Эльвира Гильштейн: «Идеальным детский дом быть не может»

О том, как в Архангельской области обстоят дела с устройством детей-сирот в семьи, мы попросили рассказать Эльвиру Гильштейн, начальника отдела опеки и попечительства управления образования и социальной защиты детей министерства образования и науки Архангельской области.

– Эльвира Яковлевна, сколько детских домов в Архангельской области?

– Двадцать девять. Но мы надеемся, что постепенно их станет еще меньше. С 2005 по 2011 год в области реорганизовали девять детских домов.

– Что значит «реорганизовали»? Происходит слияние, когда из двух детдомов делают один?

– Можно и так сказать. Уменьшается количество детей-сирот, что позволяет объединить сразу несколько детских домов. В 2014 году путем присоединения реорганизованы две организации для детей-сирот. И это процесс, который будет продолжаться. Сейчас мы работаем над планом по реорганизации детских домов вплоть до 2018 года.

– А чем вообще это вызвано? Экономией средств?

– Уменьшается количество детей-сирот, состоящих на учете в федеральном и региональном банках данных. Например, на сегодняшний день в федеральном банке данных 93 тысячи детей. В региональном – 1542 ребенка. На начало 2013 года состояло на учете детей-сирот в региональном банке – 1725.

Увеличивается количество детей, переданных в семьи, – значит, детские дома можно перепрофилировать. Высвободились педагоги – это же ценнейший ресурс! Детей, переданных в семьи, необходимо сопровождать, причем сопровождать профессионально.

Реорганизация происходит не в связи с тем, что государство хочет сэкономить деньги, а в связи с тем, что все дети должны быть помещены в семьи. В соответствии со 123-й статьей Семейного кодекса, которая недавно претерпела изменения, помещение в организацию для сирот – временная мера.

– Раньше было по-другому?

– Ранее в Семейном кодексе содержалась норма, что «помещение в организацию для детей-сирот» – это одна из форм устройства детей-сирот наряду с усыновлением, опекой, попечительством и приемной семьей. Сейчас четкая установка – временно, до устройства в семью.

– Когда детские дома закрываются, объединяются – интересы детей учитываются? Они ведь привыкают к воспитателям, друзьям, к самому дому...

– Обязательно. Есть методические рекомендации, где четко говорится, что интересы детей пострадать не должны. Учитываются и родственные связи, причем не только между детьми, находящимися уже в детском доме, но и между родственниками ребенка.

Установки на тот факт, что дети должны быть устроены поближе к биологическим родственникам, ранее не было. Согласитесь, если ребенка из Ленского района увезли в детский дом Северодвинска, то вряд ли бабушка навестит его на выходных... Поэтому при реорганизации мы учитываем все эти моменты.

– Идеальный детский дом в вашем понимании – он какой?

– Идеальным детский дом быть не может по определению. Идеально – это нахождение ребенка в семье. Но для тех детей, которых по каким-то причинам невозможно передать в семьи, необходимо создать условия, приближенные к семейным.

– Ну хорошо, а сколько тогда детей может быть в детском доме? Семейные условия – это как?

– На сколько бы воспитанников ни был рассчитан детский дом, он должен быть устроен в соответствии с новыми требованиями – по семейному типу. То есть изолированные комнаты, минимальное количество детей. По возможности – братья и сестры в одном помещении. Именно таким образом государство намерено создать семейные условия.

– Уже сейчас создать? Но это, наверное, не так просто сделать. Если типовой детский дом еще можно как-то переделать, сделав блочные комнаты, то как переделать интернат по семейному типу?

– Это действительно большая государственная задача. И здесь у субъекта есть право решать самостоятельно, что и как предстоит реорганизовать. На днях у нас было селекторное совещание с заместителем председателя комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Ольгой Юрьевной Баталиной. Позиция комитета – условия в детском доме должны быть приближены к семейным. И мы эту позицию разделяем.

