«Рыбный промысел в Белом море, можно сказать, рухнул»

Ситуацию с традиционными местами рыбной ловли в Поморье оценивает руководитель СевПИНРО

«Правда Севера» не раз рассказывала о борьбе поморских рыбаков за исторический принцип закрепления квот на морские биоресурсы. Квоты формируются на основе прогнозных данных учёных.

О том, как производится оценка запасов рыбы, мы расспросили Андрея Семушина, руководителя Северного отдела Полярного научно-исследовательского института морского рыбного хозяйства и океанографии Андрей Семушинимени Н. М. Книповича. Зона ответственности архангельского подразделения НИИ – Белое море, прибрежные районы Баренцева (в границах Ненецкого автономного округа) и Карского морей, внутренние водоёмы Поморья, Республики Коми и НАО.

– Андрей Владимирович, как строится механизм оценки рыбных запасов?

– Наш НИИ проводит исследования и с двухгодичной заблаговременностью даёт прогноз по состоянию запасов ВБР (водных биоресурсов) пресноводных и морских водоёмов. В 2018 году мы подготовили прогноз на 2020 год. Он будет защищаться во Всероссийском научно-исследовательском институте рыбного хозяйства и океанографии. А далее в Федеральном агентстве по рыболовству (ФАР) будут оформлены приказы о возможных допустимых и общих допустимых уловах для всех промысловых видов.

– Каким образом проводятся исследования непосредственно в водоёмах?

– Методики достаточно прозаичны. Самая первая задача – экспедиции на места промысла и забор проб. Исследования на Белом море ведутся с помощью судна или прямо с берега на нерестовых скоплениях наваги, сельди и других видов: нерестовые скопления образуются прямо у берегов. Рыба из улова оценивается по множеству критериев: плодовитости, размерно-весовым характеристикам, возрастному составу, общему состоянию, жирности.

Оценивается мощность нерестовых подходов. Осенью во время рейса мы изучили ситуацию с помощью акустической съёмки на предзимовальных скоплениях. Это называется прямым учётом скоплений, когда рыба накануне зимы сбивается в косяки и её запасы можно оценить с помощью акустической аппаратуры. Полученные данные позже должны подтверждаться нерестовыми подходами. Если подтверждения не происходит – прогноз вылова может быть пересмотрен.

Также проводятся исследования ранних стадий развития рыб, когда личинки выклёвываются из икры. Это маленькие рыбки, даже ещё не мальки, а так называемый ихтиопланктон. Он разносится по морю, и мы проводим ихтиопланктонную съёмку, с помощью которой подтверждаем либо не подтверждаем появление урожайного поколения. Лов производится специальными планктонными сетями.

Подсчитываем, сколько в определённом объёме воды содержится личинок. Смотрим, насколько эффективно прошёл нерест, какова выживаемость, как личинки переходят на питание зоопланктоном, какие перспективы выживания у поколения.

Если икры и личинок изначально немного, то ожидать урожайного поколения через несколько лет – неоправданно. Но если мы фиксируем массовый выклев личинки, видим, что она хорошо питается, мы предполагаем, что через два-три года это поколение вступит в промысел и будут возможны хорошие уловы.

– В чём заключена суть тралово-акустической съёмки?

– Судно идёт по местам традиционных скоплений рыбы, которые нам хорошо известны. Судно движется галсами, «нарезает сетку» и время от времени ведёт траловый лов, чтобы подтвердить показатели эхолота. Нужно подтвердить размер рыбы, объёмы скоплений и видовой состав: эхолокатор видит скопления, но он не отличит креветку от рыбы.

Скопления сельди, наваги и трески зачастую можно отличить по рисунку. По специфическому виду косяка на мониторе специалист способен понять, какая это рыба. Но иногда скопления бывают смешанными. Особенно у нас в Двинском заливе, где молодь сельди может находиться рядом с молодью наваги. Изучив такие скопления, вычислив процентное соотношение видов, мы корректируем свои данные.

Когда баланс данных собран в базы, проводятся расчёты. Ранее, когда промысел в Белом море вёлся регулярно, использовались математические модели. В них закладываются данные по уловам, пополнению и смертности рыбы. Но такие модели основаны на данных регулярного промысла, а когда промысел исчезает, нужна сильная корректировка. И сейчас мы именно на таком этапе, когда эти методы работают недостаточно хорошо.

– Почему?

– Потому что, к сожалению, промысел в Белом море производится в объёмах, далёких от возможных и рекомендованных. Рыбная отрасль на Белом море экономически страдает. Промысел, можно сказать, рухнул. Но есть пример Баренцева моря, где промысел идёт постоянно, и где запасы трески используются совместно с норвежцами. И там отлично работают эти механизмы и математические модели.

– Эксперты, ратующие за традиционные поморские промыслы, утверждали, что после запрета на добычу тюленя он размножился и усиленно поедает рыбу, что чревато истощением запасов. Так ли это?

– Здесь надо чётко понимать, что и тюлень, и белуха, морские млекопитающие, – это серьёзнейшие потребители рыбы. Они съедают огромное её количество. И мы с ними находимся в своеобразной конкуренции. Тот же гренландский тюлень потребляет сельдь и навагу. И конечно, ограничение промысла тюленя может играть негативную роль для состояния запасов рыбы. Но пока мы этого сильно не замечаем в своей статистике.

