Татьяна Лавёрова: «За всеми достижениями папы стоял громадный труд»

В Архангельске прошла Всероссийская научная конференция «Глобальные проблемы Арктики и Антарктики», приуроченная к 90‑летию нашего выдающегося земляка, уроженца Коношского района, академика Николая Павловича Лавёрова

Яркими событиями стало открытие памятника учёному в Соломбале и нового лабораторного корпуса Федерального исследовательского центра комплексного Николай Павлович Лавёров. “Есть художники, которые не могут не рисовать. А есть люди, получающие кайф от того, что учатся. Папа был из этих людей”изучения Арктики, который носит имя академика.

Мероприятия конференции посетила дочь Николая Павловича Татьяна Лавёрова. Она рассказала «Правде Севера» о том, как закалялся характер её отца – блистательного учёного-геолога и государственного деятеля.

– Татьяна Николаевна, ваш отец начал путь в науку в очень непростое для страны и семьи время.

– Да, шла война, а он был старшим сыном в многодетной семье. В селе Пожарище была только семилетка, и когда папа её окончил, ему было не ещё, а уже 14 лет. Дед мой, прошедший три войны, – финскую, Великую Отечественную и японскую – вернулся домой только в 1946‑м. Поэтому папа в семье был главным работником и помощником. Бабушка видела его счетоводом, главным бухгалтером, а папа окончил школу с отличием и хотел поехать учиться в Кировский горно-химический техникум.

Пришёл директор школы, сказал бабушке, что сын у неё очень одарённый: «Ты должна его отпустить, пойми, парню дальше учиться надо». Поговорил с директором колхоза. Во время войны нельзя было передвигаться свободно, к тому же нужно было направление на учёбу и свидетельство о рождении, которое на руки не выдавали. В итоге, все проблемы были решены, и папу зачислили в техникум.

Бабушка отпустила его учиться дальше, зная, что груз бытовых проблем станет тяжелее. Весной 1945‑го папа окончил седьмой класс и поступил в горно-химический техникум.

Поехал он на поезде со своим другом. Мест в вагоне не хватило, и они забрались на крышу. Бабушка дала им в дорогу небольшой мешочек репчатого лука: Кировск находится в Мурманской области, в Заполярье в годы войны бушевала цинга. Они ели лук и выменивали его на другие продукты и вещи. Папа рассказывал, что выменял крепкие ботинки на лук.

– А почему выбор пал именно на кировский техникум?

– Там выдавали форму и предоставляли общежитие. Общежитием служил огромный спортивный зал, где проживали 40 человек. Ночью раскладывали маты и спали на них, а днём часть убирали и использовали спортзал по назначению. Ну и, конечно, если учащийся хорошо учился, он получал стипендию.

В Кировске были экстремальные жизненные условия, совершенно не тепличные. Папа говорил, когда начиналась сильная пурга, из общежития до учебного корпуса нужно было идти, цепляясь за канат. Случались трагедии, когда идущие студенты отпускали канат, не могли сориентироваться в темноте, пропадали и замерзали. Была тяжелейшая внутренняя ситуация. В техникум принимали демобилизованных. Происходили конфликты, перерастающие в драки. У папы на руке был шрам от ножевого ранения, которое он получил, когда кого‑то разнимал.

Но преподаватели в техникуме были уникальные, ссыльные из Ленинграда научные работники, фанаты своего дела, которые не могли учить плохо. Поэтому планка преподавания в техникуме была очень высокой.

Уже тогда папа начал работать в урановой экспедиции: на Кольском полуострове искали уран. Так он начал заниматься этой темой. К тому же так можно было зарабатывать на жизнь. В 15 лет ему доверили носить радиометр, который весил 16 килограммов. Его должность называлась коллектор, шутил, что это «помесь осла и человека». Все участники экспедиции были материально ответственными. Однажды, когда они высаживались на берег, их лодка перевернулась. Было холодно, но им пришлось нырять, чтобы достать из воды приборы.

Кировск – небольшой город, окружённый горами. Папа там научился кататься на горных лыжах. Лыжи были деревянными, никаких подъёмников, конечно, не было: съехал с горы – пешком наверх. Но увлечение это осталось на долгие годы.

– Учился Николай Павлович, видимо, настолько хорошо, что легко поступил в столичный вуз?

– Окончил техникум с отличием, и его рекомендовали в Государственный университет цветных металлов и золота в Москве. Выдали шинель, форму. Избрали старостой потока, поскольку уже было понятно, что он обладает выдающимися организаторскими способностями.

В институте его звали «Колька лохматый». У него были совершенно необыкновенные густые кудрявые волосы. Уже потом, в зрелые годы, его стригла мама, причём буквально каждые две недели. Стоило чуть‑чуть этим волосам вырасти, как они начинали виться, а папа считал, что выглядит неприлично. Это было предметом зависти женской части нашей семьи (смеётся). К тому же очень долго он не был седым.

На фото, которое мы взяли на создание образа для памятника, папе 75 лет. А выглядел он тогда так моложаво, что давали ему 55. Он никогда не курил, выпивал как все, занимался спортом.

– Правда, что ваши родители познакомились благодаря спорту?

