12.04.2018 13:14

Ведущий климатолог России Алексей Кокорин: «Человек климат не сдвигает, а раскачивает»

Алексей Кокорин. Фото Артёма Келарева.

Архангельск посетил ведущий российский климатолог, руководитель программы «Климат и энергетика» Всемирного фонда дикой природы* (WWF Russia*), кандидат физико-математических наук Алексей Кокорин.

Он рассказал «Правде Севера», что происходит — глобальное потепление или похолодание, — как устроены долгосрочные прогнозы и будем ли мы когда‑нибудь на Севере растить абрикосы.

– Алексей Олегович, в последнее время слышны разговоры не только о глобальном потеплении, но и глобальном похолодании. И нам на Севере, когда в марте по утрам было за минус 20, поверить в это гораздо легче. Так что же всё‑таки мы сейчас переживаем, и что нас ждёт в ближайшем будущем?

– Что мы сейчас переживаем? То, что на естественные вариации климата, которые были всегда — океанские вариации, солнечные вариации, вулканы извергались и влияли на климат, — теперь наложилось небольшое, но существенное влияние человека, которое не столько климат сдвигает, сколько раскачивает. Мы гораздо больше видим неравномерное выпадение осадков, аномальные температуры, как тёплые, так и холодные. А потепление или похолодание — это зависит и во многом от терминологии. Если говорить «глобальное», если брать климатическую систему Земли, то, конечно, потепление. Потому что главное звено — океан — греется, это экспериментальный факт.

Другое дело — что происходит в атмосфере. Это очень подвижная часть, взаимодействующая с океаном. Вполне может быть в том или ином регионе земного шара похолодание в течение десяти, двадцати лет. И аномальное количество более холодных температур тоже может быть. Более того, физика атмосферы устроена так, что и в Европейскую часть России, и в Европу, и в Северную Америку больше вторжений арктического воздуха. Он гораздо теплее, чем был раньше, но он ужасно холодный для тех, куда он вторгается! И мы это чувствуем на себе, на своей «шкуре». Что будет дальше? «Катастрофа», «апокалипсис» — таких слов вообще нет в научной литературе. Речь идёт о том, что эта тенденция продолжится, не остановится, последствия могут быть довольно тяжёлые, особенно для чувствительных регионов, где засухи грозят, — это не грозит Архангельску, где подъемы уровня моря, но в XXI веке не грозит, а в XXII — может грозить всерьёз.

– То есть виновники нынешних краткосрочных похолоданий — арктические ветры?

— В основном, конечно, холодный воздух приходит с Карского или с Баренцева моря: и в Архангельск, и в более южные области, и на Урал. В Главной геофизической обсерватории имени Воейкова в Санкт-Петербурге сделали принципиально иной вариант расчётов погоды на будущее. Если раньше считали: например, весна — все три месяца — в Архангельской области в 2030‑е годы будет в среднем на три градуса теплее, чем в конце ХХ века. Теперь расчёты более глубокие: берётся уже не три месяца, а один — скажем, март. И рассчитывается, сколько из этих мартов будет теплыми, сколько — крайне тёплыми, сколько — очень холодными. А для страховых компаний другого варианта просто нет. Им нужно понимать, что, скажем, раз в десять лет им придётся возместить большой ущерб, два раза в десять лет — умеренный ущерб, а семь лет получать прибыль.

– Раньше в народе в ходу были ­такие устойчивые представления: холодная зима — тёплое лето, а сейчас кажется, что всё сбилось.

— Это действительно так. Об этом говорили не только простые люди, но и бывший руководитель Росгидромета Александр Фролов. Он говорил о том, что если краткосрочные народные приметы, которые на один-два часа, — ласточки летают низко, — ещё работают, то те, что «если такого‑то числа выпал снег, то будет холодное лето», не работают. Надо сказать, они и всегда работали не особенно‑то хорошо. Вот сейчас у нас поздняя весна и много снега. Это значит, что этот белый снег будет долго таять, что мае будет очень много влаги в почве, которая сохранится и в июне. И если придёт тёплый воздух, она будет испаряться, и будет много дождей. Это значит, что если у нас такая весна, то, скорее всего, июнь — мне сложно сказать про Архангельскую область, про Московскую проще, — будет сырой и холодный. Но сказать, какой будет сентябрь, я ни в коем случае не могу. И даже Главная геофизическая обсерватория вам этого не скажет. Там скажут: в 30‑е годы будет столько‑то таких и столько‑то таких сентябрей.