– То есть если в цифрах, то сколько детей может быть максимально в такой семейной группе? Пять? Десять?

– Не более шести человек. Причем акцент делается на том, что воспитатель, если не представилась возможность поместить ребенка в семью, должен курировать ребенка с момента помещения в детский дом и до выпуска. Только такое кураторство и такая привязанность к взрослому позволит ребенку адаптироваться в жизни.

– Но это все равно детский дом. Просто маленькие группы. Не появится у нас что-нибудь по типу «Детской деревни»: одна семья – один дом, где индивидуальный быт, свои правила и семейные традиции?

– Есть такая «Детская деревня-SOS» в Мурманске. Мы были там на семинаре и с опытом знакомились. Это действительно здорово. Считается, что особенно подходит такая форма для подростков, детей из многодетных семей, братьев и сестер. Но все упирается в финансирование. Изначально ведь этот проект создавался за счет иностранных вложений. Сделать подобное только силами субъекта очень сложно. Хотя для нас, наверное, такая деревня была бы актуальна. Учитывая то, что в нашем региональном банке данных детей-сирот в основном подростки. 1123 ребенка – старше десяти лет, 380 детей – с ограниченными возможностями здоровья и инвалидностью, а кроме того, 1345 детей – это братья и сестры.

Причем бывает, что младшему ребенку пять лет и у него есть все шансы уйти в семью. Но он проживает с 15-летним братом

– А вдвоем им попасть в одну семью шансов практически нет...

– Суд решает, насколько привязаны братья и сестры друг к другу. Иногда «спасением» является то, что один, допустим, семилетний ребенок учится в обычном детском доме, а второй помещен в учреждение для детей-сирот с ментальными проблемами. И тогда младший все-таки идет на усыновление. Но, опять же, установка сейчас такая, чтобы соединять и этих братьев, сестер.

– И выход какой?

– Вопрос решается на уровне Госдумы. Для устройства подростков разрабатывается законопроект, он еще, правда, не прошел первое чтение в Госдуме. Но готовится. В этом законопроекте помимо приемной семьи рассматривается и другая форма устройства сирот. Суть ее в том, что профессиональный родитель на основе трудового договора осуществляет обязанности по воспитанию детей. Количество детей – от трех до шести. Это братья, сестры или подростки старше 10 лет. При этом родитель должен обладать определенными знаниями, чтобы уметь справляться с особенностями поведения детей, иметь соответствующее образование.

– А тогда отличия от приемной семьи здесь какие?

– На сегодняшний день приемная семья – это опека, которая осуществляется по договору о возмездном оказании услуг. То есть за вознаграждение за труд. Но такая форма далека от трудовых отношений. То есть нет ни отпуска, ни льгот при оплате проезда к месту отдыха, ни педагогического стажа. Только стаж для пенсии учитывается. И нет требований к уровню образования родителей – просто надо подготовку в школе родителей пройти. Нет требований, которые бы предъявлялись к итогу работы: а что, собственно, из ребенка получилось на выходе?

При новой форме устройства отношения будут регулироваться трудовым договором. У профессиональных родителей не будет права расторгнуть договор, как в обычной приемной семье. И требования к итогу работы станут жесткие – «воспитанник» должен быть полностью адаптирован к жизни.

– Интересная идея. Так, может, это и есть будущее реорганизованных детских домов?

– Надеемся, что это станет решением вопроса для детей, которые в силу разных причин задерживаются в сиротских учреждениях годами.

– В Архангельске давно работает школа для приемных родителей. Опыт там накоплен колоссальный. А в области как дела обстоят с подготовкой и сопровождением приемных семей?

– Вообще, по закону подготовкой приемных родителей должны заниматься органы опеки. Но у органов опеки есть возможность передать полномочия любой организации, в том числе организации для детей-сирот – детскому дому например. Так работает школа для приемных родителей в Котласском районе – на базе Сольвычегодского детского дома. Хорошо зарекомендовали себя школы в Вельском и Онежском районах. В Красноборском районе, Устьянском, Вилегодском районах скоро появятся школы.

