На войне атеистов не бывает

Митрополит Московский и всея Руси Сергий 22 июня 1941 года обратился с письмом к пастве, которое быстро разошлось в переписанных от руки копиях по всей стране – с призывом сплотиться, защитить Отечество и помочь в деле спасения государства.

Об этих малоизвестных страницах нашего прошлого мы и поговорили со специалистом по советскому периоду в истории Русской православной церкви, известным историком и коллекционером Дмитрием Ивановым.

– Дмитрий Викторович, существует мнение, что вклад Русской православной церкви не имел решающего значения в войне?

Дмитрий Иванов– Отчасти это верно – все же на войне основным аргументом является сильная армия и оружие. Но сегодня уже невозможно игнорировать то значимое обстоятельство, что многое в грядущей победе над врагом зависит от настроения армии и народа. И здесь мы в состоянии увидеть множество свидетельств присутствия у людей некой внутренней религиозности, которая, пусть и не проявляясь во внешних формах публичного исповедования или соблюдения обрядности, тем не менее, никуда не исчезла и после революции 1917 года.

А с началом войны Церковь вновь вернула себе право открыто говорить с верующими, но к этому праву прилагалась и обязанность – полностью разделить с народом все его беды и лишения.

– Как думаете, верна расхожая по своей сути фраза, что «на войне атеистов не бывает».

– Знаете, я думаю, сложно идти на смерть и думать при этом, что твоя возможная гибель – это всего лишь очередная жертва, положенная для пользы общества, и ничего более.

– Но как христианин сочетает заповедь «не убий» и войну?

– Человек способен сочетать и примирить в себе самом, казалось бы, самые противоречивые вещи и идеи. Вы же знаете, что с обеих сторон в той войне участвовали христиане. На пряжках солдат Вермахта чеканилась надпись «С нами Бог». Но при этом цели там были бесконечно далеки от христианства.

Вторая мировая, будучи развязанной гитлеровской Германией, была призвана обеспечить победу и торжество над миром нацистской идеологии, а она не имеет ничего общего с христианством. Для верующих в СССР уничтожение врага оправдывалось целями защиты Отечества и освобождением родной земли. В православии содержится мысль о долге христианина в части защиты Отечества от врагов, и воинская служба является здесь священной обязанностью.

– И все же есть те, кто сегодня обвиняет митрополита Сергия в сотрудничестве и компромиссе с богоборческой властью…

 – Поскольку мы говорим о войне, роли и месте христиан в этой глобальной трагедии, то лично я полагаю, что митрополит Сергий занял тогда единственно верную позицию. В принципе, он мог бы «отсидеться» и подождать дальнейшего развития событий.

Но митрополит Сергий не стал ждать, с первых дней войны он последовательно и четко излагал пастве свою позицию, всячески подвигая верующих к делу защиты Отечества и помощи фронту. Кроме посланий и молитв, повсеместно был организован сбор средств на нужды фронта. На деньги верующих закупалась боевая техника, были построены танковая колонна «Дмитрий Донской» и эскадрилья фронтовых бомбардировщиков «Александр Невский». Исторические личности, имена которых носили эти подразделения, прославлены Русской православной церковью в лике святых. И если говорить о компромиссах, то это движение было взаимным. Советская власть в лице ее руководителей стала пытаться нормализовать отношения с верующими. Стало ясно, что большинство верующих в СССР не противники советской власти и готовы поддерживать ее в части защиты своей страны.

– Вы сказали – большинство. То есть были и те, кто не поддерживал?

– Разумеется, были, в особенности на территориях, где оккупационные власти разрешали функционирование ранее закрытых большевиками православных приходов. Однако это вовсе не означает, что христиане там поддерживали врага.

Многие годы я собирал свидетельства тех лет. В моей коллекции есть рукопись бывшего заключенного Соловецкого лагеря особого назначения протоиерея Павла Дмитриевича Чехранова. Он пишет: «В 1941 году все мои сыновья были призваны в РККА, а уже в 1942-м Ростов заняли немцы. Еще не разрушенные церкви вновь открылись... появившиеся вместе с оккупантами неизвестные священнослужители предложили мне совершить молебен «во славу германских сил – освободителей от большевизма, и лично Адольфа Гитлера», я категорически отказался, сказав, что три моих сына сражаются за Родину, и я никогда не стану молиться за их врагов...»

– Вы сказали, что отец Павел отсидел в Соловецких лагерях. Как могли репрессированные священники и миряне поддерживать своих гонителей?

– В свое время постоянно задавался этим вопросом. Изучая документы, общаясь Епископ Архангельский и Холмогорский Леонтий (Смирнов). Архангельск, проспект Павлина Виноградова, 9 мая 1945 годас очевидцами, я пришел к выводу, что это удивительное поколение людей не копило обиды и не мстило обидчикам. У них было совершенно иное отношение к жизни. Все плохое и хорошее в равной степени они воспринимали как этапы некоего испытания, призванного подготовить их к Вечности. И в этом смысле их главной задачей было следовать данному Богу обещанию – сохранить добрую совесть.