Существующий промысел слишком мал, он не позволяет отслеживать изменения под воздействием промыслового изъятия. Если бы в Белом море был массовый промысел рыбы, это было бы заметней. Более того, рыбаки, работающие на побережье, прекрасно знают, что тюлень портит орудия лова, гоняет рыбу и сам попадается. А так как на него нужно отдельное разрешение, рыбаки оказываются в ситуации непреднамеренного браконьерства. Приходится платить штраф. И таких случаев в последнее время становится всё больше.

– Года два назад в Онеге нам рассказали, что рыба уходит от берега и местные рыбаки уже не могут пользоваться старинными видами лова. А связывали они это с тем, что меняется температура воды. Вы можете это подтвердить?

– Мы стараемся держать руку на пульсе. Первый аспект – время становления крепкого льда. Рыбалка проходит как по открытой воде, так и подлёдно, и каждый рыбак видит, что зима наступает позже: лёд, где рыбаки могут поставить орудия лова, формируется позже. И получается, что период шуги, формирования льда растягивается. Бывает, что лёд вроде бы сформировался, а потом снова растаял. Рыбалка с точки зрения сроков может провалиться, потому что рыбаки вовремя не поставят орудия лова.

Второй аспект – смещение сроков нереста у рыбы и смещение зимовальных миграций. И это тоже завязано на температуру. Когда море охлаждается, формируются градиенты температуры, расслаивание вод. Это сигнал для рыбы, чтобы собираться в косяки, мигрировать к местам зимовальных скоплений. Но если море перегрето, вся вода перемешана, то вся рыба рассеивается, и она дольше созревает для нерестовых миграций.

Например, наваге надо, чтобы температура воды была низкой, тогда она подойдёт к рекам, дозреет там и отнерестится. Но если вода относительно тёплая и рыба распределена по заливу, перемещения становятся более вялыми. И рыбалка становится менее удачной.

С сельдью тоже происходят интересные процессы. Когда море охлаждается, в нём формируются отдельные линзы холодной и тёплой воды, и сельдь может в этих линзах создавать косяки, которые очень хорошо отслеживаются на эхолокации.

У нас были интересные наблюдения по смене миграционных путей сельди в Кандалакшском и Онежском заливах. Дело в том, что сельдь традиционно заходила в Сорокскую губу в Карелии на зимовальное скопление. И это было на руку местным рыбакам. Но был период, когда сельдь перестала туда приходить. А это гигантские запасы. Мы посмотрели и обнаружили сельдь в других местах. Но прошло пять-шесть лет, и этот процесс повернулся вспять, и рыба снова подошла к Карелии.

– Какие тенденции вы отмечаете на реках и озёрах Поморья?

– Складывается негативная тенденция с лососем. Его запасы, если и не сокращаются, то во всяком случае и не увеличиваются. В первую очередь из‑за браконьерства. Объёмы, изымаемые официальным промышленным ловом,  невелики, но мы видим, что рыбы явно изымается больше.

Вопрос контроля запасов ценных видов рыбы стоит очень остро. Та же проблема касается сигов: мы не видим объёмов, которые изымаются любительским ловом. Всем известна Унская губа, где любители приезжают ловить навагу. И это не попадает ни в какую статистику. Мы вместе с национальным парком «Онежское Поморье» пытались оценить изымаемые объёмы. И можем чётко сказать, что они соизмеримы с промышленными, это большие объёмы.

С неценными, частиковыми видами (окунь, щука, лещ), которые обитают во внутренних водоёмах, ситуация абсолютно нормальная. Они не осваиваются даже в тех объёмах, которые мы выделяем.

– Недавно в Совете Федерации общественники и эксперты обсуждали необходимость внедрения среди рыбаков-любителей принципа «поймал – отпустил».

– Этот принцип хорошо показал себя на спортивной ловле ценных видов, того же лосося. Это больше касается Мурманской области и НАО.

С 2020 года вступит в силу закон о любительском рыболовстве. Там нет речи о спортивной рыбалке, только – о любительском рыболовстве. Переделываются нормативные документы, включая Правила рыболовства. Скорее всего, будут вводиться новые меры регулирования в режиме любительской рыбалки такого плана.

Метод «поймал – отпустил» хорошо подходит для крупной рыбы, с которой интересно побороться с помощью спиннинга, а с другой стороны, она тебя не сильно волнует в качестве продукта, интересней сам спортивный процесс.

– Какова выживаемость рыбы после вылова?

– Разная. Зачастую рыбе, пойманной промысловыми орудиями, с помощью сетей, очень трудно выжить. Таких исследований проводилось немного, но они были. Легче выживают камбала, лосось и навага, а такой вид, как сельдь, практически не выживает даже в воде, находясь в сети. Вероятно, идут необратимые стрессовые процессы. Сельдь – очень нежная рыба. Если вы возьмёте её в руку, у вас вся рука будет в чешуе. Если речь идёт о рыбалке на лосося в режиме «поймал – отпустил», то эта практика широко применяется в России и за рубежом и показала свою оправданность в вопросе сохранения ценных видов рыб.