– Сколько длится обучение в таких школах?

– Есть примерная программа, где указано – до 72 часов. Но программа может варьироваться. Например, если потенциальный родитель уже имеет педагогическое или психологическое образование, то можно изменить программу, учитывая его профессиональные знания. Для отдаленных районов часть информации можно передать дистанционно, используя Интернет, скайп.

– 70 часов – это не мало?

– Проблема с районами, несомненно, есть. Мы стараемся ее решать. Причем не только в плане подготовки и сопровождения семей. Мы сталкиваемся с тем, что в отдаленных районах диспансеризация детей-сирот при передаче на усыновление затруднена – нет специалистов. И есть случаи, когда даже из Ленского района везут ребенка в Коми, чтобы получить заключение узкого специалиста. Без этого заключения суд просто не вынесет решение.

– Портрет усыновителя, если можно, в общих чертах.

– Это, как правило, люди, которые не имеют биологических детей либо имеют одного ребенка. Возраст – от 30 до 45 лет. Высшее образование, доход выше прожиточного минимума. Трудность в том, что в банке данных потенциальных усыновителей в Архангельской области сейчас состоит 100 семей. И все они отдают предпочтение детям до пяти лет. Причем все хотят максимально здоровых малышей.

– Эти 100 семей – граждане России?

– Да. Усыновляют, как правило, отказников или совсем малышей – до трех лет. Для детей старше трех лет популярна форма устройства – приемная семья.

– Значит ли это, что детей до трех лет практически сразу разбирают?

– Именно так и обстоит дело. Практически сразу.

– А в домах ребенка тогда кто находится?

– Дети, кого поместили сами родители по заявлению в связи с трудной жизненной ситуацией. И когда родители перестают принимать участие в их судьбе, не пытаются улучшить жизненную ситуацию, их ограничивают или лишают родительских прав. А малышей мы устраиваем в новые семьи. Либо это дети, чьи родители, например мать, отбывают срок наказания в местах лишения свободы.

– А если отказ от ребенка происходит в роддоме? Ведь такое тоже бывает.

– К сожалению, бывает. За 2013 год у нас было 52 отказа – 50 детей устроены в семьи. Два ребенка, которые пока не нашли родителей, – это малыши с инвалидностью.

– И как быстро у новорожденных появляются новые мамы?

– В течение месяца–трех.

– Есть какая-то очередь именно на новорожденных?

– Система такая. Граждане, желающие стать родителями, стоят на учете по месту жительства в органах опеки. В Архангельске – свой учет, в Северодвинске – свой. И вначале им подбирают ребенка именно там. Например, произошел в Северодвинске отказ от младенца, кто первый из потенциальных родителей по списку на такой возраст и пол, того сразу приглашают. Выдают направление, чтобы можно было познакомиться с ребенком. На одного ребенка – одно направление.

Если этих граждан что-то не устроило, не почувствовали связи с ребенком, то они направляют заявление -анкету уже к нам, в область. И мы ставим их на региональный учет, так как являемся обладателями всей базы по сиротам. Как только органы опеки, допустим в Северодвинске, не смогли в течение месяца устроить ребенка в семью, данные о малыше попадают к нам.

– На региональном учете только усыновители из Архангельской области?

– Нет. Есть граждане из других субъектов. Например, Коми, НАО, Вологодской области, Москвы, Краснодара, Владимира.

Как только попал малыш в дом ребенка, сразу начинается работа по устройству его в семью. Если есть отклонение по здоровью, инвалидность – мы тоже пытаемся найти семьи. Часто на учете потенциальных усыновителей стоят медики, которые не боятся подобных проблем. Например, у матери, страдающей олигофренией, родился здоровый ребенок. На его усыновление обычные граждане вряд ли решатся. А медики принимают в семью и такого малыша.

– Все 50 отказничков, о которых вы говорили, они ушли в российские семьи?