– Дмитрий, что известно о том, как верующие на Севере восприняли воззвание митрополита Сергия?

– Тогда в состав Архангельской епархии входила немыслимая по своим масштабам географическая территория. Она включала в себя Архангельскую, Мурманскую области, Республику Коми, Ненецкий автономный округ и часть Карельской АССР. И здесь действовало всего три храма-прихода, где за богослужением поминался митрополит Сергий. В те годы, в силу ранее проводившейся советской властью антирелигиозной политики, масса верующих людей была разобщена и дезориентирована.

По городам и селам ходило множество «попов-самосвятов» и бабок-кликуш, сеявших среди верующих панические настроения разговорами о том, что «идет антихрист и наступают последние времена». Именно им вынуждено было противостоять немногочисленное духовенство, верное Московской патриархии.

– А как же складывалась ситуация в Архангельске?

– У меня за эти годы накопился обширный материал о жизни Церкви в период войны. В Архангельске в те годы действовали только три храма: Сретения Господня в Заостровье, Мартина Исповедника в Соломбале и Ильинская церковь. Первые два из них были под властью обновленцев-раскольников, а священнику Московской патриархии позволили служить только в Ильинской церкви.

Представьте себе Ильинский храм в годы войны: в центральной его части и колокольне находились «мертвецкие», в которые свозили тела погибших от голода, ран и болезней жителей Архангельска, а также эвакуированных граждан и военных. Всю зиму в этих холодных помещениях, наполненных речным льдом, складировались трупы людей, ожидавших здесь погребения.

Верующим позволили молиться в крошечном «скорбященском» приделе, отделенном от основного храма кирпичной кладкой и мешками с песком. Здесь совершал богослужения один-единственный священник-иеромонах.

– А что это был за священник, как он оказался в Архангельске?

– Звали его игумен Серафим (Шинкарев), уже после войны он был переведен в Москву, где стал архимандритом и духовником Троице-Сергиевой лавры. Это был уникальный человек.

Жители Архангельска отзывались о нем как о старце-утешителе. Я читал о нем упоминание в воспоминаниях еще одного фронтовика, старшего лейтенанта пехоты Сергея Михайловича Извекова – будущего патриарха Московского и всея Руси.

Патриарх Пимен говорил об отце Серафиме, что это был «духовник над духовниками». Относительно даты приезда в Архангельск отца Серафима пока возможно сказать лишь, что он появился в городе в 1937–1939 годах. С первых дней войны отец Серафим организовал в Архангельске огромную работу среди верующих.

В моем архиве есть копия отчета, составленного для Московской патриархии и подписанного епископом Леонтием (Смирновым) 2 сентября 1945 года, на мой взгляд, это уникальный документ истории!

– О чем же писал патриарху владыка Леонтий?

 – Этот отчет – свидетельство жизни православных верующих в годы войны.

Например, при Ильинской церкви был организован комитет верующих, организовавший сбор средств и распределявший трудовые поручения среди прихожан. Сотни верующих и сочувствующих приносили в храмы свои сбережения, ценности, теплые вещи, постельное белье, ткани...

Были организованы группы швей-надомниц: они вязали теплые носки, шарфы, кофты, шили одежду. Все это сразу отправлялось на фронт.

Православные прихожане трудились в госпиталях, каждый день стирали белье и окровавленные бинты, убирали палаты, чинили одежду и обувь, поддерживали выздоравливающих и готовили к погребению умерших. В семьях прихожан находили приют и заботу дети-сироты, потерявшие родных. Почти все священнослужители Архангельской епархии в период Великой Отечественной войны, будучи лишёнными возможности служить в храмах, трудились в госпиталях и больницах области.

Вот лишь некоторые имена: протоиереи Алексей Попов и Леонид Ненарокмов работали фельдшерами в окружных военных госпиталях; протоиерей Иоанн Шастов трудился санитаром в местной лечебнице для умалишенных. Все эти священники ранее про шли через тюрьмы и лагеря ГУЛАГа, в том числе и Соловецкие лагеря...

– Скажите, а уже после Победы отметило ли государство эту работу?

– Да, эту деятельность оценило и советское правительство. В 1947 году почти все местные священники были награждены медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». К государственным наградам были представлены также старосты и прихожане архангельских храмов.

Но самое главное, верующим позволили вновь открывать храмы, создавать общины и совершать богослужения – средоточие духовной жизни всякого верующего человека. Этот последний момент и был, по их мнению, главной наградой государства, которую получили православные христиане нашей страны по окончании Великой Отечественной войны.