15.08.2017 12:28

Врач Архангельского областного роддома: «На себя возьмём только тяжёлые случаи»

Николай Павловский, врач-неонатолог высшей квалификации

Николай Павловский, врач-неонатолог высшей квалификации, кандидат медицинских наук  –  о том, как дать шанс выжить каждому родившемуся

– Николай Валентинович, вы занимаетесь здоровьем новорождённых, при том проблемных. Их количество как‑то меняется из года в год?

– Рождение детей – праздник для всех, в том числе и для медицинского персонала. Увы – не все дети рождаются здоровыми. И количество детей, которым требуется хорошая специализированная помощь, с каждым годом увеличивается. При том что количество родов уменьшается. И не всякая больница может оказать им нужную помощь. И из года в год приходится вывозить этих детей и из центральных районных больниц, и из межрайонных центров. В прошлом году было вывезено и госпитализировано более восьмидесяти новорождённых детей. Везём мы их и самолётом, и вертолётом, и машиной службы санавиации. Это тяжелейшее испытание для больного ребёнка, который иногда не может дышать самостоятельно или ему надо поддерживать артериальное давление, что тоже не всегда получается в дороге. Ехать и лететь с малышом приходится не один час. После таких перевозок уровень заболеваемости и уровень смертности увеличивается. Мировая практика показывает – лучше привезти беременную женщину на место, где и ей, и новорождённому ребёнку окажут необходимую помощь.

– Сколько детей вот так экстренно перевезли из районов в этом году?

– В этом году мы перевезли 44 новорождённых ребёнка – это кого мы смогли доставить. Я постоянно провожу мониторинг всех таких случаев – детей везём со всей области, вот, смотрите выписку – Каргополь, Савинск, Онега… Получается, что мало того что ребёнок родился, где ему не следовало бы, так он ещё и перенёс тяжелейшую дорогу, которая уменьшила его шанс на выживание. И вот вопрос – а почему мама при её осложнениях остаётся рожать в районной больнице, а не под присмотром специалистов в областном центре?

– И, правда, почему? Ведь кажется очевидным, что проще приехать маме, если есть проблемы, а не подвергать ребёнка и себя смертельной опасности? Или этого не понимают мамы и не знают врачи на местах?

– Иногда в глубинке нет даже акушерок, а женщины наблюдаются фельдшерами. А они не имеют возможность оценить факторы перинатального риска, который и даёт возможность прогнозировать – где женщине лучше рожать. И таких историй много – вот они у меня в папке лежат. Возьмём одну из них. У женщины, которая живёт в одном из северных районов области, уже был синдром потери плода – её предыдущие беременности заканчивались плачевно для детей. Но она спокойно себе живёт, полагая, видимо, что если её никуда не направляют, значит, на этот раз всё хорошо. В итоге к ней поехали бригады – реанимационная и акушерская, родоразрешили оперативным путём. При этом долгое время ребёнок находился без околоплодных вод, потом его и маму тоже долго везли к нам. Представляете, насколько это тяжело обоим?

– Как ребёнок?

– Он попал к нам в реанимацию, сейчас уже пошёл на второй этап выхаживания в детскую больницу.

– Конечно, меньше всего хотелось бы говорить какие‑то упрёки в адрес самой мамы – ей и так досталось. Но всё же в таких ситуациях и самой можно было бы предположить, что есть очень высокий риск неблагополучных родов…

– Иногда женщин, у которых беременность идёт неблагополучно, бывает трудно убедить родить ребёнка в условиях, где смогут обеспечить всю необходимую помощь. И остаются дома.

– Что говорят?

– Чаще говорят, что детей не с кем оставить, что муж может запить, что ехать никуда не хочется.

– Но ведь всё равно приходится потом ехать, но уже санавиацией, а в больнице находиться намного дольше и с тяжёлыми последствиями.

