Недавняя трагедия в Кемерово – боль, которая прошла, наверное, через сердце каждого.
Самое страшное – пережить своего ребёнка. Как жить дальше, если мир рухнул, и самого родного и любимого человечка больше нет? Какие слова найти, чтобы согреть того, кто потерял веру в собственное будущее?
Непростой разговор с методистом Архангельского центра помощи детям «Лучик» Екатериной Пятковой.
– Наша жизнь устроена так, что всё должно происходить в определённом порядке, – говорит Екатерина Пяткова. – Родители должны уходить вперёд своих детей. А когда вперёд уходят дети, то мир матери и отца, действительно, рушится. У родителей словно забирают их будущее. Есть даже такой термин – «осиротевшие родители».
Мы всегда ищем виноватого. Если умирает близкий нам взрослый, то где‑то в глубине души обвиняем его: «Зачем ты меня покинул? Как я без тебя буду?» А перед умершими детьми всегда виноваты мы сами: «Не досмотрели, не уберегли, не научили…»
После трагедии, случившейся в Кемерово, я увидела в социальной сети обращение отца, потерявшего в «Зимней вишне» всю семью. Очень тяжёлое видео. Я смотрела на этого папу, а у него такие глаза… В них шок, но ощущение – до конца он ещё не осознал, что произошло. Как бы застыл во времени.
– Словно часы остановились?
– Да. Именно такое состояние – он всё ещё там… У него всё ещё 25 марта. Проживание потери идёт по единому алгоритму: 9 дней, 40 дней, год. Вначале человек испытывает шок и неверие: «Нет. Это не мой ребёнок…»
Особенно сложно поверить в гибель, если дети были чем‑то изувечены. Если ребёнок обгорел, если снесено лицо в аварии. Убедить себя, что это и есть «мой ребёнок» – почти невозможно. И родители подсознательно ждут: «Вот откроется дверь, и сынок вернётся».
– Страшная иллюзия.
– Часто, когда происходит такое «застревание», не трогают комнату погибшего: «Здесь всё, как при Машеньке». Не трогают детские вещи… В моей практике был случай, когда родители, внезапно потерявшие восемнадцатилетнюю дочку, психологически осознали, что девочки больше нет, только спустя годы. Через восемь лет они смогли, наконец, расстаться с её вещами и книгами. Но потерю ребёнка – её ничем и никогда не восполнить.
Иногда родители начинают разговаривать с фотографией. У меня на консультации была бабушка, потерявшая взрослую дочь. Она одна осталась с маленьким внуком. И каждый день разговаривала с фотографией дочки, как с живой. И крошечного внука тоже подносила к портрету: «Скажи маме доброе утро». Безусловно, в таких случаях необходима помощь специалистов.
– Время не лечит?
– Абсолютно не лечит. Возможно, убирает эмоциональный накал. Наступает такая тихая печаль… Можно научиться жить дальше, но пережить потерю – невозможно. Это как шрам на теле, который со временем станет меньше, но не зарастёт окончательно никогда.
После стадии шока наступает стадия агрессии. Внутренняя или внешняя, но агрессия проявляется всегда. Близкие же, пытаясь поддержать, начинают неумело сочувствовать: «Бог забирает лучших. Твой малыш в лучшем мире». Но для родителя, который только-только потерял ребёнка – это тяжелейшие слова.
Ответом будет лишь агрессия. Поэтому лучше поддержать тем, что просто быть рядом и согревать теплом. Люди, зависшие в своей потере, они… мёрзнут. Они холодеют от ужаса. Наше соматическое состояние проявляется таким вот образом. И можно уйти в такую глубокую соматику, что обострятся все дремавшие до этого болезни.
Дайте возможность страдать. Выслушайте. Выплеск эмоций необходим. Но избегайте шаблонных советов: «Крепись, будь сильным, держись…» За что держаться? Как быть сильнее? Милая, плачь… Мать, потерявшая ребёнка, должна страдать. Как только выплеск произойдёт, наступает следующая стадия проживания горя – принятие. И только затем – выход.
Но близким надо помнить о том, что даже если ваш родной человек справился, в любой момент с ним может случиться «откат назад». То есть произойдёт очередная беда, которая косвенно коснётся его боли, и всё – «ходить по кругу» можно годами.
– Иногда от человека, пережившего горе, можно услышать: «От меня все отвернулись». А близкие просто не знают, как вести себя с ним после всего случившегося.
– Да. Выражать сочувствие порой сложно. И слова: «Прими мои соболезнования» произнести могут далеко не все. Но простой вопрос: «Что я могу сделать для тебя?» – это по силам. Человека нельзя оставлять с горем наедине. Кто‑то постоянно должен быть рядом. Потому что переживший потерю часто забывает позаботиться о самом себе. Забывает есть, пить…
– А если он сам не хочет никого видеть? Отказывается от помощи, прогоняет друзей…
– Это и есть агрессия, о которой мы говорили. И как бы странно ни звучало, агрессия – это хорошо. Это выход для эмоций. Намного тяжелее, если человек замыкается в себе. И мама не может проронить ни слезинки. Многие, видя такое состояние, начинают восхищаться: «Надо же, какая она сильная… Как держится». А это – страшно. Потому что отпустить маму может в любой момент. И «отпустить» так, что сердце не выдержит. Поэтому пусть плачет, волосы рвёт на себе, но не молчит…
– Раньше существовал обычай – нанимать плакальщиц, чтобы проводить умершего.
– Да. И это было не только в Азии, но и у нас тоже. Приходили бабушки и ревели. Потому что надо. Потому что слёзы – это то, что придумала наша психика для собственной защиты. И эти плакальщицы, они, действительно, часто провоцировали окаменевших в горе на слёзы.
– После трагедии в Кемерово многие начали реально бояться за своих детей. Боятся идти в торговые центры, боятся оставлять детей одних…
– Боль, действительно, передаётся и заражает. Но если тревожность мешает жить, надо обращаться за помощью к специалистам. Потому что, транслируя свои страхи, мы, действительно, можем привлечь неприятности. Говорящий для меня случай, я тогда работала в Северодвинске… На консультацию пришла мама убитой девушки. Дочка ушла на дискотеку, а потом её нашли под мостом – мёртвую. И маме не давала покоя фраза, которую она неоднократно в сердцах говорила дочке ещё при жизни: «Вот найдут тебя когда‑нибудь под мостом».
Чтобы не транслировать детям несчастную судьбу, нам необходимо справиться со своими чувствами и разобраться в себе. Возможно, повышенная тревожность – след, который тянется из нашего собственного детства.
А боязнь торговых центров… Ну не надо оставлять маленького ребёнка в игровой комнате на два-три часа. Тем более, если ребёнку нет пяти лет и база доверия к родителям у него ещё только формируется. Попавший в незнакомую обстановку малыш может десять минут побегать. Ну, двадцать… А потом дети начинают себя не очень адекватно вести. И не потому, что им весело. В глубине души им страшно. Страшно, что мама не вернётся.
Из трагедии всем необходимо вынести уроки. Заботиться о своей безопасности и поддерживать тех, кто слабее. Кемеровская трагедия – горе, которое либо сплотит общество, либо разобщит. И хотелось бы верить, что наше общество всё‑таки сплотится.
