Ждём Вашего ответа по адресу: Архангельск, ул. Вятская, 24».
По этому адресу жила семья Коковина. Её квартира в коммуналке то и дело превращалась в помещение отделения Союза писателей – своего «места» у архангельских писателей ещё не было. По этому же адресу почтальон постоянно приносил полную сумку газет и журналов, которые выписывало отделение, и рукописей людей, желавших стать писателями, а также благодарных писем от юных читателей.
В архивных делах нет ответа из Москвы. Но Симонов о том споре на собрании знал. По воспоминаниям Михайлова, он однажды, живя уже в Москве, заговорил с Симоновым о «доброжелательстве», об обращении к нему из Архангельска. «Ну и как, руководит ваш комсомольский секретарь?» – спросил Симонов. – «Другим делом занимается». – «Вот и отлично».
(Серапион Дмитриевич Бобрецов – решительный воин, награждённый боевыми орденами и солдатской медалью «За отвагу». На Великой Отечественной он привык отличать: свой – чужой. Так же действовал какое‑то время и в мирной жизни. После обкома ВЛКСМ продолжал вести руководящую работу – в Северном хоре, в облкниготорге).
«Ближе к жизни, товарищи!..»
Писательский курс беспартийный писатель Евгений Коковин должен был сверять с линией партии постоянно. Уже через два месяца после своего избрания он сказал на собрании в докладе «Пятилетие постановлений ЦК ВКП (б) по идеологическим вопросам, работа и задачи архангельских писателей в свете этих постановлений»: «Писатели Архангельска не создали ни одного крупного произведения, достойного нашего великого времени. Мы в большом долгу перед нашими читателями, мы в большом долгу перед нашим героем, которого так и не показали во весь рост. В Архангельской области, как и во всей нашей стране, происходят большие события, в Архангельской области живут и трудятся прекрасные люди – лесозаготовители, лесопильщики, животноводы, моряки, рыбаки, а книг, произведений об этих событиях, об этих людях нет».
В подкрепление этого пассажа докладчик процитировал слова генерального секретаря Союза писателей СССР Александра Фадеева: «…теперь неприменимой оказалась русская поговорка: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Дело в стране делается неслыханными темпами, а сказка по вине писателей отстаёт, отстаёт на глазах всего народа».
Коковин продолжил (сомневаюсь, что искренне): «Чем же можно объяснить отставание архангельских литераторов от жизни? Чем можно объяснить, что у нас нет больших высокохудожественных произведений? Ответ на эти вопросы очень прост и ясен: прежде всего потому, что наши наиболее опытные писатели почти оторваны от жизни. Ведь ни Владимир Жилкин, ни Писахов, ни Пунух, ни Суфтин, ни Мусиков, ни Коковин не бывают или почти не бывают в гуще народной жизни, на предприятиях и в колхозах. В своём творчестве эти литераторы очень добросовестные люди, они ничего не делают из ничего. Но поскольку они очень мало общаются с народом, с жизнью, у них появляется робость, у них не хватает дерзаний. Им не о чём писать».
Можно думать, что Коковин писал эти строки доклада, предвосхищая руководящую критику со стороны какого‑нибудь партийного или комсомольского босса, непременного участника писательских собраний, обязанного выступить с направляющим словом. Может быть, Евгений Степанович даже усмехался: дескать, чтобы написать «Детство в Соломбале», мне не надо было куда‑то съездить специально, я просто жил своими интересами; так же и коллеги: согласуются интересы с творчеством, – поедут в колхоз, не согласуются – останутся дома.
Ну и, конечно же, докладчик был в прениях поддержан. Не только со стороны обкома партии, но и со стороны редактора газеты «Моряк Севера» Владимира Забровского: «Архангельские писатели, кроме Евгения Коковина (имею в виду его повесть «Счастливого плавания!») не пишут книг о северных морях, о своём родном порте, о самоотверженном труде моряков».
Несколько позже заместитель директора по политчасти Карпогорского леспромхоза Волосатов на встрече писателей с работниками лесной промышленности «указал на то, что архангельские писатели почти совсем не бывают в лесу», – а подайте нам образы передовиков и новаторов производства!..
Весной 1953 года на собрании писателей и литактива (повестка дня: обсуждение критической статьи «Правды Севера» от 26 марта о недостатках в работе писательской организации) снова не мог не зайти разговор на ту же тему – «об оторванности от жизни». Член бюро обкома компартии, то есть высшей власти региона, и член бюро писательской организации Георгий Суфтин уколол рядового члена Союза писателей Владимира Жилкина:
– Стихи Жилкина политически насыщенные, патриотические, хорошо целенаправленные, и мы охотно их помещаем в газете. Но вот высказывания у него о базисе и надстройке настолько неправильны, что дальше ехать некуда. Они не марксистские. И то, что у нас, в Архангельске, скверный базис, что надстройка не может быть хорошей, – в корне неправильно. Наш Архангельск – крупный портовый город, за период Советской власти он далеко продвинулся вперёд в своём развитии…
– Мы последними вступим в коммунизм, – не замедлил с ответом критикуемый.
Сталин умер, и Жилкин стал позволять себе некоторые вольности со ссылками на марксизм-ленинизм. Но в коммунизм, «во всё светлое», ему ещё верилось. И не только ему. А для его построения нужна была идеологически выверенная литература, которая не уклоняется ни на шаг от чётких ориентиров.
Не хватало нам доброжелательства в жизни, – потому и эксперимент с социализмом провалился. Что уж говорить о коммунизме…
