«Это какие надо дырочки»: хирург Владимир Кислов делает уникальный операции

Медсёстры о докторе Кислове говорят восторженно, закатывая глаза: «Да он живёт в больнице, даже в выходные всё пациентов своих проверяет! Ну если не в отпуске, конечно. А отпуск у него – знаете какой? Он ездит к знакомым докторам в Германию и в Италию и в тамошних клиниках тоже операции делает, учится! Но он один такой!»

А нам, пациентам, один и нужен.

Архангельск

Центр имени Семашко. Подготовка к совместной операции с профессором Тсуоши Кониши из токийского института изучения рака

– В моём роду нет врачей, даже близко – никаких медработников. А вот у лучшего друга как раз все врачи, и он знал, что будет врачом. Школу мы оканчивали в девяносто втором году, в стране – непонятно что, и непонятно – будет ли вообще страна. Я думал, может, стану военным моряком. Время странное, и я за компанию с другом пошёл в мединститут. В итоге он стал юристом, а я двадцать лет здесь, в Семашко, и работаю.

Курсы по выпуску были большие, и очень многие ушли из медицины сразу. Как вспомнишь… стипендия в ординатуре – тысяча рублей, в больнице и бинты стирали, и многоразовые иголки эти…

Наша больница – пионер в лапароскопии. Это метод хирургии, когда операции на внутренних органах проводят через небольшие отверстия. Кафедру общей хирургии возглавлял тогда Георгий Андреевич Орлов, человек-новатор, и вся кафедра была новаторская. Например, Лев Александрович Смольников – патриарх, они с профессором Орловым делали первые операции на сердце, внедряли новые методы. А какие он истории рассказывал о своём дедушке, который был поваром при царском дворе!

Моего наставника, Валерия Ивановича Галашева, к сожалению, уже нет в живых. Отношения с ним были почти родственные, он учил не только тонкостям хирургии, но и, например, как вести себя с пациентами. Потому что всякое же случается. Профессор Орлов говорил: «В жизни бывает всё, а в хирургии бывает то, что в жизни не бывает».

Исторически так сложилось, что мы реже занимались экстренной хирургией, в отличие, например, от Первой городской – в скоропомощных больницах труднее делать что‑то новое, просто не хватит ни сил, ни финансов, ни времени. А финансовая составляющая – это важно, лапароскопия требует хорошего оборудования… С азами меня познакомили Владимир Евгеньевич Оловянный и Сергей Геннадьевич Лихно.

Но в те годы это воспринималось в штыки: вся эта лапароскопия – зачем какие‑то дырочки? А это какие надо дырочки. Но отношение было повсеместно настороженное.

А я видел, что пациенты лучше переносят подобные операции и быстрее поправляются. И для обучения хорошо. Во время открытой операции мы зажаты в рамках разреза, оперирующий хирург всё видит, второй мало что видит, третий может только догадываться, что там делается. А при лапароскопических операциях все видят на мониторе одну картинку. И мне это очень нравилось. Не отвергая открытой хирургии, я понимал, что это хорошее направление.

Москва

А потом меня отправили на учёбу в московский центр колопроктологии. На несколько месяцев. Как раз тогда «Норд Ост» случился, ужасное время. 

В общежитии на Ленинградском шоссе постоянный грохот от проезжающих машин, пять человек в двух комнатах, кровати с железными сетками, проваливающимися в пол. Несколько раз отравились в какой‑то пельменной, милиция ловит – прописки нет. И сиди всю ночь в отделении с такими же бедолагами-таджиками в клетке. Тогда ведь телефонов ещё не было. Из имущества – только справка, что я учусь в центре колопроктологии, но это никого не интересовало. Мучения, конечно, но зато я получил сертификат, там и онкология была, и лапароскопией занимались.

В России лапароскопия начиналась именно с периферии – в Москве многое запрещалось. Весь мир делал лапароскопический аппендицит, да ещё развитый перитонит, а у нас – нельзя и всё.

А учиться хотелось, поэтому я написал несколько писем и отправил в разные клиники Европы. Сейчас всё гораздо проще, конечно, благодаря интернету. Из одной клиники пришёл ответ – из Германии. Писали: приезжайте, мол – поучитесь.

Германия

А я в отпуске не был за шесть лет ни разу. Это сейчас силой выгоняют, а тогда можно было. Говорю заведующему: «Зимой все врачи на месте, так что будет кому работать, а я можно в отпуск пойду чуть подольше, на три месяца?» Учёба по тем временам стоила прилично – 1000 евро за три месяца. Больница оплатила учёбу, билеты и проживание – я сам.