– Да. В иностранные семьи идут дети, сведения о которых год находились в федеральном банке данных и которых до этого предлагали россиянам. Только когда есть отказы российских граждан и истек год, причем это контролируется федеральным банком, возможно иностранное усыновление.

– То есть у тех двух малышей с нарушениями здоровья в случае, если в России им не найдутся родители, тоже есть шансы попасть в семью?

– Через год – да. Иностранных усыновителей не пугает диабет, туберкулез, ДЦП, легкая умственная отсталость. Они не боятся брать детей, которым при рождении ставили такой диагноз, как сифилис. Причем с легкой умственной отсталостью усыновляют и подростков. И надо заметить, что такие дети в семьях адаптируются, делают успехи.

– Из каких стран к нам приезжают усыновители?

– Россия не сотрудничает с теми странами, с которыми нет соглашения о взаимодействии. Мы, например, работаем с Италией, Испанией, работали со Швецией. Но сейчас пока в паузе, потому что вопрос как раз на стадии подписания соглашения. Работаем, если это совместные браки. Например, гражданка Италии и гражданин Франции. Или, например, итальянка и гражданин Германии. Но в этих случаях требуем подтверждающие документы, что в случае разусыновления ребенок не попадет в однополую семью.

– Такие случаи с нашими детьми, отправленными на иностранное усыновление, были?

– Нет. Причем судьбу каждого такого ребенка мы отслеживаем до 18 лет. С августа 2013 года изменились требования к отчетам. Раньше срок ограничивался всего тремя годами.

– Иностранцы не возвращают детей, а отечественные усыновители?

– Такие случаи есть. Один за год – это отмена усыновления. Происходит такое в подростковом возрасте, когда не справляются усыновители. В основном же мы сталкиваемся с отменой опеки. Примерно 13 случаев за год – когда бабушки, дедушки не справляются с внуками, родители которых лишены прав. И происходит это тоже в подростковом возрасте. Опять встает вопрос о профессиональном сопровождении таких семей.

По закону, прекращая опеку, мы должны ребенка устроить в организацию для сирот и дальше продолжать искать ему приемную семью. Но сделать это в 13–15 лет очень сложно. Поэтому остро стоит вопрос об обучении родственников в школах приемных родителей. Сейчас по закону они освобождены от обучения. Регионы предложили ввести эту норму в законопроект. Надеемся, что предложение будет учтено.

– А в приемных семьях бывают отказы от детей?

– Это называется – расторжение договора о приемной семье. Совсем редкие случаи.

Галина Королева

начальник отдела по надзору за исполнением законов о несовершеннолетних и молодежи прокуратуры Архангельской области:

– По заявлению родителей и по решению органов опеки дети могут быть временно помещены в Дом ребенка. В нашей области таких учреждений три: в Архангельске, Северодвинске и Котласе.

Допустим, родила ребенка молодая женщина, у которой нет мужа, работы, жилья... В этом случае подключаются органы опеки. Конечно, ситуация должна быть серьезно проработана, потому что существует два варианта: написать заявление об отказе от ребенка или заявление о временном (на шесть месяцев) помещении его в Дом ребенка. Все зависит от конкретной ситуации. Но нередко главной мотивацией к написанию заявления на временное помещение в Дом ребенка становится такой аргумент: «На всякий случай». Еще аргумент – если не отказаться сразу, то положено пособие при рождении ребенка. Бывает и такое. Потом мама не приходит полгода, еще полгода...

Максимальный срок, на который можно временно отдать ребенка, в законе не оговорен. Но органы опеки ориентируются на полгода, поскольку этот срок звучит сразу в нескольких статьях Семейного кодекса.

Да, срок временного пребывания может быть продлен. Но это не в интересах ребенка. По закону после шестимесячного пребывания в Доме ребенка может быть начата процедура лишения прав. Но у родителей всегда найдутся уважительные причины, и суд может встать на их сторону. А ребенок в кроватке не скажет: «Я не могу ждать еще полгода, дайте мне семью. Я хочу расти, как все дети».