– Так обычно и происходит. Знаете, какой аргумент при отказах ехать в областной роддом меня больше всего убивает? Извините мою эмоциональность, но накипело. Когда мужья говорят – а куда же я цветы принесу? Я же хочу жену красиво встретить. Не хочется употреблять резких выражений, но – увы – бывает, что цветы они уже несут на могилку! Вот смотрите записи в отчёте за последние полгода: «не транспортабельный», «не транспортабельный», «не транспортабельна»…

– И чёрная полоса. Это что означает?

– Означает, что эти дети умерли. При том к ним приезжали бригады санавиации, пытались их спасти, а условий на месте не было. А дети могли бы жить, если бы мамы просто приехали на недельку раньше, тем более у нас есть места сестринского ухода. Мы бы подготовили их к родам, они получили бы всю необходимую помощь. То, что сейчас позволяет делать техника и высокая квалификация врачей – просто космос! Во всяком случае будет сделано всё возможное, чтобы ребёнок выжил даже в самых тяжелейших случаях.

– А какие случаи патологий новорождённых сейчас встречаются чаще всего?

– С 2013 года у нас идёт регистрация детей с экстремально низкой массой тела. Бывает, что дети рождаются до килограмма – такой ребёнок не может сам дышать, не может сам есть, артериальное давление ему тоже приходится поддерживать искусственно. Если такой ребёнок рождается в районной больнице – всё, он уже не транспортабелен, он умирает, не получив помощь. У нас есть бригада неонатологов в санавиации, но она одна на область. Пока прилетит, пока доставит…

– А сколько всего неонатологов работает в области? Такие данные есть?

– На всю область – 61 специалист. Как говорится, это «штучный товар». Хорошего неонатолога вырастить очень трудно. В основном такие специалисты работают в областной детской больнице, у нас – в областном роддоме, в роддоме имени Самойловой, в Северодвинске, в Вельске, Котласе. Но даже, если бы эти специалисты были и работали в каждой больнице, всё равно без специальной техники по‑настоящему помощь оказать невозможно. Любая высокотехнологичная помощь возможна в крупных медицинских центрах. Бывает, что и мы отправляем будущих мам на дополнительное обследование в Москву, Санкт-Петербург – там ещё более высокий уровень.

– Когда откроется новый перинатальный центр, у вас появятся какие‑то дополнительные возможности?

– Конечно, уже закупается новое оборудование, набираются специалисты.

– И всё же остаётся тот же вопрос – как выявлять проблемные беременности и убеждать будущих мам ехать к вам? Иначе – какой смысл?

– Будет разработана специальная схема, она уже создана в Ростове-на Дону, в Воронеже, Коми Республике. Суть в том, что женская консультация берёт на обследование беременную женщину и автоматом её данные вводит в лечебную сеть, где идёт отслеживание этой беременности по этапам. И вся эта информация скапливается в нашем перинатальном центре, где акушер-гинеколог дистанционно видит, что с этой женщиной происходит. И он помогает доктору, который её наблюдает, составить план перинатального риска и спрогнозировать, где эта женщина должна родоразрешаться. На уровне перинатального центра – если это необходимо. Или на уровне межрайонного центра, где могут проходить физиологические роды. Эта система должна заработать. Как раз сейчас в этот акушерско–консультативный центр набирают штат. Ведь пока мы не знаем, что происходит с женщиной, мы не сможем ей помочь. Поэтому так важно получить полную информацию – и чем раньше, тем лучше.

– Вы сказали, что такая схема уже создана в других регионах. Есть какие‑то результаты?

– Ближе всего к нам Коми. Там такая система очень хорошо и давно работает. У них из отдалённых центров привозят экстренно одного ребёнка из тысячи родившихся. А у нас – восемь. На Западе тоже такая же система действует. В Финляндии, например, где бываю часто. А не то, что мы тут что‑то своё придумали. Признаться, не понимаю, почему столько споров и эмоций по этому, как мне кажется, совершенно бесспорному вопросу – детей и мам надо спасать, если это требуется, там, где есть условия и специалисты.