Германия. Профессор Рассвайлер оказался неординарным человеком

Город Хайльбронн, Юго-Запад Германии, ближе к Франции, в войну его разрушили почти до основания. Маленький город, но большая больница. А при больнице общежитие, очень удобное. В больнице работал знаменитый профессор Рассвайлер, передовой человек, один из первых в мире начал делать лапароскопические и эндоскопические операции в урологии. И там, в отделении, всегда кто‑то учился из разных стран мира. Нас было пятеро: из России, Турции, Сирии, Египта и Испании. Мы не только лекции слушали. Сначала помогали больных перекладывать, потом тренировались на тренажёре, а уж потом понемногу начали участвовать в самих операциях.

Говорили все по‑английски, включая младший персонал – проблем с этим не возникало никогда.

Я ходил не только в урологию, но и к общим хирургам, принимали меня отлично. Они если видели, что человек хочет, пускали на операцию и позволяли работать: да ради бога – держи, старайся, делай.

Основная проблема такой учёбы – приезжаешь, а здесь никто такого не делает и не знает, и советом помочь не может – ведь не было интернета, мы диски записывали, как операцию провести.

Германия, не только работа

И так я с ними сдружился, что начал ездить каждый год. Денег они уже с меня не брали. Говорят, какие деньги – приезжай так. Я просто платил за проживание в общежитии. Очень дёшево для Германии – 150 евро в месяц. Отдельная комната. Единственная сложность – еда, денег‑то всё равно не было. Правда, в больнице работникам давали карточку на питание – завтрак и обед, – по ней было дешевле и проще. Но завтрак специфический – какой‑нибудь йогурт и кофе, а на обед я обычно не успевал – он был в самый разгар операций.

В операционную приносили супчик, овощной бульон. А вот хлеб очень вкусный, и его можно было есть сколько угодно. Им и наедался. А вечером ходил в магазин, покупал дешёвые яблоки, чтобы немножко заглушить голод. И бегал каждый день. Километраж какой‑нибудь сумасшедший сделаешь по полям, прибежишь, наешься этих яблок и спать. За месяц килограммов шесть сбрасывал.

Профессор наш оказался неординарным человеком, он музыку сам писал и исполнял. А когда узнал, что я люблю футбол, каждый понедельник мы стали с ним ездить играть на стадионе футбольного клуба «Штутгарт». Поиграем, идём в бар при клубе – ужинать. И профессор всегда платил, говорил – гость платить не должен. Сдружился я с ним и с местными врачами, русские немцы тоже были в хирургии. Медсестра одна замужем за немцем, в урологии врач русский, так что я иногда не только по‑английски разговаривал.

Франция

А в 2008‑м отправился на учёбу в Страсбург, во Францию. Изучать новый вид хирургии – через естественные отверстия. Оперировать можно было на животных – на лабораторных мини-свинках.

Познакомился там с нашими российскими профессорами. За них фирмы проплатили учёбу с операциями, а я смог оплатить только лекции. Они говорят – мы пошли на свинках операции делать, давай с нами. Я и пошёл, думал, хоть посмотрю. Их пять человек распределили по парам, и одного поставили к немцу. А наш английского не знает, говорит, что я там делать‑то буду, иди вместо меня.

Мы с немцем начали работать, но он ушёл, сказал, что ему неинтересно. Кстати, там было очень много немцев. Я их спрашивал, как вы здесь оказались‑то все? Они отвечают, что в Германии такой порядок – если что‑то новое появляется, тебя не спрашивают, хочешь ты или не хочешь, просто отправляют на учёбу и всё. Должен знать – раз уж появилось. Но этот немец слинял. Его сменил итальянец Антонелло Форджионе, руководитель клиники, он в Страсбурге работал пять лет. Вот с этим Антонелло мы свинюшку и прооперировали.

Швеция

Через пять дней после учёбы должен был состояться европейский конгресс в Швеции, в Стокгольме. Я думаю, что делать‑то? Пять дней, Страсбург недалеко от Германии, и поехал в «свою» клинику, куда пять лет каждый отпуск ездил. А уже оттуда в Швецию. Очень дорогая страна. Деньги кончились, ходил, ходил, не знаю, что делать. Вернулся на вокзал, пришлось спать там. Я с рюкзачком своим лёг на деревянную скамейку, подходит охранник и говорит – лежать нельзя. Так никого нет ведь, кроме меня? Нет, нельзя! Пришлось сидя спать.

На следующий день – конгресс, там на ресепшене подсказали что‑то вроде общежития. Дешёвое, нормальное. А после Москвы уже ничего не страшно. И на конгрессе я снова встретил этого итальянца! Он сказал, что переезжает в Милан – там строят академию такую же, как в Страсбурге, и приглашает меня – приезжай, говорит. Я в детстве был фанатом футбольного клуба «Милан». Ну и думаю – Милан?! Конечно, поеду. В свой следующий отпуск я туда и отправился.

