В постскриптуме к опубликованной 16 июля 2014 года статье «Объект номер один» упоминалось о гибели в период советско-финляндской войны 1939–1940 годов моего дяди Михаила Васильевича Лощилова. Полагаю, что нижеприведенные сведения о нем представят интерес не только для тех, чьи родственники в те годы разделили его судьбу.
Родился будущий участник «незнаменитой» войны 20 октября 1918 года, то есть в разгар войны, несравнимо более известной – Гражданской. Причем появился на свет в дни, когда его мать Мария Леонтьевна (до замужества Рухлова) еще не оправилась от страшных утрат: завезенная интервентами в Архангельск эпидемия «испанки» унесла жизни двоих сыновей – шестилетнего Александра и восьмилетнего Павла.
Но этими утратами горести военного лихолетья не закончились. Вскоре мать и сын были лишены и без того скудного, выдававшегося по карточкам месячного пайка: 10 фунтов муки на ребенка, 15 фунтов на взрослого, по два фунта овса, одному фунту селедки и четверти фунта чая. Оказались же они «лишенцами» по простой причине: муж и отец Василий Павлович был по другую сторону линии фронта – в Красной Армии. Выжить в таких условиях и дождаться изгнания белых помогли делившиеся последним соседи-соломбальцы.
В школе Миша учился хорошо, да и к его поведению претензий не было. После пятого класса он, несмотря на уговоры учителей, пошел работать, ибо отец уже был на пенсии по инвалидности, а в семье подрастали еще трое детей. Сначала устроился учеником слесаря на судоремонтный завод, но затем потянуло море. Причем не остановила даже предложенная для начала тяжелая и грязная работа кочегаром.
Отходив несколько навигаций на судах морского пароходства, Михаил перешел работать в созданную в Мурманске «Севморднобазу», занимавшуюся дно углублением северных портов.
Повестка из Соломбальского райвоенкомата пришла в первых числах ноября 1939 года, когда Михаил был дома в отпуске. Медкомиссия, сборы и проводы были недолгими, и 12 ноября он и другие новобранцы-северяне отбыли по железной дороге. В первом письме, пришедшем из Горького, где шли формирование дивизии и обучение молодых бойцов, Михаил, в частности, писал: «В часть мы приехали 17 числа и сейчас уже разбиты по подразделениям и получили форму, вместо сапог дали ботинки с обмотками. Ехали мы весело, от Вологды эшелоном, а до Вологды в пассажирских вагонах. В город не отпускают. Но когда мы ходили в баню, дак город понравился – здесь много трамвайных путей и больших домов».
А в следующем, посланном 7 января 1940 года из Горького, говорилось: «Нас хотят переводить в другой город, но пока неизвестно в какой. И писем больше в свой почтовый ящик не принимают, поэтому приходится идти в город опускать. Я потому не пишу обратный адрес, что могут задержать письмо и не пропустить. Писем пока не пишите, я напишу с нового места».
21 января Михаил наконец дал понять, куда их переводят: «Я вам сообщаю, что нахожусь в дороге, уже подъезжаем к Ленинграду, а долго ли проедем, пока неизвестно. Едем эшелоном в товарных вагонах, из Горького выехали 17 января ночью. Получили все теплое обмундирование: валенки, фуфайки, зимние шапки и каски. Я получил ручной пулемет».
В последнем письме, датированном 2 февраля 1940 года, он писал: «Здравствуйте, дорогие мои родные. Низко кланяюсь и желаю всего хорошего, главное, здоровья. Я жив и здоров, но только сильный кашель, наверно, простудился при переходе. Я вам хочу сообщить, что нахожусь в Финляндии в действующей армии. В переходе мне достается тяжеловато, на пальцах ног появились пузырьки вроде мозолей. Мы прошли много деревень и нигде не видели ни одного финна, все уведены белофиннами. Много деревень сожжено, только торчат одни печки и трубы. На улице валяются домашние вещи, к которым присоединены мины, только прикоснись руками – и они взорвутся. Пока до свидания. Ваш сын и брат».
Минуло еще несколько недель, и родители получили печальную весть. Командир девятой роты 55-го стрелкового полка Кирсанов сообщил: «Ваш сын Лощилов Михаил Васильевич погиб 11 февраля 1940 года при наступлении на дер. Пейккола на озере Кирккоярви». Страшное горе, обрушившееся на семью, конечно, не смогли облегчить заключительные строки похоронки: «Сын ваш был в числе лучших сынов нашей Советской Родины, храбро защищавших свободу и независимость нашего народа».
Как удалось выяснить, день, когда погиб дядя, был днем начала наступления на Карельском перешейке, в ходе которого части Красной Армии в ожесточенных боях прорвали главную полосу «линии Маннергейма». А затем, развивая натиск, разгромили основные силы финской Карельской армии и 12 марта вошли в Выборг, что вынудило финское руководство обратиться с просьбой о мире и согласиться с выдвинутыми советской стороной требованиями. В итоге граница была отодвинута от Ленинграда почти на сто километров, и к СССР отошла территория Карельского перешейка, которую еще до начала конфликта Советское правительство предлагало обменять на вдвое большую.
Этот факт говорит о том, что понесенные жертвы назвать напрасными нельзя, так как легко представить, какой была бы судьба Ленинграда и ленинградцев, если бы граница оставалась в 32 километрах от города. Ибо в любом случае (была бы «зимняя» кампания или нет) Финляндия стала бы союзницей фашистской Германии в войне с СССР. Поэтому слова похоронки о сыновьях, «храбро защищавших свободу и независимость нашего народа», оказались провидчески точными, потому что погибшие в той «незнаменитой» войне, по сути, оказались первыми героями еще не начавшейся Великой Отечественной. Так как ценой своих жизней они фактически спасли от гибели и плена в первые ее дни сотни тысяч ленинградцев.
Несомненно, этот вывод обуславливает и другой: к погибшим в советско-финской войне необходимо относиться так же, как к героям Великой Отечественной, точно так же помнить о них, сохранять воинские захоронения.
В заключение остается сказать, что в память о дяде остались фотографии, его письма и им, не лишенным творческой жилки человеком, незавершенная работа – вырубленный из листа меди профиль коня. Видимо, этот образ рвущейся вперед фигуры и одновременно его незавершенность вполне могут символизировать поколение спешивших созидать и творить, но не успевших даже пожить и полюбить; поколение, воспитанное в духе не показного, а истинного патриотизма, и потому в 1939-1945 годах самоотверженно отдавшего жизни при защите нашей Родины.
Чтобы найти место его гибели и захоронения, я потратил немало времени, но поиски долго не давали никакого результата. Но, как говорится, кто ищет, тот находит. И найти мне помог форум историко-краеведческого объединения «Карелия», точнее, его участник vaeltaja, недавно предоставивший мне сведения о месте гибели и об единственной в районе упомянутого озера (ныне Правдинского) братской могиле, где, скорее всего, похоронен дядя. Посещение этой местности теперь является для меня долгом.
