20.11.2019 17:18

Папа – на фронте, мисочка – на окошке

О детях войны, которые по‑другому не могут
На фотографии, сделанной перед самой войной – Алевтина Васильевна с младшей сестрёнкой, их мама, папа и крёстная

Алевтина Васильевна Киселёва сорок лет отработала терапевтом в архангельской больнице имени Семашко, а последние двадцать лет ещё преподавала в мединституте. На пенсии о достижениях в сфере медицины она узнаёт из интернета, зарегистрирована в «ВКонтакте», подписана на несколько медицинских пабликов. У неё не забалуешь – она даёт советы по телефону друзьям, лечит знакомых и родственников или рекомендует, к какому врачу им  следует обратиться. А ещё рассказывает истории про жизнь. Её слушаются и её слушают…

Алевтина Киселёва

Граждане, воздушная тревога!

– Помню, как мама водила меня в детский садик в Вытегре, в районном центре, это Вологодская область. Нам очень нравилось: детские игры, ёлки, праздники, летом – купания в ваннах. А потом началась война. Мне было пять лет. И наш папа собрался на фронт.

А мама решила, что нам всем надо сфотографироваться – на память. И вот на этой единственной сохранившейся фотографии мы с младшей сестрёнкой, мама, папа и наша бабушка – мамина крёстная. Кстати, крёстная до советской власти была, как сейчас говорят, «крутая»: у неё был огород, лошади, несколько коров, а какие наряды! Её всё хотели раскулачить и отправить в Сибирь, но мама была комсомольская активистка и смогла ей помочь. Так она у нас и прожила всю жизнь.

Мы жили недалеко от железнодорожной станции Бабаево. Мама работала счетоводом. А мы оставались с бабушкой. Всё время хотелось есть, у нас была одна маленькая козочка, мама её доила и младшей сестрёнке в такой маленькой чашечке один раз в день давала молоко. Бабушка слегла, и я слегла, только сестрёнка и могла ходить.

Немцы стали приближаться к Бабаево, были слышны выстрелы зениток. Радио мне казалось чёрной картонной тарелкой, и из этой тарелки постоянно звучало: «Граждане, воздушная тревога. Граждане, воздушная тревога». Нас всех куда‑то уносили, мы прятались. А потом очень был напряжённый момент, когда стали говорить, что детей будут эвакуировать, раз немцы приближаются. Только детей, без взрослых. Мама, конечно, беспокоилась – куда, кого, как? И помню, в дорогу сшила нам такие комбинезончики с завязочками. Нас с сестрой посадили на стол, дали узелки с одеждой и ждали, что вот-вот подойдёт за нами машина. И почему‑то, слава Богу, в последний миг отменили эту поездку. Все обрадовались.

Валенки стучат

Начались бомбёжки, во время одной нас всех под мост загнали, и бабушка потеряла сознание прямо там, под мостом. А мы‑то маленькие, не знали, что делать. Но, помню, она очнулась быстро. Голод надвигался, мы все страшно худели, бабушка никакая была, и я тоже: ручки-ножки-палочки и большая голова на тонкой шее.

Пришла весна. Мама ходила на работу, и я её однажды попросила – поднеси меня к окошечку, хочу посмотреть на улицу. Она придумала – рядом с подоконником поставила стол, на стол – матрас. Я лежу, открываю половину окошка и смотрю. По деревянным мосткам мимо нашего дома ходили солдаты. Всё растаяло, слякотно, мокро, и только мостки более-менее сухие. Раздаётся стук. Это солдаты в серо-коричневых валенках, а к валенкам привязаны такие специальные деревяшки, чтобы ноги сильно не промокали. Взвод человек пятнадцать идёт с котелками за едой.

Однажды они обратили на меня внимание, окно же прямо рядом с мостками, и спросили:

– Ты, девочка, чего тут лежишь?
– У меня ножки не ходят.
– Почему не ходят?
– У нас еды нет.
– А где твой папа?
– Папа на фронте.