Италия

Италия. В академии мини-инвазивной хирургии с её президентом Рафаэлло Пульезе

В 2010‑м там действительно построили академию мини-инвазивной хирургии, по типу той, что в Страсбурге. Я в ней состою, уже немного помогаю обучать людей лапароскопии. Работает там профессор Пульезе, он в Италии внедрял лапароскопические операции. Когда я приехал, они уже и желудок делали, и кишечник, и почки. На очень высоком уровне. Не сказать, что по всей Италии так, но я попал именно туда, куда надо.

И оказалось, что это одна из самых крупных клиник в Италии, на территории всё есть внутри – и кафешки, и магазинчики, и академия, и общежитие всего за 103 евро в месяц. То есть ты встал и уже в больнице, можно и не выходить никуда.

Архангельск

То, чему я научился, позволяло мне делать некоторые операции первым в области, а иногда и первым в России. Например, сделали первую в России лапароскопическую операцию через одно отверстие. Для этого нужен специальный инструмент – порт. Разработчики порта привезли его в Италию на апробацию. И дали мне несколько штук. Я привёз в Архангельск.

Первый телемост провели – лапароскопическую операцию на толстой кишке делали. Профессор мной руководил из Италии. Это очень удобно. Я первые лапароскопии самостоятельно по восемь часов оперировал. И очень волновался. 

На даче с верным другом Фредди

А когда что‑то внедряешь и за тобой смотрят, намного проще. Профессор‑то сотни таких операций сделал и не даст совершить ошибку. После Германии я делал фиксации почки, пластику, удаление почки, простатэктомию. После Италии кишечник начали делать одними из первых в России, да и в мире особо никто этим не занимался.

И первый мастер-класс в России организовали по операциям через естественное отверстие. С международным участием. Многие боятся этого метода, но я считаю, он очень хороший. Его чаще стали применять. Операцию сделаешь через маленькие дырочки, а как это потом достать? Надо рану расширять. Если говорим об онкологии, опухоль нельзя разрушать, нужно доставать целиком. Значит – разрез. А такие операции позволяют всё делать вообще без разрезов на теле человека.

Все операции, которые мы делали женщинам через естественные отверстия, переносились лучше, чем лапароскопия. Человек вообще ничего не чувствует – пятимиллиметровый разрез в области пупка.

Мои наставники, которые меня ругали, теперь сами ко мне пациентов отправляют.

Архангельск, не только работа

Вот уже десять лет каждый год езжу в Италию, слушаю лекции – из разных стран эксперты приезжают. Помогаю курсантам на операциях на свинюшках, показываю свою технику. Потом ещё несколько дней хожу, клинику смотрю, новую технику, нужно ли это нам, пригодится ли.

Меня удивляет молодёжь, которая считает, что им кто‑то что‑то должен. Конечно, хорошо, если бы всех, как в Германии, направляли учиться, но в нашей стране такого нет. Да, можно посмотреть операцию в записи, но о каких‑то мелочах только другой врач расскажет, особенно если у него больше опыта и если он твой друг.

В футбол доктор играет два-три раза в неделю, участвует в чемпионате города по мини-футболу. Фото с Кубка ФМБА в Москве

В этом году к нам в клинику пришли молодые ребята. Буду стараться учить именно наших, чтобы были врачи на месте. Сейчас есть специальные классы в университете. А раньше приходили сюда, я помогал тренироваться на нашей эндоскопической стойке. И в Первой городской помогал операции делать, и в Северодвинск ездил – ребята просили показать.

Можно было в Германии остаться работать, можно в Италии, врачи во многих странах нужны. Звали и в центральные российские клиники. Трудно сказать, что лучше. Я спокойно к этому отношусь. Врач не должен считать, что он бог. Пациент к тебе пришёл – это такое стечение обстоятельств. Бывает, что человека и скальпелем лечить не надо – достаточно поговорить. А времени нет. Вот это хочется изменить.

И облегчить доступ пациентов к нам. Теперь ведь по полису ОМС можно лечиться где угодно. Но проблема – есть знакомства, попадёшь к врачу. А если нет? Бабушка из деревни кого знает? Никого. И куда ей деваться? И дома ничего нет – ни КТ, ни МРТ. Многие бросают, потому что понимают, что не пройти всё это.

Поэтому вот говорю – приходите, мы по ОМС оперируем, и квоты у нас есть. Правда, занимаемся не всем – урологией и абдоминальной хирургией, проще говоря – тем, что в брюшной полости, животом, в том числе опухолями, онкологией. Иногда направляем в Москву, в Санкт-Петербург. Иногда госпитализируем и обследуем у нас, получаем заключение онкоконсилиума и оперируем.

Когда я на работе, а не в отпуске, всех, кто приходит, обязательно смотрю. Каждый день, с четырёх до семи, кроме выходных.