– Возможно, просто есть непонимание, что же у нас происходит в этой сфере. Когда я услышала о «создании схемы новой маршрутизации рожениц», у меня, признаюсь, тоже сжалось сердце – по опыту многих наших реформ в медицине, можно предположить, что на этих маршрутах они и будут теперь рожать. Вот почему так важно и необходимо говорить по‑русски! Вы говорите по‑русски, и я хорошо всё понимаю.

– Тогда объясню – мы на себя хотим взять всю патологию. Только тяжёлые случаи, которые теперь будет возможность выявлять заранее. Это важно и для врачей в районах, чтобы их обезопасить и облегчить им жизнь. Часто доктор не выходит семь дней из отделения, потому что он один – я сам начинал работать в Шенкурске, хорошо представляю ситуацию. И вот родится ребёнок, который требует особого ежеминутного наблюдения, доктор будет к нему привязан, пока эта ситуация не разрешится – или мы его увезём по санавиации, или же ребёнок умрёт. Зачем до этого доводить? В районах есть роддома, где принимают одни роды в два-три дня или даже неделю. Чтобы врач имел хорошую квалификацию, надо, чтобы он работал ежедневно. И случается, что он теряется при небольшом осложнении. Но ещё повторю – если мы увидим, что с беременностью всё в порядке, женщина может родить ребёнка в ближайшей от дома акушерском стационаре.

– То есть всех в перинатальный центр вывозить не будут?

– Это неправильно, да и невозможно. Мы ведь и сейчас специализируемся на сложных патологических случаях. У нас на базе областного роддома действует консилиум, куда входят генетики, специалисты УЗИ, акушеры-гинекологи, реаниматологи, неонатологи, кафедральные работники, другие специалисты – хирурги, нейрохирурги, кардиологи. Каждую неделю проходит заседание этой комиссии с приглашением беременных женщин, у которых были выявлены проблемы, а также их родственников. Дальше уже расписывается план ведения этой беременности, или же рекомендуем её прерывание, если есть ясность, что ребёнок родится нежизнеспособным. И такая консультативная помощь должна быть доступна всем женщинам, независимо от того, где они проживают.

– Есть ещё такой момент – вот вы здесь выходили ребёнка, который был между жизнью и смертью. А что потом происходит, когда он выписывается? Он же не становится сразу здоровым, наверное, требуется продолжение его лечения?

– Да, иметь дело с такими детьми часто боятся сами педиатры – что с ними делать, какое питание им необходимо, какой уход? А ведь есть населённые пункты, где и педиатров нет. Особенность перинатального центра в том, что ребёнок, который был в реанимации и получил первый этап лечения, остаётся под наблюдением. Он выписывается домой, а вся информация остаётся у нас. В его наблюдении будут участвовать не только педиатры, а целая команда специалистов, которые создадут программу его восстановления. Они будут консультировать тех медицинских работников, которые его наблюдают по месту его жительства. Только так можно полноценно восстановить его здоровье. И эта служба катамнеза, которая будет отслеживать состояние детей в динамике, сейчас создаётся. Туда подбираются специалисты, предполагается, что её возглавлю я. В эту службу войдут педиатр, невролог, хирург-ортопед, окулист, иммунолог, вакцинолог, кардиолог, пульмонолог, гастроэнтеролог, логопед, лор. При необходимости будем приглашать специалистов для консультации.

– И мамам не надо ходить по специалистам, они сами им окажут необходимую помощь?

– Думаю, что мы подробно расскажем о работе этой службы, чтобы было понимание её важности и её возможностей. Ведь суть не в том, чтобы родить. Суть в том, чтобы родился здоровый ребёнок. А если уж возникли трудности, то было бы кому вовремя помочь. Вот тогда папы пусть встречают маму и ребёнка и с цветами, и с песнями. Ведь его рождение – на самом деле большой праздник. А наша главная задача, чтобы его ничто не омрачало.

Нашли ошибку? Выделите текст, нажмите ctrl+enter и отправьте ее нам.
Беседовала Светлана ЛОЙЧЕНКО. Фото автора