И они сказали: «Передай маме, чтобы она оставляла твою мисочку на окошке». Я маме сказала… И каждый раз, проходя мимо нашего окошка, каждый из них стал класть по ложке каши мне в эту мисочку… Я слышала стук валенок и понимала, значит, сейчас будет каша…

В деревню, к тётке, в глушь

Папины родители жили в деревне, однажды приехала к нам папина сестра и испугалась, увидев меня. Говорит – девку‑то потеряем! Посадили меня в телегу и повезли в деревню, за пятьдесят километров от нас. Сейчас очень странно, но запомнилось… Лесная дорога, периодически появляются какие‑то одинаковые дома, все на один лад. Я даже спросила: «А почему мы вокруг одного и того же дома‑то ездим?»

Ладно, приехали. Посадили меня на скамейку. Сбежалась вся деревня – и дети и взрослые – на такое чудо с тоненькими ручками и ножками посмотреть. Сижу. Кто‑то плачет, кто‑то удивляется. А у дедушки была дочь Зоя, то есть моя тётя, но старше меня всего на три года, она в Питере живёт, общаемся до сих пор. Она и стала моей подружкой.

Люди с деревни каждый день что‑то приносили. То творожку, то молока с пенкой, то яички. Вся деревня меня и кормила. На лужайке дети собираются. А Зоя меня на плечи и везёт на эту лужайку, и там сидим, играем. Я уже хоть как‑то могла сидеть! А как рассоримся с ней, она говорит: «Вот и сиди тут, я тебя не понесу домой!» А потом и помиримся. Я так прожила год – от лета до лета.

Счастье – ранение

Наконец мама приехала из районного центра посмотреть на меня. А я к столу первая подошла! Дед смеётся: «Бабка, бабка, посмотри, внучка‑то сама пришла!» А я уже и на одной ноге скакала и чего только не делала. Мама заплакала.

За год до конца войны она тоже переехала в деревню. Уже более-менее нормально стали жить, не голодали. Обрабатывали землю, сеяли… Но с одеждой и обувью плохо было. В школу дети ходили через озеро, которое замерзало. Как сейчас помню одного мальчика… На озере уже лёд, снег, и он бежит, бежит босиком! Шапку бросит, постоит в ней немного, ноги погреет и дальше бежит…

Однажды мама приходит и говорит нашей бабушке: «Крёстная, счастье‑то какое!» Что случилось? Мама объясняет – да Васю ранило на войне, домой едет. Представляете, как оно было – ранило, и это хорошо – домой ведь едет!

Он вернулся вечером, все ревут от счастья. А у него на всю руку гипс, толстый такой. Я думаю, что у него с рукой‑то такое? Откуда детям про гипс знать? В тот же вечер мама с папой пошли в гости к дедушке, а мы остались. Гипс‑то сняли, он лежал на повети. И мы, дети, бегали и друг друга стращали – посмотрите‑ка, чудовище какое, откуда взялось…

На сером коне в яблоках

Ну а потом отец стал работать, и война закончилась. Этот момент я тоже очень хорошо помню. Мой дядя, папин брат, был председателем сельского совета в центральной деревне, Погост называлась. В День Победы они звали всех на улицу, гармони играли. А дядя организовал что‑то вроде трибуны, нарезал красные флаги из ткани. И на сером коне в яблоках выезжал с подгорья! И все кричат: «Ура-а-а-а!!!» Молодёжь вечером устроила танцы, пляшут, радуются…

У нас был очень хороший директор школы, фронтовик, с орденом Красной Звезды. Сын священника, такой эрудит! Даже ребёнком я смогла оценить. У него в кабинете был большой радиоприёмник – там мы и слушали музыку.

И я всё думаю – сталинские времена… Отношусь ко всему без негатива. Просто не могу по‑другому. Потому что я  –из глухой деревни – окончила школу, медицинское училище в Петрозаводске, потом медицинский институт в Ленинграде. Сорок лет врачебной практики, муж, сын, внуки. Не на что жаловаться. Такая вот дорога жизни…

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Записала Ирина ЖУРАВЛЁВА