– Но ведь для людей, не для страховых компаний или промышленности, март 30‑х годов — это почти такая же перспектива, как несколько миллионов лет. Дожить бы.

— Надеюсь, все доживём совершенно благополучно. Эта тенденция не пройдёт завтра. Допустим, количество осадков стало на 20 процентов больше. Но не в этом дело, а в том, что выпадать они стали не в виде десяти слабых снегопадов и десяти слабых дождей, — я утрирую, — а в виде двух сильных снегопадов и двух сильных дождей. А это значит, что городское хозяйство, ливневая канализация, транспортная инфраструктура должны быть к этому приспособлены. Значит, строительные нормы должны быть рассчитаны не на выпадение дождя в течение суток или в течение трёх часов, а на пиковые выпадения дождя или снега за 20 минут. А это другая нагрузка. Шквалистость ветров — тоже другая нагрузка. Например, если раньше Москва была приспособлена и счастливо жила при ветрах скоростью 20 метров в секунду, то теперь надо быть готовым к ветрам 30 метров в секунду.

– Когда после затянувшейся зимы весна всё‑таки берёт своё, происходит очень быстрый скачок от аномально низких температур до положительных. Разве такие перепады не вредны для человека?

– Медики говорят, что, конечно, вредны. Конечно, приятно сесть в самолёт и отправиться в Турцию зимой, если есть деньги, но для здоровья это совершенно не полезно. А то, что таких резких перепадов стало больше, это факт. Этого стало больше по всему миру, и чем ближе та или иная местность к центрам погоды, тем более ярко это выражено. Поэтому, конечно, это ярче выражено в Архангельске, чем в Красноярске — он вдалеке от всех океанов. А Архангельск это чувствует сильней. Это не случайность. А в целом наука уже понимает, что происходит. И не обещает нам всемирного потопа: страшилкам верить не надо, но относиться ко всему надо совершенно серьёзно.

– Говорят, что природа всегда берёт своё…

– У природы есть закон сохранения энергии, но он применим лишь к планете в целом, в лучшем случае — к полушарию. Потому что через экватор, в силу тех или иных физических причин в атмосфере, мало что перетекает. Если где‑то тепло, в тот же момент где‑то холодно, это — качели. Это всё‑таки применимо не к конкретному месту, а к времени. То есть если где‑то аномально холодно, где‑то аномально тепло. Может быть и за пределами России, по всему северному полушарию. Природа берёт своё, однозначно. Только не во времени, а в пространстве.

– Мы начинали разговор с глобального потепления. И всё же, видимо, нам не стоит рассчитывать на то, что когда‑нибудь в Архангельске можно будет без проблем выращивать абрикосы?

– Нет, конечно. В будущем будет больше тёплого лета, но и холодное будет случаться. Выбор теплолюбивых сортов ещё может подойти для овощей, но никак не для фруктов.

– А есть ли предел потепления?

– Что касается усиления парникового эффекта, то пять градусов — это потолок, больше невозможно физически. Просто потому что парниковый эффект — это сложный спектральный процесс. Главный парниковый газ — это водяной пар. Почти все спектральные окна уже заполнены, пусть хоть в два раза больше водяного пара будет, изменится немного. Так что парниковой катастрофы, превращения в Венеру, быть не может. Спрашивается: а почему же было так тепло при динозаврах? Так ведь Антарктида не там стояла, и на Северном полюсе не было канадского архипелага, не было Гренландии. Если снова всё собрать у экватора — плюс восемь градусов вам гарантированы, а то и десять.




* (*признан иностранным агентом)


Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Мария АТРОЩЕНКО