Все детки до четырех лет имеют серьезные шансы на усыновление. Не стоит лишать их этого шанса. Кроме того, в таком возрасте они обделены родительской заботой, и это сказывается на их развитии. Каждый день на счету.

Ситуации с пребыванием детей в Доме ребенка более полугода – не самая серьезная проблема, ее можно решить с помощью активных действий органов опеки.

Больше беспокоят те дети, которые по каким-то причинам не попали в Дом ребенка, хотя в семье им не могут дать ни ухода, ни воспитания. В таком случае дети становятся заложниками родительской «любви». Родители бьются за свои права, требуют, жалуются: «Мы исправимся, мы будем заниматься воспитанием...»

Как показывает практика, за такой любовью может стоять просто боязнь потерять источник дохода, поскольку, например, многодетные семьи сегодня имеют немало льгот и выплат.

А ребенок не может постоять за свои права. Даже если он уже умеет говорить, он зависим от родителей, потому что, какими бы они ни были, любит. Или другой вариант – боится. Задача прокуратуры – защитить этот негласный интерес, причем не в заявительном порядке, а в инициативном. То есть мы должны найти эти случаи и принять меры.

Но на переднем рубеже защиты интересов ребенка стоят органы опеки. Сейчас они испытывают немало нападок. Среди них есть заявления обоснованные, но это исключения, а не норма. К сожалению, и в этой сфере, как и в любой другой, есть нерадивые работники. Но это не значит, что все органы опеки хотят отобрать детей из семей, где нет апельсинов в холодильнике.

Записала Елена ПОНОМАРЕВА.

Ольга Епифанова

заместитель председателя комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей:

В России идет плотная работа по совершенствованию семейного законодательства. Правительство утвердило Концепцию государственной семейной политики, я вхожу в рабочую группу при президенте по реализации национальной стратегии действий в интересах детей на 2012–2017 годы. Эта рабочая группа разработала проект концепции совершенствования семейного законодательства, в котором обозначены основные направления законодательной работы в этой сфере, в том числе и проблемы сиротства.

В частности, разрабатывается идея так называемой профессиональной семьи как альтернатива детскому дому. Рассматривается также идея презумпции добросовестности родителей – как ограничитель излишнего рвения органов опеки, и другие поправки в Семейный кодекс.

Насчет иностранного усыновления хочу отметить, что никаких новых ужесточающих мер Комитет не предлагает. У России есть соответствующие договоры с Италией и Францией, идет процесс согласования такого договора с Испанией. Главное условие: чтобы страна-усыновитель постоянно отчитывалась и информировала соответствующие органы в России о состоянии дел с усыновленным ребенком.

Я не разделяю точку зрения, что в нашей стране растут проблемы с российским усыновлением. Для приемных семей постепенно растут преференции и льготы. Да и цифры усыновления говорят сами за себя: в 2012 году иностранных усыновлений было 2604, российских – 6565, а в 2013 году 1488 и 7757 соответственно. То есть доля иностранного усыновления падает, а российского растет.

А вот насчет того, что матери постепенно перестают навещать своих деток в специальных группах детских домов, могу сказать, что законодательно это трудно решаемая проблема. Все, что связано с совестью, моралью, родительским долгом, нельзя отрегулировать законами. Существуют определенные формальные основания, позволяющие относить тех или иных детей к категории оставшихся без попечения родителей. Если нет такого статуса, то ребенок не попадает в соответствующую базу данных, о нем не знают потенциальные усыновители.

Существуют также органы опеки, которые так или иначе должны работать в том числе и с нерадивыми родителями, но на практике все гораздо сложнее. Проблема многоплановая и не решается только возможностями депутатского корпуса. Это проблема общества в целом. Есть такая банальность: зрелость общества определяется по тому, как в нем живется старикам и детям.