– Да. Папа начал заниматься самбо. В то время спортом занимались все. И познакомился он с моей мамой, которая занималась гимнастикой, именно в спортзале.

Семья мамы – из Астрахани. В 1942 году бабушка с двумя детьми с трудом эвакуировалась в Чебоксары: всё время были бомбёжки. Дед по маминой линии воевал и пропал без вести под Севастополем. А раз пропал – пенсия не положена. Жизнь была очень тяжёлая. Это уже потом мы выяснили, что дед попал в плен и умер в одном из немецких лагерей.

Мама окончила десять классов. Учителем физкультуры у них в классе был бывший воздушный акробат. Он учил детей гимнастике. Мама было гибкая и тоненькая. Когда она приехала учиться в институт, она, можно сказать, была цирковой гимнасткой. И папа сразу обратил на неё внимание.

– Обычный образ учёного – человек, полностью сконцентрированный на знании, но ваш отец и в спорте добился определённых успехов.

– Да, стал чемпионом Москвы по самбо и получил звание мастера спорта. Он всегда был физически крепким человеком. Рост его был 178 см, но пиджак для костюма нужен был 56 размера, а брюки от костюма я несла в ателье, чтобы их перешили на 52‑й. В студенческие годы его называли Тарзан. Словом, очень красивый и видный мужчина.

– Когда вы ощутили, что ваш отец – значимый для страны человек?

– В 1966‑м году в Узбекистане произошло землетрясение. Мы жили в закрытом городке рядом с урановым месторождением недалеко от Ташкента. Я помню, как попадали полки со стен, билась посуда. Мама спрашивала: «Коля, Коля, что происходит?» Папа пошёл в кабинет изучать научную литературу об особенностях землетрясений.

На нас с братом «шикали», чтобы мы не мешали ему работать. Он долго с кем‑то перезванивался, эмоционально говорил в трубку. За ним приехала большая машина, и он поехал ближе к эпицентру землетрясения. Это было первое землетрясение, с последствиями которого ему пришлось разбираться. Сначала надо было определить, будут ли повторные толчки, нужно было обезопасить людей, спасать из‑под завалов, обеспечить водой и электроэнергией и не допустить эпидемий.

Помню его осунувшееся лицо, когда он вернулся. И тогда я поняла, что произошло что‑то страшное. Его работу я помню именно с этого момента.

А потом было и второе землетрясение – Спитакское. Не дай бог один раз такое увидеть. Но уже в совершенно другой должности он поехал разбираться с последствиями землетрясения в Армении в 1988 году.

– Как думаете, какое качество Николая Павловича сыграло ключевую роль в том, что он добился таких успехов в науке?

– Есть художники, которые не могут не рисовать. Рисуют на салфетке, газете, стене, руке – где угодно. А есть люди, получающие кайф от того, что учатся. Папа был из этих людей. И память у него была – просто капкан.

Каждое лето он приезжал в деревню на сенокос. Соседи спрашивали у деда: «Что Николай делает?» «Учится». «Что, всё учится? Когда работать начнёт?» Представляете, дед даже стеснялся, что сын слишком много учился! Когда папа защитил докторскую, кто‑то решил, что он стал доктором и пришёл к нему лечиться. Пришлось объяснять. Только когда он стал членом-корреспондентом и начал получать соответствующую выплату, скептики сказали: «Ну ладно, толк есть с учёбы».

А среди учителей папы были академики Владимир Иванович Смирнов, Анатолий Георгиевич Бетехтин, Александр Павлович Виноградов. Эти и другие его учителя-учёные поддерживали, а не тормозили, и радовались его успехам. Папе очень везло на людей. И, конечно, за всеми достижениями стоял громадный труд.

– Судя по всему, Николай Павлович очень любил и ценил свою малую родину.

– Да, он очень любил свой северный край, родительский дом, людей, озёра, леса и поля. Каждый год в отпуск хоть на несколько дней вместе с братьями и с кем‑нибудь из детей, внуков или племянников он приезжал в родную деревню Пожарище.

Сюда же к нему приезжали друзья, коллеги, сотрудники научных институтов и просто знакомые из Архангельска и Северодвинска. Благодаря общению с ними, он всегда был в курсе жизни и проблем. Архангельский край он считал тёплым домом, где всегда встречал любовь, взаимопонимание, компетентность, оперативность и упорство в решении многих проблем.

Он был коренным, истинным северянином. Именно здесь он вырос, учился, впитал менталитет народа Севера и сформировался как человек широкой души, глубокого, мудрого ума и таланта, признанным учёным, академиком энциклопедического уровня знаний и патриотом своей страны.

Очень отрадно, что скульптору Виктории Тищенко удалось почувствовать, понять и воспроизвести суть, дух и облик Николая Павловича, за что ей огромное спасибо.

Огромное спасибо, что именно на его малой родине, на Архангелогородчине почтили и увековечили его память. Семья, родные и близкие благодарят всех за память о Николае Павловиче. Большое спасибо организаторам, спонсорам, друзьям, коллегам, учёным, просто архангелогородцам, всем, кто его знал, кто был в разное время рядом, кто ему помогал и поддерживал.